Владимир Беляев - Встреча с границей

• Название: Встреча с границей
• Автор: Владимир Беляев
• Издательство: Карпаты
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1966

«Ночью Вячеслав Дунаев был поднят по тревоге. Вместе с другими пограничниками он вышел на розыск опасного вооруженного нарушителя...» — читаем мы в очерке «Ожерелье Тумана» из сборника рассказов и очерков «Встреча с границей». Это интересный рассказ о юноше, о котором писали московские газеты: Вячеслав, будучи призван в армию, пошел служить в пограничные войска вместе со своим другом-овчаркой, призером многих соревнований. Таковы взятые из жизни все герои рассказов сборника «Встреча с границей», предлагаемого читателю. В нем дана большая галерея портретов, рядовых и командиров пограничников и увлекательно рассказано о трудной, требующей напряжения всех духовных и физических сил, борьбе с нарушителями наших границ, которую ведут погранотряды.

Содержательна, волнующа и богата на события жизнь пограничников, но еще более богат душевный мир часовых границ нашей Родины.

---

— Андрей Михайлович! Идут. Немцев и полицаев не меньше сорока. Идут впереди и сзади. Женщин около сотни.

— Чем вооружены?

— Немцы автоматами, полицаи — карабинами и пистолетами.

Вскоре Андрей и сам увидел ползущую темной змейкой по белому полю колонну. Вот до нее два километра, полтора. Вот теперь уже можно рассмотреть подробно. Возглавляют колонну немецкие автоматчики. Впереди них в легких санках не сидит, а восседает фашистский офицер, самоуверенный, надменный. Он даже не смотрит на понуро бредущих сзади пленниц. Для него это не женщины — не матери, не невесты, не сестры. Это рабочий скот.

В душе Андрея подымается волна такой острой, такой жгучей ненависти к фашистам, что он даже забывает, где находится и с гневом восклицает:

— Не бывать по вашему, фашистские сволочи!

— Что вы сказали, товарищ командир? — недоуменно спрашивает лежащий рядом в смежном окопе Вася Гончаров.

Вопрос Васи приводит Андрея в себя.

— Приготовиться, — вполголоса распоряжается он.

— Приготовиться! — так же вполголоса повторил Вася. На какое-то мгновение лес ожил, задвигался, но вот снова все замирает. Лишь слышно, как изредка мохнатая ветка сбрасывает с себя лежалый мартовский снег, и он шлепается о жесткий наст.

— Выдержка и еще раз выдержка. Без команды не стрелять! — вдогонку первой команде говорит Андрей. Он больше всего опасается, как бы кто из партизан преждевременно не выстрелил и не спугнул немцев. Вася передает по цепи. Командир приказывает соблюдать выдержку. Без команды не стрелять! Он старается говорить это солиднее, но срывается на фальцет и получается у него не грозно, а забавно.

Бесконечно тянутся минуты перед боем. Андрей знает: это бывает всегда, когда тебе предстоит ответственное, смертельно опасное дело. Самое страшное не бой, а минуты, предшествующие бою. Это открытие Андрей сделал еще тогда, когда оборонял границу летом сорок первого года.

Наконец, колонна вышла на поляну. Немцы не чувствуют ни малейшей опасности. Андрей выжидает: пусть подойдут поближе. Теперь в самый раз.

Чуть слышна команда «Огонь!» — и в тишину утреннего леса врывается сухая трескотня пулеметов и автоматов, женские крики и плач — все вперемешку. Партизаны бьют точно. Немцы не могут опомниться.

С полицаями, шедшими в конце колонны, не менее успешно расправляется группа Подкорытова. Она вступила в бой почти синхронно, как только раздались первые выстрелы группы Андрея.

Не прошло и десяти минут, как все было кончено. До тридцати немцев и полицаев убито. Убит и фашистский офицер. Услышав выстрелы, он вскочил и пытался выхватить пистолет. Но не успел: пуля попала ему, как по заказу, в лоб, и фашист плашмя свалился на снег. А очумелая лошадь галопом понеслась по дороге без седока, пока дежуривший впереди Иван Мороз не поймал ее.

Уцелевшие полицаи и немцы стоят насмерть перепуганные (куда девалась их надменность и воинственность!), подняв кверху трясущиеся руки. Вездесущий Вася Гончаров докладывает: — У партизан потерь нет, не пострадал никто и из женщин.

Многое видел и пережил Андрей за свою тридцатипятилетнюю жизнь. Он знал, что такое радость и счастье. Однако такого счастья, огромного, от которого замирает сердце и становится нечем дышать, какое свалилось на него в тот день, он не видел.

Когда у юровских женщин прошел испуг, вызванный внезапно вспыхнувшим боем, и они поняли, что пришло освобождение, что свободу им вернули невесть откуда очутившиеся в этом лесу вооруженные незнакомые, но, безусловно, советские люди, началось что-то неописуемое.

К Андрею подлетела краснощекая толстушка и с плачем стала его целовать. Ее сменила другая, четвертая, пятая. Они передавали Андрея друг другу, словно эстафету. Наревевшись от радости, все та же толстушка крикнула:

— Бабоньки! Качай его, это никак командир!..

Они подхватили Андрея, подняли его над головой и стали подбрасывать. Андрей пытался остановить их, но горло сжимали спазмы и голос не подчинялся.

Качали не только его одного. Он видел, как растопырив широко руки, словно стараясь улететь, высоко над женскими головами взлетал Слава Кветинский. А чуть поодаль женщины тщетно пытались поднять на воздух комиссара. Подкорытов, смущенный и до слез растроганный таким проявлением благодарности, пытался отшучиваться.

— Не старайтесь, милые. Надорветесь. Во мне же целый центнер весу.

Как не отнекивались партизаны, женщины утащили их в деревню, и вряд ли Юрово со дня своего основания видело гостей более дорогих и желанных. Распорядившись об охране пленных, Андрей, как и другие его бойцы, был вынужден подчиниться настойчивым просьбам жителей. Затащила его к себе все та же краснощекая толстушка, Мария Козлова. Мария оказалась колхозным бригадиром. Дом ее, стоявший в центре села, говорил о былом достатке. Муж Марии, председатель местного колхоза, воевал на фронте. Жили они с матерью, семидесятилетней Дарьей. Мария объяснила Дарье, какой у них гость, и тогда старуха засуетилась, забегала, не зная, куда посадить и чем его угощать.

Молва о том, что в Олевских лесах появились партизаны, что они разбили большой отряд фашистов, полетела по селам. Как бывает в таких случаях, рассказчики каждый понемногу преувеличивал, и под конец выходило, что в лесу появилась не маленькая группа десантников, а целое партизанское войско, хорошо оснащенное и вооруженное. Истомившиеся в фашистской неволе, советские люди выдавали желаемое за действительное. И разве можно их в этом винить?

Но молва сделала свое дело. К партизанам потянулись люди разных возрастов, старики и молодежь, женщины и подростки, желавшие своими руками бить фашистов, изгоняя их с советской земли. Шли целыми семьями.

Через несколько дней после того как были освобождены юровские женщины, Андрея вызвал дежурный по лагерю. Когда Андрей вышел из землянки, то увидел перед собой довольно любопытную картину. На снежной поляне стояли мужики, человек тридцать. В полушубках, в старых красноармейских шинелях, в треухах, бородатые и безусые, они торжественно застыли в неровном строю. Впереди стоял седовласый старик лет семидесяти.

Заметив Андрея, он покинул строй, подошел и чуть хриплым голосом доложил:

— Значит, тридцать пять мужиков и колхозников просят зачислить в партизаны. Они знают: дело это сурьезное, но идут добровольно, сознательно. Стало быть, бьем челом.

— Очень хорошо, дедушка. А ты кто будешь-то?

— Я-то? Хромец. Савва. А привел я, стало быть, наших деревенских. Среди них пятеро сыновей: Василия, Митрофана, Сергея, Павла и Николая. Ну и внуков четверо. Остальные — наши, колхозники. Народ хороший, могу поручиться.

— Ну что же, быть по-твоему, Савва Хромец, рядовой партизанского отряда. Пойдем, знакомь меня с твоими сынами.

5

Бегут чередой, шумят партизанские дни, боевые, тревожные. Впрочем, дни — это условно. Главная работа у партизан по ночам, днем они отсыпаются, учатся, обдумывают, где и когда нанести по фашистам очередной удар. Одна операция сменяется другой.

Бежит, бежит время. Вот уже и на исходе лето сорок третьего года. Что ж, обижаться на него не следует. Оно принесло много удач. Дела на фронтах идут хорошо. Фашисты научились драпать, никак не опомнятся от сокрушительного удара, который получили под Курском и Белгородом. Да и опомнятся ли? По всему видно, судьба Гитлера и его своры предрешена.

От добрых вестей с фронта настроение у партизан радостное, бодрое. Да и у них дела не так уж плохи. Отряд вырос. Теперь надо считать не десятками, а сотнями. Но дело не только в числе, каждый сражается за двоих.

В боевом активе отряда десятки пущенных под откос эшелонов, взорванных мостов, складов с горючим, сотни убитых фашистских солдат. Партизаны нагнали на фашистов панический страх. В руки Грабчака попало донесение начальника Олевского гарнизона Неймара своему берлинскому начальству. Эта бумага походила больше на жалобу, чем на воинский рапорт. Гитлеровец проклинал свою долю, жаловался на партизан, что они «окружили Олевск» и что «выходить из города ни днем, ни ночью невозможно; что только за сутки партизаны вывели из строя семь паровозов, большое количество вагонов». Фашистский генерал сетовал на то, что партизаны «хорошо осведомлены, подслушиваются все телефонные переговоры».

Причитания фашиста доставили Андрею немало радостных минут. Но своим ребятам он сказал, чтоб носы не задирали, героями себя не считали.

— Какие же мы герои, если тот орешек раскусить не можем.

Орешек — это Олевский железнодорожный мост через Уборть. Давно уже у Грабчака на него зуб, но подобраться к мосту нет никакой возможности.

Но теперь дорожка к мосту, кажется, найдена...

— Красавица, ей-богу красавица! Ты только взгляни, Андрей Михайлович. — Дед Еремей показывал свое детище и расхваливал его так, словно собирался подороже его продать. На бородатом, как у Миклухи-Маклая, лице деда застыла довольная улыбка, а потертая заячья шапка сидела на самой макушке, говоря о том, что у хозяина отличнейшее расположение духа. Эту шапчонку Еремей носил постоянно, даже летом. На вопрос: «Не жарко ли?», он необидчиво отвечал: «Пользительно. Пар костей не ломит».