Брайан Д'Амато - Хранитель солнца, или Ритуалы Апокалипсиса

• Название: Хранитель солнца, или Ритуалы Апокалипсиса
• Автор: Брайан Д'Амато
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-49944-1

Жрецы цивилизации майя совершили поразительные научные открытия, далеко опередившие свое время. А еще они вычислили, когда наступит конец света.

Человек, в чьих жилах течет кровь майя, не сомневается в том, что мир погибнет 21 декабря 2012 года. И когда выпадает зыбкий шанс предотвратить катастрофу, Джед де Ланда решает рискнуть.

Перенестись сознанием в прошлое, в год 664-й н. э., и там влиять на мысли и дела правителя, от которого зависит будущее. Таков был план. Но он с самого начала дал сбой: молодой майя, принявший в себя разум нашего современника, удостоился великой чести — ритуального самоубийства…

---

Со своего места я сумел разглядеть еще двоих. 3 Синяя Улитка, горбун с хрипловатым высоким голосом, стоял справа, довольно далеко от меня. Он облачился в синюю накидку из птичьих перьев и надел невысокий спиральный головной убор, отчего возникало впечатление, что у него есть только голова и рот, как у глубоководных рыб с эластичными желудками. За ручьем, на расстоянии пятидесяти рук, в небольшой рощице худосочных гуав, нес вахту высокий кровный из дома Гарпии.

Трое приготовителей (я их пересчитал, как пересчитываю все) замерли у меня за спиной, а справа, совсем рядом, сидел кто-то, на кого я не должен был смотреть. Может, поблизости находились стражники или носильщики, но уже вне поля нашего зрения.

— Те’еш! — прокричал своим звонким голосом, резанувшим мое ухо, 3 Синяя Улитка. «Ты!»

Чакал вытянулся и замер. Нечто подобное испытал я однажды, когда мне было пятнадцать и какой-то коп громко окликнул меня:

— Эй, ты! Панчо! Который в бабской шляпе! Я тебе говорю — стоять!

Те’еш м’а ка’ те! Ты, мертворожденный мешок дерьма!

Кто были твои матери и кто были твои отцы?
Ты не знаешь? Падаль, выпороток не знает.

2 Драгоценный Череп поднял руку, повернув ко мне ладонь. Это означало, что если мне (Чакалу, конечно, потому что именно он в большей степени владел нашим общим телом) есть что сказать, то лучше сделать это сейчас.

Я воскликнул:

Кал тумен хум пик хун, пик ти ку ти бин ок!

То есть:

Прародитель, очисти меня,
Подари мне смерть!

Точнее, Чакал заставил нас выкрикнуть это. Пошевелиться он не мог — не потому, что голос действовал на него магически, а по другой причине — Гарпия подчиняется голосу. Но он знал, что с ним собираются делать, и не хотел этого. Он желал, чтобы его убили, уничтожили это тело и меня, чужого, вместе с ним. Чакал не боялся смерти.

2ДЧ опустил ладонь. В просьбе отказано. 3 Синяя Улитка понял, что наступила его очередь, и принялся улещивать нас своим напевным голосом ученого ребенка.

Ты, Один Чакал,
Великий хипбольный нападающий, костолом,
Ты красный, ты сильный,
Победитель в Ише над 22 Громилой,
Над Оцелотами,
Победитель на 20 полях
Над Владыкой 18 Мертвого Дождя
Из дома Ягуаров,
Почему ты сидишь здесь В этой уродливой коже?
Вот твоя настоящая.
Все твои три «я» здесь,
Вот твое дерево,
Вот твоя кожа,
Вот твой уай-ястреб,
Все принимают тебя.
Они все здесь,
Твои отцы,
Твои старшие братья,
Твои младшие братья,
Твои товарищи…

При слове «дерево» я устремил взгляд на рощу гуав за ручьем. На каждом дереве висело несколько старых подношений, но одно из них было разукрашено на славу — все в новых хлопковых лентах, нитях с нанизанными на них оранжевыми ракушками спондилуса, пачками напитанных кровью жертвенных писем. Даже при отсутствии воспоминаний многовековой давности я бы догадался, что это мотц Чакала, его корень, дерево, которое посадили в тот день, когда он родился, или по меньшей мере посвятили ему.

2ДЧ держал ястреба. А как насчет кожи?

Нарушая этикет, Чакал скосил глаза направо. В четырех руках от нас обнаженный подросток сидел на корточках среди цветов в позе просителя, улыбаясь глуповатой блаженной улыбкой, — я понял, что это результат воздействия снадобья, которое дают перед принесением в жертву. Он был моложе Чакала, но, судя по волосам, прошел последнюю инициацию, а потому считался ему ровесником. Вероятно, у них совпадали дни рождения и дни именования, что гораздо важнее, чем возраст. Лицо мальчика напоминало мое собственное, нынешнее, впрочем, черты Чакала я представлял весьма туманно, поскольку смотреть в воду опасался, ибо она являлась частью потустороннего мира, а зеркала здесь встречались редко; поэтому Чакал видел свое отражение лишь несколько раз. Лицевые же татуировки паренька копировали наши: двойные спирали из крохотных точек, расширяющиеся от уголков рта к скулам, кроме того, я заметил свежее клеймо в том же месте над бедром, где у Чакала был большой шрам от удара хипбольным мячом.

Вот что мне надо, подумал я. Еще одна трансплантация мозга. Значит, тот двойник, которого разделали на оленьей охоте, — подставной. А этот уже настоящий. Бог их разберет.

Это твой сад,
Твой двор, твой очаг,
Твой гамак. Здесь!
Там. Уйди из мешка, или
Мы все будем презирать тебя…

«Ну так что, Чакал? — поинтересовался я у него. — Намек понятен. Вот же и вещички твои собрали. Шевели извилинами, умник».

Он не ответил, но, казалось, мозг его распух, как закупоренный свищ в самолете при нарушении герметизации. 3 Синяя Улитка осторожно подошел и присел слева от меня, этакое стофунтовое новорожденное дитя. Он поднес цилиндрический горшочек к нашему рту, и мы выпили его содержимое — то ли все еще умирали от жажды, то ли Чакал не имел права отказаться, да и физическое подчинение старшему было у него в крови. Ик. Я уже пил тут паршивые коктейли, но этот — настоящая загадка. Поначалу совершенно пресный отвар, чуть отдававший ржавчиной и вязковатый, словно фарш из поджелудочной железы, имел отвратительное послевкусие, будто я мела наглотался. Что это напоминало? Ах да, шуточное пойло, которое мы делали в школе. Называлось оно «отверткой Филлипса» и представляло собой смесь водки с гидроокисью магния.[579] Теперь у меня возникло ощущение, будто сухая губка в животе разбухла до размеров футбольного мяча, нет, баскетбольного, нет, мяча для пляжного волейбола. Я обратил внимание на осадок сиреневато-синеватого оттенка. Сироп из синей кукурузы? Затем 3СУ взял в одну руку позвоночную кость хвостокола, а в другую две глиняные чашки. Он подался вперед и толстыми пальцами ухватил мою мочку, проколол ее, потом вытащил свой инструмент. Раздался слабый звук, словно рвалась материя.

Кровотечение из ушей обычно сильное, и меньше чем через минуту чашки наполнились. Два приготовителя взяли их, не вставая с колен, и с помощью губок стали обмазывать двойника моей кровью. Сперва красная, она постепенно приобрела коричневатый цвет. Затем они вернулись ко мне и моему хипбольному хомуту. Чакал забормотал «нет, нет, нет», но беззвучно. Тебе конец, подумал я. Крышка. Бай-бай — отдыхай. Приготовители тем временем продолжали работать. Они заклеили дырки в моих мочках и стерли кровь с груди. Срезали наручники, которые недавно сами и надели. Сняли головной убор. Развязали набедренную повязку, стащили каменные кольца с пальцев на ногах — все. Я остался голым, они нацепили все это на бедного мальчишку. Он сгорбился под тяжестью моего облачения, а приготовители снова занялись мной. Акульей кожей они стерли на моих щеках спиральные татуировки принадлежности к кровным. Ободрали огромные, похожие на соцветия цветной капусты мозоли с локтей и колен. Наверняка, будь у меня глаза необычного цвета, они бы их выковыряли, а потом постарались бы избавить меня от прочих отличительных черт. Все их манипуляции вызывали боль. В общем, мой облик претерпел некоторые перемены.

Теперь 3СУ обращался к двойнику, говоря от имени родителей Чакала, его дедов и бабок, прадедов, прабабок, предков — основателей рода. Предполагалось, что они живут в роще или в холмах за ней. Каждая из персон просила Чакала присоединиться к ним.

«Неплохая сделка, — мысленно подколол я Чакала. — На твоем месте я немедленно бы убрался из прежнего тела в этого паренька». Краем глаза я видел, что приготовители вырезали лоскут кожи с груди двойника. Не прерывая своих разглагольствований, 3СУ протянул им эластичную полоску кожи со знаками, которую содрали с меня на оленьей тропе, — прежде покрытую загаром, а теперь прозрачную. Это немного не укладывалось в мои рассуждения — я ведь думал, что Гарпии подменили меня тем несчастным, которого я видел на охоте. Или они успели сварганить второго двойника? А кожа первого уже, скажем, снята с обозрения? А может, им пришлось доставить ее домой, а потом притащить сюда. Бог знает. Так или иначе, приготовители начали пришивать полоску на грудь новой жертвы нитью, сделанной из кишок, с помощью терниевого шипа без ушка.

К’ааник тееч чабан, — изрек 3СУ. Приблизительно: «Это твой последний шанс».

Он поставил кувшин с широким горлом на циновку между моих ног и взял замысловатую желто-зеленую лопаточку, чтобы вызывать рвоту, вомитус, если по-научному. Отлично. Ну что, не хочет ли реальный Чакал проблеваться? Синяя Улитка оттянул мою нижнюю челюсть (на секунду меня обуял страх: уж не собирается ли он ее оторвать), а другой рукой всунул деревяшку мне в рот.

Хррр…

Свищ прорвался, клапан сработал. Три волны кислой желтой жидкой массы прорвались наружу и хлынули в чашу. Меня будто вывернули наизнанку. Я рухнул на циновку. Кончаюсь, подумал я, они достали меня. Краем глаза я увидел, как мой двойник взял кувшин и выпил его в один присест. Потом майя налили туда б’алче’, взболтали содержимое и протянули ему. По другую сторону ручья на кромке леса высокий кровный поднял большой черный топор из мыльного камня, с длинной рукоятью, грозя срубить именинное дерево Чакала.