Меир Узиэль - Демоны Хазарии и девушка Деби

• Название: Демоны Хазарии и девушка Деби
• Автор: Меир Узиэль
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2008

Особое место в творчестве известного израильского писателя Меира Узиэля занимает роман, написанный в жанре исторической фэнтези, – «Демоны Хазарии и девушка Деби» («Маком катан им Деби»).

Действие романа происходит в таинственной Хазарии, огромной еврейской империи, существовавшей сотни лет в восточной Европе. Писатель воссоздает мифологию, географию, историю, быт мифической Империи иудеев. При этом населяет страницы романа живыми, узнаваемыми героями, насыщает повествование их страстями, любовью и ненавистью, пороками и благородными побуждениями. Роман держит в напряжении и не оставляет равнодушными сотни тысяч читателей, ознакомившихся с ним на иврите.

Теперь одна из любимейших книг израильтян приходит к русскоязычным читателям.

---

В Итиле речные станции оставались на местах, чтобы следить за мостами над семьюдесятью устьями, впадающими в Хазарское море. Это было семьдесят рек, петляющих, окружающих и пересекающих Итиль, тридцать с востока, тридцать с запада, и десять проходящих через сады и парки, окружающие Итиль, который и вырос на десятках островов между этими реками. И вся эта, в общем-то, хрупкая и сложная система требовала постоянного надзора тех, кто знал нравы этих рек, их течение и внезапные подъемы уровня вод. В первые дни, пока не упорядочили эти станции надзора, было много наводнений и заторов.

Также требовалось дежурство в ключевых местах сети каналов и арыков, орошающих поля риса вокруг Итиля. И гневались люди, хранящие традиции Хазарии, правила кочевья, их порядочность и красоту, на этот огромный, блистающий изобилием и богатством город, развращающий и лишающий души чистоты. И не говорите, что нет ничего в этом особенного, сердились мудрецы Хазарии, все это в глубокой степени непорядочно, и вы еще за все это дорого заплатите.

Есть еще места поселений, отличных по своему характеру – пограничные города на востоке, стоящие против кровожадных, любителей убивать, степных племен. Также и на юге, в высоких неприступных горах, в крепостях на утесах, в ловушках перевалов против мусульман, которые невозможно оставить без охраны, даже если сейчас повсюду спокойствие и мир.

Но во всех остальных местах разбирают дома, выбрасывают все ненужное, что собралось за шесть месяцев лета или шесть месяцев зимы. Размягчают в печи окаменевшую грязь, извлекают из нее все железное – трубу, двери, решетки. Все это загружают на телеги с высокими колесами, включая части дома, пять сундуков, постельное белье, подушки, пару игрушек, с которыми дети не могут расстаться, пищу в дорогу, и отправляются в путь.

Дети в венках цветов идут впереди и разбрасывают литья мяты и лимонные корки по сторонам, за ними идет ансамбль девушек, на головах которых короны из перьев и цветов тростника, танцуя в ритме барабана и шофара и выкрикивая «эй, эй» и «го-го-го», воздымают руки и подпрыгивают в знак почета идущей впереди них и возглавляющей этот пестрый хоровод всегда – жены воинского командира этого поселения или другого военачальника.

На военной базе девушки тренируются целый месяц до выхода в дорогу, иногда до трех часов ночи. Родители беспокоятся, приходят узнать, почему их дитя не вернулось домой до трех утра, да еще из военного лагеря, и находят дочерей на сцене столовой, измотанных, потных, и руководительница ансамбля заставляет их вновь и вновь повторять одновременное поднятие и всплеск рук.

Вслед за ансамблем девиц Хазарии несут в паланкинах уважаемых людей страны широкоплечие рабы, в основном, шведы, или болгары и поляки, венгры, и печенеги, и турки. Иногда несущие паланкины устраивали пляски перед очередной остановкой или новым выходом в путь. И это приводило к тому, уважаемые хазары со слабой печенью страдали от рвоты.

Но не было возможности возразить громким крикам народной массы, окружавшей паланкины известного раввина, старосты села или главы полиции и требовавшей: «Пляску! Пляску!»

Малыши, идущие во главе каравана, обычно уставали до первой остановки, и у них не оставалось не листьев мяты ни лимонных корок.

На остановке их ожидал небольшой лагерь, шатер штаба и множество лотков, продающих горячие напитки, молоко с медом и пироги, булочки с сыром и зеленым салатом.

Покупали все, пили и ели. Матери забирали детей, часто жалуясь, ибо дети Хазарии клялись перед таким походом, что будут идти во главе каравана до нового места. Но каждый раз, и так во всех переходах тысяч поселений, в течение всех четырехсот лет существования империи, они выдыхались до первой остановки, и все возражения и протесты были впустую. Матери, которые видели своих детей уставшими, проявили упрямство и победили. И дети после первой остановки сидели тихо на телегах, сердясь, что им не дали возможности продолжать, но ножки их действительно устали после восьмикилометровой двухчасовой интенсивной ходьбы.

И теперь девушки вели караван, но на второй остановке и им было дано указание разойтись по семьям, отдохнуть, умыться и ждать поздних часов после полудня, когда их снова вызывали четырьмя звуками шофара. И они снова утраивали шум и представления на восьмикилометровом отрезке, который предстояло пройти в этот день и войти с песнями в ночной лагерь.

Все оставляли телеги, расстилали спальные мешки. Мужчины в талесах собирались на вечернюю молитву, а вокруг стояли женщины, смотрели и немного сплетничали.

Затем разжигали костры. Продавцы передвижных лотков драли три шкуры, отлично прокручивая свои дела, соблазняя вкусными изделиями из квасного теста накануне Пейсаха.

Становилось поздно. Молодые, одолевали естественную усталость, оставаясь вокруг костров, пили пиво, загипнотизированные языками пламени, но, в конце концов, и они оставляли костры, и это происходило обычно на второй-третий день похода, ибо дорога сильно утомляет. Засыпали на бизоньих шкурах, перебирая пальцами шерсть и взволнованно поглядывая на красивых девушек перед погружением в сон. Тишина и мгла накрывали всех, и звезды с высоты с любовью поглядывали на них. Если начинался дождь, быстро разворачивали легкие временные крыши и вычищали грязь, попавшую между пальцами ног.

Глава двадцать седьмая

Такой переезд из зимнего города в летний длился от двух до шести дней. В конце похода их ожидали дома в новом поселке, которые в большинстве своем были возведенные на том же обозначенном месте, как в предыдущие годы. И так в течение дня возникал поселок с теми улицами и номерами домов и теми же перекрестками, и он существовал полгода, а в увеличенный лунный год – семь месяцев.

Всегда были небольшие изменения. Семья, которая прибавилась, и значит возникал еще один дом на околице, или разбогатевшая семья купила у кого-нибудь более почетное место, и там возводила дом, расцвеченный с большим вкусом, более крупный загон для коз и более крупную конюшню, более изящно отделанные двери, больше флагштоков для стягов из большего количества шелка.

Или кто-то умер, кто-то развелся. Обо всем этом многое можно было найти в написанных семейных хрониках. Летний и зимний город были абсолютно одинаковы, как близнецы. Сам переход давал возможность хазарам избавиться от всего ненужного хлама, который накапливается без всякой нужды, так боролись с грехом накопления.

Самым прекрасным периодом был месяц Нисан, в котором до тринадцатого числа завершали возведение города и или села. Весна ликовала, заваливая мир цветами, сладким ароматом, птицами, и приближающийся пасхальный вечер придавал особую праздничность новому началу жизни. Это особое чувство, по которому скучали хазары, находящиеся далеко от дома по торговым и дипломатическим делам или будучи военными советниками в далекой Византии, Багдадской империи, Швеции. Или позже, когда уже не было их домов, и все было стерто водопадами забвения, они тосковали и плакали, когда ветер приносил знакомые запахи, но они уже не помнили, что это, почему и зачем.

Стерлись из памяти месяцы Ав и Элул, как говорится в знакомой песне. Кстати, строка хазарского поэта докатилась через неизвестных путешественников до Испании. Там услышал ее рабби Шмуэль Анагид, внес ее в свое стихотворение, затем это сделал поэт Натан Йонатан, а музыку написал композитор и певец Цвика Пик.

Тогда, в месяце Тишрей, за два дня до Судного дня, выходили в осенний путь к строительству зимнего города. Обычно, это была дорога на юг, но не всегда, порой спускались с горы в долину или уходили с берегов замерзшего озера в глубину страны, на восток и на запад и даже на север. Если эти переезды были в дни Суккот, то, конечно же, строили шалаши. И были такие города, местечки, села, возникшие в последние пятьдесят лет, которые планировали переезд именно в неделю Суккот, и заповедь сидения в шалашах, покрытых еловыми ветвями, благодаря этому выполнялась с большей прилежностью, согласно постановлениям мудрецов, блаженной памяти.

Каким великолепным было это странствие в Суккот, сколько пелось песен, сколько праздничных трапез под еловыми крышами, сколько танцев по кругу, парами, плясок с саблями, сколько соревнований по бегу с охотой на кролика, которого надо было поймать голыми руками, сколько упражнений с кинжалами, с луком и стрелами, по вечерам, в темноте. Сколько чудесного исчезло, и не было зафиксировано, и никто даже не верит мне, что это было, считая, что я все это выдумал. Они уверены, что ничего такого не произошло, и ничего такого не делали миллионы евреев в гигантской империи в течение четырехсот лет.

Глава двадцать восьмая

Напротив дома пчеловодов Гади и Малки расцвело вишневое дерево. И это было ясным знаком для каждого, что Малка и Гади не переносят свой дом в другое место.