Карло Мартильи - 999. Последний хранитель

• Название: 999. Последний хранитель
• Автор: Карло Мартильи
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-52077-0

Щедро одаренный природой, несметно богатый Джованни Пико граф делла Мирандола — один из величайших мыслителей Возрождения.

Однако бурная личная жизнь Пико навлекает на него гнев семьи Медичи, а необычные философские взгляды приводят в бешенство Папу Римского. От всех невзгод Мирандолу оберегает прямой потомок великого магистра ордена тамплиеров Ферруччо де Мола. Но философ не слишком дорожит своей жизнью. Пико больше заботит сохранность его неопубликованных трудов.

XX век. Вот уже около 500 лет узкий круг ученых «Омега» оберегает рукопись Мирандолы, в которой содержится ответ на вопрос: кем же был на самом деле тот, кого называют источником жизни, тот, кто всегда управлял Вселенной? Неожиданно за обладание манускриптом разворачивается смертельная схватка…

Этот роман, автора которого критики назвали «итальянским Деном Брауном», переведен на 16 языков.

---

— Наконец-то, — шепнул Ферруччо на ухо Леоноре, и ей пришлось закрыться вуалью, чтобы спрятать улыбку.

— Тезис о том, что душа Христа никогда не спускалась в ад, есть ложь, заблуждение и ересь! — загремел Педро Гарсия. — Тезис о том, что смертный грех не может быть наказан вечной мукой, — также ложь, заблуждение и ересь! Весьма скандален и оскорбителен для благочестивых ушей, к тому же противоречит традициям тезис о том, что не стоит поклоняться кресту. Тезис о том, что никакая наука, кроме естественной магии и каббалы, не может убедить нас в божественной природе Христа, также есть ложь, заблуждение и ересь. Кроме того, вразрез с мнением Церкви…

У многих присутствующих начали клониться головы, но не от благоговения, а от смертельной скуки длинных и нудных сентенций. Голос епископа Гарсия навевал сон, бубнил глухо и заунывно, однако временами, когда дело доходило до поистине острых аргументов, набирал высоту. Тогда тон его становился трагическим и торжествующим. Он принимался бросать короткие призывы к вере, к надежде на Бога, и ему удавалось разбудить разум, но не совесть.

Ферруччо рыцарски предложил руку Леоноре, и она с необыкновенной грацией на нее оперлась. Они вышли из Латеранского дворца и направились к Аппиевой дороге, потом свернули на старую улицу Вейо, давно превратившуюся в еле видную тропу. Там Ферруччо снимал жилье. Леонора опасалась излишнего внимания со стороны спутника, но охотно согласилась войти. В другое время и при иных обстоятельствах она была бы счастлива, что такой кавалер выбрал ее, чтобы провести с ней несколько приятных часов. Правда, девушке случалось отказывать мужчинам, которые вели себя слишком грубо, но перед лицом голода и нужды много не покапризничаешь. Ее обычными клиентами были торговцы, любители приключений, более-менее приличные солдаты и священники невысокого ранга.

Но теперь, когда де Мола, взяв на себя смелость, вывел ее в свет как благородную даму и вел себя по-рыцарски, она просто не могла предлагать ему свои услуги, да еще за деньги. От этого Леонора почувствовала бы себя еще грязнее, чем раньше.

С той минуты, как они вошли в дом, Ферруччо рта не раскрыл, и она еще больше зажалась, решив побыстрее уйти. Может быть, он ее поймет и отпустит. В Риме полно женщин, найдет себе другую.

— Тебе нельзя возвращаться домой, Леонора.

Щеки девушки порозовели, потому что голос Ферруччо прозвучал нежно, но тон был решительным, и глаза смотрели пристально и жестко.

— Почему нельзя? — Она подняла голову, а сама молила Бога, чтобы Ферруччо не заметил ее смущения.

— Потому что твой новый дом здесь, — улыбнулся де Мола. — Этот дом надежный, его владелец — друг графа, и он не станет интересоваться, что тут делается. Граф сам меня об этом попросил. Он не хочет, чтобы ты и дальше занималась… Ну, возвращалась туда, в привычное окружение.

На этот раз уже смутился Ферруччо, не находя слов, чтобы сказать ей такие вещи и не обидеть. Она это заметила и была ему очень благодарна, что придало ей смелости.

— Я сама могу за себя постоять, и до сих пор у меня неплохо получалось.

— Дело не в том. Мы с графом тобой восхищаемся. Сегодня ты была просто великолепна, во всех подробностях знала, как себя вести в подобных обстоятельствах. Должен сказать, ты меня убедила, но…

— Может, это тебя и насмешит, Ферруччо, но меня воспитывали монахини ордена Святой Клары. За это кто-то платил, может быть мой неизвестный отец. Пока поступали деньги, меня воспитывали так, словно готовили в жены какому-то уехавшему аристократу. А потом не знаю, что произошло. Наверное, мой благодетель умер или разорился. Когда мать-настоятельница велела мне уходить, кому-то это, возможно, было в радость, кто-то мне завидовал. Я оказалась на улице без гроша, но не забыла ни ласку, ни умение элегантно двигаться и владеть руками, лицом и глазами — словом, все те навыки, которые обязательны для будущей супруги аристократа. Монахини привили мне любовь к музыке, пению и танцам. Я умею читать и писать, могла даже вести беседу по-французски, хотя язык уже, наверное, забыла. Теперь не получится. Но что с тобой, Ферруччо? Я тебе наскучила или сказала что-нибудь не то? Может, я много болтаю, но мне так редко выпадает случай об этом поговорить.

У Ферруччо вдруг забилось сердце, и ему понадобилось перевести дух, чтобы ответить:

— Нет, Леонора, извини. Твои слова меня просто околдовали. Я очень редко слышал подобное от женщин.

— Видно, те, с которыми ты встречаешься, не особенно хорошо воспитаны, — заметила она не без лукавства.

— Сдаюсь! — ответил он, подняв руки. — Хотя сдаваться мне случается нечасто. Но ты сама сменила тему. Это тоже входило в систему воспитания у монашек?

— И это тоже, — улыбнулась она. — Обыкновенная женская хитрость. Сядь, пожалуйста, Ферруччо. Ты такой высокий и такой любезный, что с тобой невозможно разговаривать, не чувствуя себя в затруднении. Я помню обещание графа Мирандолы и очень вам обоим благодарна. Но мне нечего отдать взамен. То есть я никогда не предложу вам то, что имею.

Ферруччо опустил голову и не решался ее поднять, чувствуя на себе взгляд девушки.

— Ты много страдала, Леонора. Думаю, ты сполна заплатила все долги, что от нас требует жизнь. Никто ничего не просит у тебя взамен. Ты много нам дала, ничего при этом не получая. Теперь это твой дом. Он рядом с банком Медичи. Ты можешь снять со счета столько, сколько тебе нужно, чтобы жить, одеваться, нанять одну служанку, чтобы она повсюду тебя сопровождала, и другую для помощи по дому. Если хочешь, я останусь на несколько дней и помогу тебе привыкнуть к новой жизни. Проси чего хочешь, Леонора, только не отказывайся от того, что тебе предложено. Так хочу не только я, но и граф Мирандола. — Он осторожно взял ее за руку. — А теперь мне надо тебя оставить. Я должен завершить здесь кое-какие дела. Тебе со мной ходить не надо, это неуместно. В комнате есть одежда, примерь ее и… перестань беспокоиться.

Ферруччо поправил меч на боку и вышел, не оглядываясь. Леонора осталась одна в незнакомом доме. С тех пор как ее выгнали из монастыря, она ни разу не молилась, но сейчас молитва пришла сама собой. Обращена она была не к Богу, которого она давно не вспоминала, а к кому-то по-матерински ласковому и близкому. Девушка подумала о матери, и та снова склонилась над ней, как в смутном детском воспоминании. Скинув черное платье, Леонора подошла к шкафу, где висела одежда, и выбрала серое камчатое, отделанное по поясу и вороту синим бархатом. Потом, прижав руки к груди, вдруг расплакалась.

А на улице, в самых грязных закутках Рима, в кварталах, куда солнце заглядывает лишь в полдень, стали появляться группы солдат. У них с собой были цепи и приказ задержать как можно больше проституток, среди которых, конечно, будут те, от кого за версту несет колдовством.

~~~

Флоренция

Воскресенье, 18 марта 1487 г.

— Не доверяйте ни принцам, ни сыновьям тех, в ком нет спасения! Ибо они являются в овечьих шкурах, но внутри суть волки алчущие! Горе вам, грешным!

Проповедь подходила к концу, но, по своему обыкновению, брат Джироламо Савонарола именно для завершения приберег последнюю огненную стрелу.

Он немного помолчал, чтобы его слова прозвучали более весомо:

— А ты, Рим, — кузница всяческого злодейства и гнусности! И дочери твои — разврат, содомия и симония! Тебя надо без всякой жалости бичевать и обновить. Через месяц Пасха, и тому, кто не склонит головы, ее отрубят! А того, кто не омоет душу кровью Христовой, сожгут! Теперь идите с миром.

Камни маленькой церкви Санта-Вердиана еще гудели от слов проповедника, когда печальная вереница верующих степенно двинулась к выходу и миновала грязную входную дверь. Церковь располагалась вдали от центра Флоренции, а потому на узкой улочке делль Аньоло и в окрестных лугах прихожан поджидали лошади и экипажи.

Лоренцо Медичи пожалел о том, что несколько лет назад позволил доминиканцу проповедовать в Сан-Марко. Нападки монаха на церковную коррупцию и нравы правительства не способствовали движению по пути компромиссов и соглашений, который выбрал Великолепный. А ведь именно это решение в последние годы позволило Флоренции все более обогащаться и доминировать среди сил, составляющих в Италии политическое равновесие. Поэтому, несмотря на все уважение к монаху, правитель Флоренции отвел ему роль скромного лектора в маленькой отдаленной церкви. Порой он и сам, переодевшись простым торговцем, приходил послушать проповедника.

В глубине единственного нефа, за хорами, Джованни Пико любовался великолепной картиной Джотто ди Бондоне, находящейся в алтарной нише. На ней была изображена Мадонна с Младенцем на руках. Ее синий плащ прекрасно сочетался с золотым одеянием, на редкость рельефно выделяя фигуру. Лицо, написанное в три четверти оборота, хранило такое выражение, словно она знала какую-то тайну, которую могла поверить только художнику.