Грин Грин - Кетополис - Киты и броненосцы

• Название: Кетополис - Киты и броненосцы
• Автор: Грин Грин
• Жанр: Киберпанк

Культовая серия книг "Кетополис: город китов" Грея Ф.Грина (Grey Ph.Green), ранее не издававшаяся в России, уже успела завоевать миллионы поклонников по всему миру. Действие книг происходит в начале XX века на вымышленном острове на стыке Индийского и Тихого океанов. Там правит жестокий и таинственный одноногий Канцлер, мечтающий уничтожить всех китов в мире. К его услугам паровые машины — автоматоны, и жестокая извращенная наука об электричестве. Против Канцлера выступают как простые люди, так и мрачный кровавый маньяк Вивисектор. Что делать героям, оказавшимся между двух огней? И так ли уж не прав Канцлер, желающих уничтожить китов? И так ли они безобидны, как думаем мы? Критики сравнивают автора с его знаменитыми предшественниками: "Кетополис — это роман-мозаика, в котором "Моби Дик" Мелвилла встречается с "Островом доктора Моро" Герберта Уэллса".

От переводчика:

Я постарался сохранить стиль оригинала, насколько это возможно. Автор меняет стиль для каждой истории, так что это непросто. Заранее извиняюсь за возможные ошибкию К тому же часть фрагментов переводил не я. Куски будут выкладываться по мере готовности.

_{Буду рад указаниям на любые заманиечя и ошибки.}

_{Напоминаю, что перевод романа сделан энтузиастами и не преследует коммерческой цели. И еще одно — скажите, вам понравилось?:)}

Антон Кирпичов

---

Мне не хотелось ехать, поэтому я отбил телеграмму, что согласен и прошу 15000 рублей за 10 спектаклей. Я думал, мне откажут, поскольку сумма была невообразимой. Каково же было мое удивление, когда на следующее утро я получил ответную телеграмму. Там было всего одно слово: "Согласен".

Говорят, что нет оперы глупее, чем "Левиафан" Фолетти. Я скажу на это: неправда. Есть.

Продолжение перевода будет

* (-) так я обозначаю выпавшие фрагменты. В книге, что у меня, это места, где текст либретто уничтожен морской водой.

История инспектора: Прощание с Баклавским

I. Ручей

Кто-то всё время был рядом, и сначала Баклавскому казалось, что это маленькая девочка, любимая внучка Дядюшки Спасибо. Ей позволялось больше, чем остальным, и она бродила по всем закуткам курильни как симпатичный смешливый призрак.

Баклавский часто заморгал и пошарил руками по подушкам, пытаясь найти куда-то уползший мундштук кальяна.

— Зачем тебе опять курить? — ласково спросила из-за спины Тани Па. Он ощущал на затылке ее легкое дыхание и знал, что она улыбается. — Уже утро, и пора просыпаться.

Баклавский хотел повернуться на другой бок, к ней лицом, но сиамка остановила его мягким прикосновением ладони. Тогда он чуть придвинулся к ней, чтобы почувствовать спиной ее тело.

— Ты смешной, — сказала она. — Никто не верил, что человек с золотыми волосами может так выучить наш язык.

— Иначе мне пришлось бы всегда ходить с переводчиком, — сказал он. — Водить его с собой всюду-всюду, и сажать около постели, чтобы ночью он переводил мне всё, что ты шепчешь.

— Он бы краснел и смущался, — хихикнула Тани Па, — но в темноте этого бы никто не заметил.

Баклавский тоже засмеялся:

— Было бы еще хуже, если б он начинал переспрашивать. Как вы сказали, госпожа Па? Вы не могли бы шептать погромче?

— Да, Лек-Фом, ты очень умный и обходительный, спас нас от таких неудобств!

— Не зови меня, пожалуйста, Златовласым. Так говорят те, кто хочет обмануть.

— А таких много?

— Конечно! — Баклавский потянулся, пошевелил пальцами, разгоняя кровь в застывших ступнях. Он привык во сне высовывать ноги из-под одеяла, а под утро стало совсем холодно, и вдоль Ручья веяло стылой морозной сыростью. Где-то совсем поблизости швейной машинкой прострекотала маломощная джонка. — С моей-то должностью… Кто-то врет в глаза, кто-то таит обиду, мечтает о мести, кто-то пытается угрожать.

— У тебя вредная работа, — сказала Тани Па. — Нужно просить духов, чтобы дали тебе другое дело.

— Никого просить не надо. Через пару недель этой работы и так не станет. А никаким другим делом я заниматься не умею.

Рядом неслышно осыпался в воду пепел — догорел смоляной шарик, их на Ручье использовали вместо фонариков. Бронзовые рельсики, оставшись без груза, качнулись вверх, привели в действие спусковой механизм, и новый шарик — гррллл! — начал свое путешествие из глубины курильни. Прокатился над маленьким газовым огоньком, полыхнул, и, набирая скорость, помчался дальше. Так по субботам выскакивают шары из Большого Лототрона. Гррллл! Остановился у заглушки на самом конце рельсиков, над тёмной водой ручья, и через мгновение засветился ярко и ровно.

— Мой бедный-бедный страж! Ловишь других, а не можешь поймать самого себя… — улыбнулась Тани Па.

Из Нового порта приплыл тягучий рев флагмана броненосной флотилии. Дунул ветер, забравшись в тёплое гнездо, где так уютно спалось.

— Жалко, что ты умерла, — сказал Баклавский, чувствуя как тает, исчезает ощущение ее присутствия.

А остается пустота, перекрученные подушки, погасший кальян, и теплый каркас гнезда. По медным трубкам, царапая изнутри стенки, плывут крохотные пузырьки воздуха, влекомые потоком горячей воды, и этот еле слышный шум — как бесконечный выдох, не воспринимается сознанием, но всё время рядом. И вокруг уже бурлит утренняя жизнь, Ручей торопится работать, торговать, возить, обманывать, ублажать — артерия в сердце Пуэбло-Сиама.

Нежное сонное солнце выползло из утренней дымки прямо над водой, и розовые блики защекотали веки, заставили улыбнуться и чихнуть.

Прямо напротив Баклавского маленькая девочка оседлала широкие перила нависающей над водой веранды. Тихонько напевая по-сиамски, она складывала из большого листа бумаги сложную фигурку.

Увидев, что Баклавский открыл глаза, девочка повернулась и бросила ему на колени бумажного кита.

— Пау! — звонко крикнула она, наверное, пытаясь напугать. — Таан йо ийи пла!

Баклавский сел, щурясь на неяркое еще солнце. Кутаясь в одеяло, свесил ноги из гнезда и нащупал ледяные тапочки.

— Май! — позвал он.

— Здесь Чанг, шеф, — ответил другой помощник, брат-близнец Мая, сидящий на перилах, как и девочка. Закутанный в плед, он напоминал разноцветную растрепанную ворону. — Май в доме, у аппарата.

— Звонили из форта?

— Только что. Уже хотел вас будить. Рыбаки возвращаются, все вместе. Хороший признак.

Форт нависал над входом из океана в канал, ведущий к бухте и Новому порту. За счет хороших отношений с военными Баклавский проспал лишний час, вместо того, чтобы в бессмысленном ожидании встречать восход солнца на рыбацких пристанях сиамцев.

— Катер?

— Под парами, — ответил Чанг.

Веранда не предназначалась для обычных посетителей — лишь четыре теплых гнезда располагались здесь, обращенные открытой стороной на восток, против течения Ручья. К каждому вёл свой коридорчик между ширмами, так что гости не могли видеть друг друга.

Баклавский откинул одеяло и остался в длиннополом халате, расшитом пестрыми рыбами и осьминогами. Пытаясь удержать остатки тепла, прошмыгнул с веранды в курильню.

Длинный слабоосвещенный коридор вел в гардеробную, где нужно было переодеться и привести себя в порядок. Наутро после опиума Баклавский всегда чувствовал себя преувеличенно бодро, но знал, что к обеду от этой энергии не останется и следа. И будут мучительно долгие сумерки, одинокий вечер и, вопреки логике, бессонная ночь. После того, как в пламени пожара исчезла Тани Па, ночи стали пугать Баклавского своей безразмерностью, черным омутом, в котором тонешь и не можешь утонуть.

Одна стена коридора щетинилась криво подогнанными бамбуковыми планками, другая лоснилась старым шелком. Затертая плечами, где-то порванная или совсем обесцветившаяся, местами в винных и чайных пятнах, вышивка, как обычно, притягивала взгляд.

Огромный, во всю длину коридора, кит весело плескался в кружевных волнах. По пути на веранду Баклавский всегда рассматривал фонтан, бьющий из китового дыхала. Каждая капелька сначала превращалась в маленького ребенка, а потом во взрослого человечка. Люди разлетались высоким веером, и падали вниз уже седыми старичками. Среди них можно было рассмотреть воинов в блестящих доспехах, круглобоких кормилиц, лысых монахов в оранжевых одеждах, жадных узколицых сборщиков податей и мудрецов с наморщенными лбами.

Сейчас, проходя с веранды в кабинет, Баклавский вдруг разглядел, что бок кита взрезан, и маленький пузатый сиамец, похожий на Будду, расставляет по красным стенкам китовьего нутра плоские ритуальные свечки. Дым от каждой складывался в фигуру животного, цветок или сложный узор сиамских букв.

В хвосте кита, угрожающе вздыбленном над поверхностью воды, полной маленьких рыбацких джонок, торчал гигантский трехзубый гарпун, и от него уходил толстый плетеный трос — прямо под наличник двери.

Баклавский бывал в курильне не так уж и часто, раз в две-три недели, когда совсем заедала тоска. Ему всегда предлагался именно этот кабинет. По должности он не мог себе позволить уснуть под кальян на коврах общего зала. Кабинетом назывались четырехкомнатные покои, плюс ванная комната, плюс подогреваемое гнездо на веранде, где Баклавский предпочитал спать в любую погоду. Плюс полная конфиденциальность, гарантированная и соблюдаемая хозяином заведения.

— Доброе утро, шеф! — бесстрастноликий Май поднялся из узкого кресла рядом со входными дверями и столиком с телефонным аппаратом. — Дядюшка Кноб Хун надеялся застать вас за завтраком.

В ванной комнате лилась заранее настроенная теплая вода, в титане гудело пламя. Блестел хромом новенький бритвенный прибор. Полотенца пахли экзотическими травами. В запотевшем зеркале Баклавский взглянул на свой мутный контур. Провел по стеклу рукой. Из чистой полоски со сбегающими каплями на него смотрели усталые глаза начальника Досмотровой службы Его Величества старшего инспектора Ежи Баклавского. Одинокого, нелюдимого, неуживчивого, иногда спесивого и надменного, порой изворотливого, но чаще весьма принципиального, слегка полноватого, русоволосого, с выгоревшими от постоянной работы на улице волосами, бровями, ресницами, обронзовевшей кожей, острым и крупным носом, тяжелым двойным подбородком, и постоянным выражением недоверия на лице. Ну что, Лек-Фом, улыбнулся человек в зеркале, повоюем еще?