Брайан Д'Амато - Хранитель солнца, или Ритуалы Апокалипсиса

• Название: Хранитель солнца, или Ритуалы Апокалипсиса
• Автор: Брайан Д'Амато
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-49944-1

Жрецы цивилизации майя совершили поразительные научные открытия, далеко опередившие свое время. А еще они вычислили, когда наступит конец света.

Человек, в чьих жилах течет кровь майя, не сомневается в том, что мир погибнет 21 декабря 2012 года. И когда выпадает зыбкий шанс предотвратить катастрофу, Джед де Ланда решает рискнуть.

Перенестись сознанием в прошлое, в год 664-й н. э., и там влиять на мысли и дела правителя, от которого зависит будущее. Таков был план. Но он с самого начала дал сбой: молодой майя, принявший в себя разум нашего современника, удостоился великой чести — ритуального самоубийства…

---

С негромким хлопком оторвалась полоска кожи шириной в полдюйма и длиной около четырех. На мгновение кровный поднял ее внутренней стороной ко мне, сверкнули крохотные шаровидные жировые клетки, сквозь них пробивались слабые лучи, и я различил знакомую колонку синих глифов — татуировку, обозначающую хипбольный уровень в девять черепов…

Я что, вырубился? В конечном счете потеря сознания дает несомненные плюсы, как темная энергия. Меня закутали в одеяла — похоже, хлопковые — и связали. Четыре руки перевернули мое тело, и я стал задыхаться от нехватки воздуха. В скатку со мной положили древки копий, думаю, для камуфляжа. И теперь, несмотря на все воспитание Чакала, я и в самом деле заскулил, заплакал, закричал, как некая экзистенциальная Нэнси Керриган: «За что, за что, за что-о-о-о?!?!?!»,[562] раздавленный тем, что я не мертв, что я не призрак, что я все еще в ловушке прошлого, что я не я.

(35)

Сначала возник вкус. Вкус материнского молока… А потом хлынул поток ощущений, испытанных в самом раннем младенчестве, можно сказать, довизуального периода, и мне потребовалось некоторое время, чтобы осознать: эти воспоминания принадлежат не мне, а Чакалу. Его тело тоже никуда не делось — каждый квадратный миллиметр кожи зудел, зудел так, будто под ней были крошки пирога, испеченного парсом,[563] но почесаться не удалось, я еле мог пошевелиться в напитанных жиром пеленах. Свербит и свербит… и тут мучительно защекотало грудь в том месте, где я потерял, пожалуй, не меньше квадратного фута кожи, а потом это сошло на нет, и мое «я» надолго застряло в горле, громадной безводной пустыне Наска. Жажда, жажда, целые века жажды, в течение которых не выпало ни капли дождя. Наконец кто-то открыл мое лицо под яркими солнечными лучами, выдавил в мой рот немного соленой кукурузной каши и снова закутал. Скатываясь по долгой кривой облегчения, я обнаружил, что мой язык распух, как большой засохший маринованный огурец (но все же оставался на своем месте), а лицо покрыто тонким слоем материи, похожей на марлю, и я могу почти нормально дышать. День клонился к вечеру. Несколько носильщиков тащили меня — длинный, узкий сверток — вверх, на восток, в высокогорье, по тропинке, что петляла по склонам холмов, через висячие мосты, вдоль журчащих ручьев.

На кой ляд им нужно меня спасать?

Гарпии хотели одурачить другие великодомы. Тут бы и делу конец. Дескать, пусть в Ише думают, будто я мертв. Ну и прекрасно. 2 Драгоценный Череп смягчился и решил, что я пригожусь ему. Он хочет сохранить мне жизнь.

Видно, бакаб рассчитал время охоты, чтобы оно совпало с часом предсказанного мной извержения.

Ну-ка, ну-ка. У меня как раз есть минуточка, надо поразмыслить. Согласитесь, какой смысл бравым ребятам играть в протопейнтбол, если небо вот-вот упадет на них. Если бы они знали об этом, то сидели бы дома, сутулясь перед иконами и моля своих презренных богов сжалиться.

Значит, случилось вот что: старина 2ДЧ сообразил, что моя оценка времени извержения точнее пророчеств местных геомантеров. Если только они вообще что-то предсказали. Может, он просто наврал мне на этот счет. Кхе. Так или иначе, старикан скумекал: большой взрыв произойдет раньше расписания (да и население не ожидало такого тарарама, наверное, думали, будет пара хлопков и огоньков на горизонте), а потому быстренько устроил оленьи бега. Все закрутилось около четырех часов ночи двадцать седьмого. И когда грохнуло, кровные, участвовавшие в охоте, струхнули. Одни только Гарпии знали об извержении и среди всеобщей сумятицы подсунули вместо меня подсадную утку для освежевания. Поэтому-то они и срезали полоску с хипбольной татуировкой… Ее не могли подделать и пришили на кожу того, другого, постаравшись скрыть шов.

Ладно, похоже на правду. Значит, Хун Шок, кровный из дома Гарпии с приятным округлым лицом, специально промазал, бросая копье с четырех шагов. И поэтому он со товарищи шел за мной по пятам, ничего не предпринимая. Они не выпускали меня из вида в течение всей охоты, стерегли меня… а что случилось бы, достанься я другому клану? Может, у них был план подменить меня позднее?.. Или Гарпии бросили бы меня?

Сволочи. Впрочем, они ведь этого не сделали.

Ну так что, правильно я все это расчухал или нет? Я предсказал извержение куда точнее, чем их ведуны. Неужели благодаря этому я обрел тут какой-то статус?

Дорога была довольно многолюдной, по ней тянулись длинные пешие караваны, впереди и сзади них тявкали собаки, посыльные спешили то в одну, то в другую сторону, погромыхивая своими маракасами.[564] Чакал уловил что-то настораживающее в этом звуке, словно беженцы торопились побыстрее вернуться домой. Тревожно кричали яканы и стрижи — извержение сбило их с толку. Чакал по этим звукам определил, что вскоре наступят сумерки. Носильщики пошли медленнее. Пару раз тюк со мной передавали из рук в руки, словно каноэ. Потом меня понесли вертикально, привязав к доске; здесь было много тени и мало солнца. Народу вокруг поубавилось, и носильщики затянули что-то вроде розария,[565] перечисляя непритязательные имена своих предков. В беззаботной песенке, которую обычно пели, чтобы легче работалось, слышалось напряжение. Она звучала как заклинание против гоблинов. Время от времени меня щупали, проверяя, дышу ли я. Иногда мы останавливались, и один из приготовителей отодвигал марлю с моего лица, вытаскивал хлопчатый кляп. А потом, прежде чем я успевал вякнуть, выплевывал мне в рот то сногсшибательное пойло, которым они меня подпитывали, — у него был вкус крепкого б’алче’, но действовало оно как гидроморфон,[566] — а потом подтирали мне нос, снова засовывали кляп и закрывали лицо. Наконец им, видимо, понадобилось перехватить тюк поудобнее (или мы оказались в достаточно уединенном месте), потому что меня положили на землю и развернули. Повеяло прохладой. С моих глаз сняли повязку, и я уставился в безоблачное небо.

Стояли синие сумерки. Последствий извержения не наблюдалось, не считая резких ноток в птичьих трелях. Надо мной склонился Хун Шок, и, прежде чем я успел прореагировать, две пары рук поставили меня вертикально и помогли удержаться на ногах. Никто не произнес ни слова. Я же был не в силах говорить. Мог только дышать. Рану на груди закрывал большой кусок обсыпанного пеплом хлопчатника. Кто-то — наверное, один из неприкасаемых — впрыснул мне изо рта в рот медовую воду. Я проглотил несколько капель и оглянулся, мигая. Мы находились на южной стороне гряды, на узкой ступени у вершины широкого холма. Слева под углом сорок четыре градуса поднимался склон, усыпанный темными серпентиновыми камнями под сетью желтых лиан. Справа он спускался на триста или четыреста футов до линии сосен Монтесумы.[567] За ними виднелась деревенька — соединенные между собой группки небольших домиков, амбаров и полуоткрытых мастерских. Их сложили из необработанных горных камней, заделали щели тускло-красной замазкой, а крыши смастерили из листьев пальмы шит. Красные и черные полосы на стенах означали, что тут обосновались Гарпии, но на части центральных построек я заметил черные в бирюзовую точку навесы — там жили Оцелоты. Странно, ни мулов, ни ритуальных сооружений. Может быть, это чисто светское поселение, а его священный двойник расположен где-то в другом месте? На большой платформе в центре городища стояла большая, искусно сделанная цистерна. Рабы, коротко остриженные, с ног до головы раскрашенные в серую полоску, сновали туда-сюда. До плеч у них свисали тесемки из серой материи, пропущенные через мочки. Каждый нес на спине белую, замазанную каучуком корзину с водой — так муравьиная самка тащит куколку.

За поселком высился горный кряж, а за ним, едва различимый, еще один. Дымка над долинами не висела, значит, сезон выжигания полей еще не начался. Должно быть, его пришлось отложить из-за извержения. Перед нами круто уходила вниз футов на семьдесят высеченная в склоне лестница (больше похожая на трап). Она заканчивалась расселиной в серой породе. Вероятно, мои спутники собирались обвязать меня веревкой для страховки. Вдруг я стану сопротивляться.

Гм.

Всего в команде было человек двадцать. Четверо — кровные дома Гарпии. Шестеро — ликсахобы, стражники — воины одного из подчиненных Гарпии кланов, которые не имели ни малейших шансов стать полноценными кровными, как бы они ни старались. Остальные — неприкасаемые и носильщики. Все глазели на меня, как на головоломку типа «найди слово». Никто не проронил ни звука. Я остановил взгляд на Хун Шоке. Он смотрел на меня с не меньшим любопытством, чем другие, но с большим сочувствием. Еще бы. Чакал учил его в младшем, так сказать, дивизионе хипбольной лиги. Парень был смугл и необычно жилист для кровного. Как ни странно, его имя в переводе на английский звучало почти так же — One Shark — 1 Акула.

Подбежали две шоколадного цвета охотничьи собаки, похожие на мексиканских голых собак ксоло, только крупнее, размером примерно с далматинцев, и принялись обнюхивать меня. Потянулась на юго-восток стайка небольших канадских гусей — необычно для этого времени года. Они спешили улететь подальше от вулкана.