Йорг Циттлау - Могло быть и хуже. Истории знаменитых пациентов и их горе-врачей

• Название: Могло быть и хуже. Истории знаменитых пациентов и их горе-врачей
• Автор: Йорг Циттлау
• Издательство: Питер
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-49807-508-2

Мы любим вспоминать великих людей и восхищаться их творениями. Но мало кто знает, что они могли создать гораздо больше выдающихся произведений, если бы не стали жертвами горе-врачей. Бетховен мог прожить еще несколько счастливых лет, не прими он лекарство из рук собственного доктора. Ван Гог не был сумасшедшим — он просто принимал ошибочно прописанный ему препарат. Жертвами врачебных ошибок стали Зигмунд Фрейд, Карл Маркс, Уинстон Черчилль, Эрнест Хемингуэй, Франц Кафка…

Впрочем, о том, кто еще из знаменитостей пострадал от горе-врачей, вы сможете узнать из этой книги. Ее автор, Йорг Циттлау, известен российским читателям по бестселлерам «Идеальная диета для 4 групп крови», «Странности эволюции. Увлекательная биология» и другим.

---

Троншен диагностировал у Вольтера доброкачественное увеличение простаты, хотя на самом деле это была уже прогрессирующая опухоль. Врач должен был об этом догадаться на основании болей и общего истощения пациента. Тогдашнего уровня знаний о возможностях лечения опухолей не хватило бы, чтобы спасти больного, но уменьшить его страдания было вполне возможно. Вместо этого Троншен разрешил Вольтеру пользоваться опиумным препаратом, от применения которого тот вскоре и скончался.

Перед смертью Вольтеру пришлось примириться с тем, что ему «было даровано восемьдесят четыре года жизни и восемьдесят четыре болезни». О том, что это было только литературно-ироническое преувеличение и что старик в его летах обычно и не может быть здоровее, он тоже знал. Да и что он мог сделать, если боли его становились все сильнее, здоровье катилось под откос и не было никакого приемлемого метода лечения. Будучи философом, он не стал возлагать ответственность на своего врача, а обвинил медицину в целом. Он замечал, что ее возможности переоцениваются, как, впрочем, и то, что сама она склонна к переоценке своих возможностей. Ее способы действия, по опыту Вольтера, могли быть выражены кратко: «Тайное искусство медицины состоит в том, чтобы отвлекать пациента, пока природа будет сама себе помогать». И так как даже природа ему не могла помочь, он в своей язвительной манере выразился так: «Если мы видим гроб, а за ним врача усопшего, то перед нами картина следствия, предваряющего свою причину». Вольтер умер 30 мая 1778 года, и этим закончились его физические мучения. В ночь на 31 мая его племянники вызвали хирурга, чтобы забальзамировать тело. Во время вскрытия хирургу бросился в глаза огромный мозг Вольтера. Родственники не имели ничего против того, чтобы хирург его сохранил. Сердце передали маркизу де Вийету, другу философа.

Троншен снова объявился через месяц, подробно описав другу в письме, какое «ужасное зрелище отчаяния и помешательства» представлял собой Вольтер перед смертью. В церковной газете со ссылкой на Троншена указывалось, что перед смертью философ был в «ужасном беспокойстве», и далее говорилось следующее: «Он воскликнул: «Я покинут Богом и людьми!» После этого он укусил свою руку, засунул ее в свой ночной горшок, схватил, что там было, и проглотил это». Воистину неаппетитные детали, которые врачу ни в коем случае нельзя распространять. Кроме того, они противоречили рассказам других свидетелей, согласно которым Вольтер хотя и без покорности судьбе, но все же спокойно и тихо скончался. Он вспылил только один раз — когда отказался изменить свои убеждения по совету пришедшего священника.

Остается только вопрос, почему же Троншен представил своего пациента чудовищем, жрущим собственный помет, — образ, безо всяких оснований перенятый многими биографами философа. Это определенно было на руку церкви, желавшей выставить критика духовенства Вольтера сумасшедшим, который был одержим дьяволом и на смертном одре пытался спорить со своей судьбой. Возможно, Троншен хотел поддержать эти фантазии, потому что многие его состоятельные пациенты принадлежали к церковной элите. Вероятно также, что Троншен после смерти Вольтера сделал то, чего при жизни его сделать не мог или не решался: выразил презрение, которое он питал к этому философу. Ибо швейцарский медик был убежденным христианином и кальвинистом, для которого трудолюбивая жизнь, проведенная в служении Богу, сулила вознаграждение уже в этом мире. У Вольтера же подобной уверенности не было, что он и не скрывал. Кроме того — несправедливо — Троншен подозревал Вольтера в составлении антихристианских памфлетов. И по этой причине во враче пробудилась безграничная ненависть к пациенту, которую он, однако, выражал не открыто, а в письмах третьим лицам. Когда однажды Вольтер излечился от тяжелого кашля с кровью, Троншен писал: «Он опять выкарабкался; я не ожидал. Бьюсь об заклад, что он лебезит перед бесом, а тот перед ним, и так до бесконечности». В других письмах он характеризует своего пациента как «восьмидесятилетнего старика с сердцем, полным ненависти, который и думать забыл о вечной жизни».

Все эти факты свидетельствуют о том, что фанатичный кальвинист окончательно вытеснил в Троншене совестливого врача. Сам Вольтер одним из первых предостерегал: «Фанатизм есть результат ложного понимания, которое подчиняет религию причудам фантазии и непредсказуемости страстей… Я убежден, что христианская вера со времен Константина уничтожила больше людей, чем сейчас живет в Европе».

Император на 99 дней: немой Фридрих и его врачи

Когда 9 марта 1888 года император Вильгельм I покинул этот мир, ему был ни много ни мало девяносто один год. Лета Мафусаиловы не только по тогдашним меркам; императору самому едва верилось, что он так долго живет. Ведь с момента его вступления на прусский престол в 1861 году на него четырежды покушались. Последняя попытка случилась всего за пять лет до описываемого момента, когда только ливень помешал предназначенной для него бомбе взорваться. Но особенных болезней в жизни императора не было. Народ любил его, потому что он и духом и телом своим был подобен германскому дубу: узловатый, закаленный, зрящий в корень. Настоящий пруссак.

Согласно логике наследственности и семейственности, его сын и престолонаследник Фридрих III должен был быть человеком такого же крепкого во всех смыслах сложения. Ведь и жена Вильгельма, Августа, скоро собиралась перешагнуть восьмой десяток. Правда, после удара она была прикована к инвалидной коляске, но это не мешало ей исполнять свои монаршие обязанности. Но Фридриху «безжалостное» здоровье его родителей изменило. И когда 9 марта 1888 года он унаследовал трон своего отца, он уже был смертельно больным человеком. Ему оставалось всего девяносто девять дней — слишком мало, чтобы всерьез заняться политикой. И виной тому были его врачи.

История болезни Фридриха началась в январе 1887 года. Ему было пятьдесят пять, а он все еще оставался кронпринцем, причем сразу и Пруссии, и всей Германии. В соседней Австрии его ровесник Франц Иосиф уже давно был императором и находился на вершине своего могущества. У Фридриха была нелегкая судьба — и вот в нее вплелся еще и тяжелый недуг. Окружение принца сначала не придавало значения неотступно преследовавшему его кашлю. Вполне логично было думать, что он просто-напросто простудился. Ведь во время недавнего празднования восьмидесятилетнего юбилея военной службы старого Вильгельма они с отцом провели несколько часов на морозе, принимая парад.

Но и два месяца спустя кашель его не оставил. По этой причине 6 марта в императорскую резиденцию в Потсдаме был вызван профессор Карл Герхардт. Это был главный врач центральной берлинской больницы; он немедленно обследовал гортань пациента ларингоскопом. Заключение было следующим: голосовые связки принца раздражены, и на правой заметен нарост. По мнению врача, это и было причиной кашля, мучившего Фридриха. В качестве способа лечения врач избрал гальванокаустику. Сперва предполагалось произвести кокаиновое обезболивание (кокаин был только что открыт, и его использовали как панацею), после чего нарост следовало выжечь раскаленной проволочной петлей. Крайне неприятная процедура, которая должна была повторяться заново в течение следующих нескольких недель. На протяжении этого времени Фридриха можно было понять только тогда, когда он говорил шепотом — необычный опыт для человека, воспитанного в атмосфере прусской муштры.

В общем же и целом, гальванокаустика не привела ни к каким положительным результатам. Зато появились затруднения при глотании пищи. Разочарованный Фридрих отправился на курорт Эмс, чтобы там, среди гор и холмов, наконец выздороветь. Но и это не помогло.

Растерянный профессор Герхардт обратился за помощью к своему коллеге, известному специалисту по раковым заболеваниям Эрнсту фон Бергману. Прозвучал его диагноз: рак гортани.

Пациенту нужна была операция, чтобы удалить злокачественное образование. Врач добавил, что такие вмешательства — обычное дело. Но лейб-медики императорской фамилии и знать не хотели об этом «обычном деле». Они постановили узнать мнение по этому вопросу английского специалиста, доктора Морелла Макензи. Скорее всего, эта идея появилась не случайно. Ведь тещей Фридриха была английская королева Виктория, а она имела серьезные опасения относительно качества немецкой медицины. Думается, что инициатива отправления в Потсдам английского врача принадлежит именно ей.

Сэр Макензи был, как сейчас выразились бы, преуспевающим врачом. Он заработал свою славу не выдающимися исследованиями и не значительными успехами в диагностике и лечении, а тем, что пациентами его были знаменитости своего времени. Он был умен и речист, но также высокомерен и весьма бездарен. Дворяне и прочие тогдашние знаменитости с радостью допускали его в свой круг общения и обращались с ним как с поп-звездой. Его годовой доход составлял 12 тысяч фунтов, что в переводе на современные деньги составляет около двух миллионов евро. С другой стороны, Макензи лечил неимущих учителей, певцов, актеров и поденщиков, не требуя за это никаких денег, а кроме того, поддерживал знаменитое движение суфражисток. «Он питал глубокую симпатию ко всем приобретшим известность женщинам и очень непредвзято судил об их публичной жизни», — рассказывала позже его дочь Этель. В то время это было настолько же необычно, насколько и смело. Макензи был блестящей личностью в истинном смысле этого слова. Он хотел блистать всегда и везде, даже там, где и вовсе не было никакого блеска.