Андрей Тургенев - Спать и верить.Блокадный роман

• Название: Спать и верить.Блокадный роман
• Автор: Андрей Тургенев
• Издательство: Эксмо
• Жанр: О войне
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-699-23557-5

Ленинград, конец 1941 года. Холод и голод.

Загадочный эмиссар пишет агентурные письма Гитлеру. Разрабатывается зловещий «План Д» — взрыв Ленинграда в случае его падения.

Молодой полковник НКВД, прибывший из Москвы, готовит покушение на Кирова и вдруг влюбляется во вчерашнюю школьницу Варю.

А Варя ждет с фронта своего жениха, помогает что есть сил маме и друзьям, видит сны и верит в Победу. Станут ли сны вещими?

Роман печатается в авторской редакции. С сохранением авторской пунктуации, орфографии и морфологии. Все искажения исторических названий и имен — намеренны.

---

141

— Мы, доча, в море-то бывало с отцом выплывем, я на матрас надувной заберусь, а он меня так качает, качает… И тепло вокруг, так те-епло. И даже вода тепла-ая!

— Ох, мамушка!

— А бывает рыба-дельфин подплывет, и носом так — раз, раз!

Они притихли, за окном медленно падал снег, как он это делает и в войну, и в чуму, и в мирные счастья, а они смотрели на него. Как две кошки, подумала Варенька. Мороз на окна уже занамерзал, но пока сквозь было видно.

— Отца-то брали, — сказала вдруг мама. — Тоже вот так смотрели в окно, снег свежий лежал. Потом отвернулись, потом он глянул — а там следы к парадной, по снегу-то. А не было следов! Отец сразу понял: за мной, говорит, пришли! Слышим, а в дверь-то стуча-ат.

Варенька сразу представила картину ту в красках, сердечко застрекотало. Окно было то, куда клеили с Арькой в начале войны обезьян-пальмы. Вот они и сейчас еще половина хвостами цепляются. Знала бы такую историю, не клеила бы веселья на такое окно.

— Вот давай проверим, — сказала мама.

— Что? — вскрикнула Варенька. Ощущение беды заклубилось в комнате, подобно газу.

— Отвернемся и глянем, что будет.

— Мамушка!

— Пожалуйста, Варвара.

Ну хорошо. Отвернулись от окна. В глазах у Вареньки потемнело, будто кто-то давил на глазные яблоки. В уме замельтешились детские страшилки: про красную руку, про черный рояль. Что происходит?

— Есть, доча, — послышался мамин голос. Варенька метнулась.

— Нет-нет-нет!

В пустом дворе тянулись по свежему снегу цепочки следов. Показалось, что очень больших, пятидесятых размеров, таких следов, которыми ПРИХОДЯТ.

— Как тогда, — сказала мама. — Слышим, а в дверь-то стуча-ат.

142

На роскошной парадной лестнице ученые, робкие как овечки, стояли в очередь на обед. В городе многие разговаривали с собой, но ученые бубнили себе под нос почти поголовно. Директор ЭЛДЭУ словно разгадал Максимову мысль:

— Я прислушиваюсь, может кто какие формулы или научные выводы. Нет, все о еде. Такое уж наше время, Максим Александрович. В былые эпохи… У нас ведь и призрак свой водится, и тайный ход, и чего только нет…

— Призрак?

— Когда великий князь скончался, вдова Мария Павловна завела с тоски карточные вечера. И офицер один, Гавгуев, проигравшись в пух, будто проветрится вышел, а сам в Зимнем саду повесился. Теперь, ясное дело, является. Я не видал, врать не стану, но многие сотрудники — встречали. Повариха бывшая на нервной почве даже слегла, пришлось ее эвакуировать. Как раз ученых отправляли, и ее вписали из милосердия. Так что, если ночью останетесь и в кабинет вам из саду постучат — знайте, он!

Максим улыбнулся.

— А что за ход?

— По легенде, великий князь для друзей ночами в Эрмитажном театре оргиями баловался… Ну, вот и ход тайный, чтоб не через улицу. На оргию, согласитесь, по тайному ходу логичнее.

— Это если тайная оргия. А таить оргию как-то… Я думаю — хочешь оргий, имей смелость в открытую.

— Любопытная точка зрения! Но ведь не в смелости лишь дело, а вес иметь нужно. Не от жены князь, допустим, скрывал. А от царя. Тот бы не погладил!

— Господь с вами! Это как раз княгиня могла не знать, а уж царь-то о том, что в Эрмитажном театре творится, в курсе был, не сомневайтесь.

— Да, пожалуй. Тут я сгорячился. Но еще ведь и общественное мнение, репутация августейшей семьи…

— Какая же репутация? Вы вот знаете об оргиях. Теперь и я.

— Все же легенда через века… не факт.

— А ход — тоже легенда через века?

— А вот кажется, что и не легенда, Максим Александрович. Я его нашел, кажется.

— Нашли ход?!

— Да вот только что, и не доложил еще. Еще по теплу, то есть, ремонт в подвале производили, и там за штукатуркой — что-то навроде двери. Ну, такая, со стеной спаянная, что и не дверь. Но со скважиной! Я взял на заметку. А на днях в библиотеке рылся, а там шкатулка с ерундой на верхних полках, и там смотрю — ключ. С эмблемой такой, ихнего времени…

— И что?!

— Ну я так его в скважину, просто для пробы… Подходит!

— И не доложили?! Вы в своем уме?!

— Так это… Не успел. Праздник готовили, сами понимаете… Суматоха!

— С этим же под трибунал! Вы открывали?

— Попробовал… Открывается! — но я дальше ни-ни.

— И где же ключ?

— В сейфе.

— Несите-ка быстро!

143

И в дверь постучали.

«Нет-нет-нет!», — вскрикнула Варенька, сама не понимая, против чего нет: не маму же пришли арестовывать, не ее же саму ведь?

Оказалось — Рыжковых арестовывать. В понятые определили Патрикеевну и поначалу к ней в плюс Вареньку, но она почти теряла сознание, Генриетта Давыдовна лежала пластом, так что самой здоровой мама оказалась, ее и в понятые. Варенька застряла на табурете в коридоре, кто-то, кажется из ТЕХ, тянул нашатырь, мелькали лица, выяснились сведения страшные и неправдоподобные, она кричала «нет», потом оказалась на кровати. Ее допрашивали сквозь туман, нет ли в комнате рыжковских вещей, отрицала, потом уже сообразила, что кровать-то под ней арькина, вкусилась в подушку: не может быть!

Кровати-то их, ее и Арьки, стояли ровно через стенку, спали они в полуметре друг от друга. Причем когда-то Варя спала у другой стены, и у Рыжковых в комнате иначе мебель рассредотачивалась, а со временем все так вот удачно переставилось. А теперь кровать словно просто сквозь стенку под Вареньку просочилась.

Не может быть!

Возились долго, но наконец дверь хлопнула, Варенька встрепенулась посмотреть вслед: Юрий Федорович шел по двору ссутулившись к земле, его придерживали под локти, а Кима не придерживали, чем он и воспользовался. Швырнулся вдруг в глазницу окна на первом этаже. Эти аж остолбенели, двое бросились туда же, один поскользнулся, задержались, только теперь стали стрелять. Было у Кима время. Квартира та стояла пустая, Варенька знала, а черная оттуда лестница выводила в цепь проходных дворов, откуда и в Поварской можно свернуть, и к Марата. Настоящий шанс!

— Молодец! — прошептала Варенька и тут же снова в подушку рухнула.

Как же так! Второй раз арестовывают в квартире, и снова несправедливо. Арька не мог сдаться в плен. Таких отважных — он один был на всю школу, на весь свет.

Что же делать?

144

— Ты тут чем маешься? — заглянул неожиданно Рацкевич, не щелкнув перед заглядыванием и сделав тем самым Арбузову врасплох. Взял у него из руки клетчатую бумажку.

— Ну я почуял, сука, что ты опять со всякой парашей… Фландрская цепь счастья состоит из таких писем… Цепь, в жопу, счастья! Она запущена во Фландрии в одна тысяча семьсот двадцать девятом году году одним ученым. Каждый, кто получил письмо, должен переписать его четыре раза и разослать четырем людям. Сделать это нужно в течении четырех, сука, дней. Обалдеть! Кто выполнит условие, тому получится на четвертый день нежданное счастье… Корову, сука, бесхозную на Невском найдет, так? Мешок муки? А кто не выполнит условия — тому кердык… Это что такое?

Рацкевич смял письмо, схватил Арбузова за горло, тот хрюкнул.

— Что за мерзость, я спрашиваю?

Арбузов пытался ответить, но Рацкевич давил так нормально, а увидав, что рот раскрылся, хайдакнул туда письмо. Толкнул Арбузова, тот упал со стулом. Выплюнул «фландрскую цепь», выпалил:

— Михал Михалыч, их уже много. Сегодня с утра… минимум пять случаев… в почтовых ящиках горожан! Текст сходен, за исключением слова «кердык», оно лишь в этом, а в других — «амба». Это вражеская провокация!

— Провокация, считаешь, — почесал нос Рацкевич. — Нук дай другое такое! Цепь запущена во Фландрии в тыща семьсот, сука, двадцать сраном году одним ученым… Ну так ученым же!

— Да-

— Так отдай масквичу, балбес! Он теперь по всем ученым. Кроме тех, кто по плану «Д», так — нет, идиотик? Через час ко мне с докладом по «Д»!

Дверь, выходя, сшиб с петли.

Арбузов вздохнул, с ненавистью подумал о Максиме, притянул план «Д».

«В районе обучался подрывному делу лишь один человек; там ему был показан огневой способ взрывания, причем детонирующий шнур и пользование им не демонстрировались, хотя на большинстве заводов этот шнур понадобится. Никто из выделенных исполнителей подрывному делу не обучался. ВВ еще не получены. Подана заявка на получение полтонны тола, 1000 капсюлей, 7 клм. детонирующего шнура, 1000 электродетонаторов…»

Которых нет.

Арбузов просто взвыл от обиды и злости. Почему ему, а не москвичу, достался этот поганый план?

Надо кости размять, успокоиться, рюмку выпить. Дверь в хозчасти велеть. Украдкой не встретить Рацкевича, выглянул в коридор. После хозчасти добрел до Ульяны, она допрашивала расхитительницу. Рожа в разводах, беличий жакет, молодая красивая баба. Могла бы жить. Не повезло.