Людмила Молчанова - Любовь танцовщицы

• Название: Любовь танцовщицы
• Автор: Людмила Молчанова
• Жанр: Эротика

Он привык к тому, что все в мире решают деньги. И никогда не был мазохистом, чтобы раз за разом причинять себе боль очередным предательством. Он привык за все платить. Не важно, что именно оплачивает: чувства, верность, вещи, людей. Он привык жить сделками. Вся жизнь для него - контракт с условиями, которые диктуешь ты сам. Но сможет ли он измениться и заплатить самую большую цену за свой куш?

Она привыкла, что в ее мире все решают деньги, а женщины являются куклами или разменной монетой, с помощью которых зарабатывают еще один миллион. Она хотела доказать, что является личностью, способной самостоятельно принимать решения, а не безмозглой игрушкой в руках кукловода. Она всю жизнь пыталась вылезти из грязного мира спроса и предложений, где ставка - человеческая судьба. Но сможет ли она отдать себя в руки тому, кто способен сделать ее счастливой? Или окончательно разрушить и растоптать?

---

   Хотя и с дедом у меня сложились странные отношения. Я его боялась, презирала и восхищалась им, чего греха таить. Он всегда был сложным, расчетливым человеком, ставившим интересы семьи выше интересов одного человека. Слишком властный, слишком самоуверенный, но эта самоуверенность всегда окупалась и выигрывала, он одним лишь своим присутствием мог заставить человека чувствовать себя слабым и беспомощным.

   Я втайне восторгалась его способности ставить весь мир на колени. Я не умела так - хладнокровно манипулировать людьми и переставлять их, словно пешки на доске. И я завидовала. Тому, что не могу заставить ЕГО играть по СВОИМ правилам. У меня не хватало ни знаний, ни сил, ни силы воли. Где я, а где дед...И я его ненавидела. За каждую мамину морщинку и слезинку, за каждый скандал в моей семье, за потухший огонек в глазах матери. Но я скрывала это, и, как я думала, очень успешно.

   Бред. Скрыть что-то от человека, обведшего вокруг пальца все госслужбы при СССР? Конечно, он знал о разрывающих меня чувствах, и они его...забавляли. Смешили. И дед восхищался.

   Нет, он меня любил. В детстве читал сказки, покупал конфеты и даже ездил со мной по врачам, когда на одной из тренировок я сильно потянула связки. Волновался, нервничал, орал на всех, чтобы пошевеливались. Но он любил меня...снисходительно, как бы свысока. Как любимую собаку. Самую любимую в своей жизни, но собаку.

   Ты сделаешь для нее все - лучшая еда, внимание. Лучшая жизнь. Ты будешь уделять ей время, ездить рыбачить и купать ее. Выгуливать. Но она все равно останется собакой. И даже если с ней что-то случится, например, она попадет под машину и не сможет ходить или же просто умрет, ты будешь горевать. Долго. Сильно. Ностальгически вспоминая ее спустя много лет. И возможно, ты никогда больше не заведешь себе собаку, потому что будешь помнить о той, единственной и любимой. Но собаке. Не равной тебе. Бессловесной, почти неразумной твари.

   Чем старше я становилась, тем чаще и неотступнее меня преследовало это сравнение. Мне противно становилось, но картина вырезалась в памяти. Дед любил и меня, и свою дочь, я ничего не хочу сказать. Разница? Дедушка понимал, что мама обычная болонка, которая дальше лая не пойдет, а я...мне же доставалась роль ротвейлера, наверное. Я, определенно, была интересней.

   Первый самый крупный конфликт у меня с ним состоялся, когда на горизонте нарисовался Манченко. Мы с ним невзлюбили друг друга с первого взгляда. Не знаю, есть любовь с первого взгляда, а вот неприязнь - точно есть. Меня тошнило, стоило мне взглянуть на этого разжиревшего волосатого урода. Мутило. И стоило представить, что он будет лапать мою мать, мне хотелось задушить деда голыми руками.

   - Зачем он тебе?

   Я без приглашения ворвалась в дедушкин кабинет и нагло плюхнулась на стул, закидывая ноги на стол. Я знала, что дедушке это не понравится, но не позлить его не могла. Жилка на морщинистом седом виске дрогнула, и я увидела, как дед часто задышал.

   - Что это такое? - яростно кивнул он на мои закинутые ноги. - Я тебя спрашиваю.

   Я с преувеличенным интересом осмотрела серебристые босоножки с тонкими высокими шпильками. Да уж, такие босоножки девушки моего возраста не носят, но мне было плевать, вот честно. И плевать даже на то, что люди, видя обутую подобным образом меня, думают, что я, мягко выражаясь, девушка легкого поведения.

   - Это? Босоножки от Вайтцмана. Нравится?

   - Убери ноги со стола.

   - А то что? - я изогнула бровь, бросая вызов.

   - Выкину отсюда, - дед же, напротив, выглядел невозмутимым и собранным. Не то что я.

   - Сам?

   - Скажу охране.

   Я поубавила гонор и опустила ноги на пол. Если я хотела чего-то от него добиться, то мне нужно вести себя менее вызывающе и нагло. Но куда деть желание орать от беспомощности?

   - Я поговорить хотела.

   Дед хмыкнул.

   - Ленточка, я уже понял. Дальше что? Давай скорее, а то у меня дел невпроворот.

   Меня раздражало такое обращение. Я сжала челюсти и пару раз выдохнула, гася всю ярость.

   - Зачем тебе этот Манченко?

   - Хм, - дед лениво раскладывал бумаги, не отводя от меня глаз, - а раньше бы ты по-другому спросила. Забавно, даже твоя мать спросила по-другому.

   - Мне без разницы, как спросила мать. Я спросила, зачем он тебе нужен?

   - Скажем так, мне выгодно, чтобы его возможно и капиталы влились в мой бизнес, - каждое слово подобрано практически с хирургической точностью. - Он умный и предприимчивый человек.

   Я презрительно скривилась, от волнения сжимая ручки сумочки.

   - У него всего лишь сеть продуктовых магазинов. Зачем тебе это? Слишком мелко.

   У деда от изумления и удивления приподнялись обе седые брови. И он окинул меня взглядом с головы до ног. По-другому.

   - А ты откуда знаешь?

   - Откуда надо.

   - Ну что ж...какой вопрос, такой ответ, ленточка. Это выгодно. Это хорошее вложение денег. А Манченко - умный хваткий мужик. Я удовлетворил твое любопытство?

   Я скрипнула зубами и нечаянно прикусила язык. Больно. Но куда больнее смотреть на пустое, какое-то мертвое лицо деда, как бы мимоходом меняющего нам с матерью жизнь.

   - Почему нельзя найти кого-то другого? - с отвращением к самой себе выплюнула я. - Не Манченко. Есть много других...

   - А какая разница? - спокойно спросил дед. Я не ответила, опустив глаза. А в мозгу билась только одна мысль - ненавижу. - Вот и я ее не вижу. Это все?

   - Что "все"? - не поняла я.

   - Это все, что ты хотела узнать?

   Я поднялась со всем достоинством, которое могло быть у девочки четырнадцати лет, и направилась к выходу, небрежно бросив через плечо короткое "да".

   Второй раз мы поругались с дедом, когда я отказалась брать его фамилию. Я уперлась как баран, не слушая ни мать, ни деда, ни Геворга. Никого.

   - Я не хочу носить твою фамилию.

   Дедушка действительно бушевал. Брызгал слюной, источая злость. Как же, я посмела оскорбить его фамилию, а значит, и его самого. Не была бы родной единственной внучкой - убил бы.

   - Ты мне надоела! Что тебе опять не хватает?! Чем на сей раз тебе не угодила фамилия?! А?!

   - Всем угодила, - спокойно ответила я, с трудом заставляя себя не двигаться, пока дед бегал вокруг меня разъяренным быком. - Но мне нравится моя. Я к ней привыкла. И менять не хочу.

   - Да почему? - вырывая последние седые волосы, вскричал дед. - Ты специально меня злишь? Или это из-за матери? - нахмурившись, он посмотрел на меня с подозрением. - Из-за нее ты не хочешь менять фамилию своего отца?

   - Я его ни разу не видела, - безразлично пожала плечами и заправила мешающую темную прядь за ухо. - И мать его никогда не упоминает. Причем здесь он?

   - А почему тогда? - взревел дед. - Ты моя внучка! Ты что, стыдишься?!

   Он орал долго. Ругался, злился. Пока однажды я не сказала одну фразу, заставившую его от меня отстать.

   - Даже без твоей фамилии я навсегда останусь твоей внучкой. В чем проблема?

   Тогда он долго смотрел на меня в абсолютной тишине. В его взгляде виднелась...нежность, любовь. В моем не было ничего. Но с тех пор дед меня больше не трогал.

   Спустя два с небольшим года после того разговора он умер в израильской престижной больнице от рака гортани. Врачи говорили, что организм сильно подкосила его бывшая работа. Ну, еще с тех времен, как он работал обычным батраком на заводе. Меня в тот момент рядом не было - я не выезжала из России, а дедушка уже как полгода не уезжал из Израиля.

   И когда пришло известие о его смерти...я не плакала. Я не проронила ни единой слезинки и ни разу не одела траур. Ни разу. Даже нижнее белье специально носила ярких расцветок. О, меня обсуждали, за глаза, конечно. Говорили, что я избалованная бесчувственная тварь. Ни о чем не спрашивали только три человека - Алена, мама и Попов, с которым я, несмотря ни на что, продолжила общаться. В конце концов, я когда-то считала его своим отцом.

   Мама, в отличие от меня, плакала. И искренне убивалась. Я этого не понимала.

   - Он мой отец, Наталь, - всхлипывая, выдавила из себя мама, когда я спросила ее об этом. - И несмотря ни на что, я его любила.

   - Всегда?

   - Всегда. К тому же он все всегда делал для нашего блага.

   Я могла бы поспорить, но не стала тогда ничего говорить. У меня началась свободная жизнь. По крайней мере, я так думала.

   Чисто из принципа я дождалась звания мастера спорта и сразу же ушла из секции, демонстративно хлопнув дверью. Ушла работать в клуб, не обращая внимания на вялые запреты и ехидные смешки Манченко и причитания матери.

   - Наташ, что это такое вообще? - мама умоляюще посмотрела на меня. - Дочь, я все понимаю, но...тебе даже восемнадцати нет.

   Я флегматично пожала плечами, собирая косметику.

   - Ерунда, через несколько месяцев будет. Да и потом, твой Геворг взялся спонсировать этот клуб.