Николай Тимофеев - Трагедия казачества. Война и судьбы-1

• Название: Трагедия казачества. Война и судьбы-1
• Автор: Николай Тимофеев
• Издательство: Невинномысск
• Жанр: О войне
• Год: 2002

В настоящем сборнике показана судьба трёх человек, разными путями оказавшихся в рядах Русского Освободительного Движения в годы Второй Мировой войны. Ряд неизвестных или до сих пор замалчиваемых сведений об участии в войне русских и казачьих формирований на стороне национал-социалистической Германии будут интересны читателю, увлекающемуся историей.

Составители: Н.С.Тимофеев, С.Д.Бобров.

---

Получили какие-то справки, проездные документы и немного продуктов. Как добрались до Молотова — пробел в памяти. А из Молотова до Москвы ехали в общем вагоне, разместившись вдвоём на верхней, третьей, багажной полке. Вагон переполнен. В нашем отсеке (купе) ехал недавно демобилизованный, закончивший войну в Австрии солдат. Путь долгий и, естественно, что пассажиры знакомятся и кое-что о себе рассказывают. Когда солдат узнал, что мы освобождены из ПФЛ и были в Австрии, начались расспросы. Андрей «плывёт» и я всё время вмешиваюсь. Солдат гордо резюмирует: «Этот — показывает на Андрея — там не был. Врёт. А этот — указывает на меня — там был. Всё знает».

Такая подозрительность оправдана — слишком много подростков занимались поездными кражами. Всё остальное выветрилось из памяти.

Приехали в Москву на Ярославский вокзал. Я помог Андрею на Курском вокзале определиться с поездом (он ехал в Мариуполь). Распрощались. Сам вернулся на Ленинградский вокзал (возможно, он тогда назывался Октябрьским?) и сел в первый же поезд, идущий в сторону Калинина (Твери).

Глава VI. КАК ВСЕ НАЧАЛОСЬ

1. У «разбитого корыта»

Холодное, морозное утро. Железнодорожный вокзал. Трамвай, идущий в Заволжье на северо-западную окраину города. Мне ехать до конечной остановки. На стеклах толстый слой наледи. Дыханием отогреваю маленькую дырочку для наблюдения.

Восстановленный пролёт моста через Волгу — признак прошедшей войны. Взрывали мост красные при отступлении. Почти у окраины сожжённый и разрушенный квартал трех или четырёхэтажных жилых домов вагоностроительного завода. Разрушала его красная артиллерия.

Конечная остановка. Перехожу железнодорожную ветку, идущую на Васильевский Мох, и направляюсь к окраинному поселку. В поселке почти все бараки и сараи между ними сожжены или разрушены, но большинство двухэтажных деревянных домов целы.

Вижу остатки разрушенного барака № 6. Теперь понятно почему на письма не было ответа. Заходу в ближайший двухэтажный дом. Стучусь в дверь на первом этаже. Открывает женщина, одетая в пальто и с шалью на голове. Долго и удивленно смотрит на меня.

«Коля, ты ли это? Жив?!» — и заплакала.

Пока я отогревался у печки-голландки, подкладывая в неё дрова, ел картошку с солью, черным хлебом и подкрашенным кипятком без сахара, она вела свой печальный рассказ.

Застал я её случайно. Болеет, поэтому тепло одета. На работу не ходит — больничный лист. Живут в одной комнате несколько семей. Остальные на работе или в школе. Женщины и дети. Мужчин нет — не вернулись с войны. Живут впроголодь. Хорошо, что есть дрова — разбирают остатки развалин.

В этой же комнате после отступления немцев и возвращения из эвакуации жила мама с моим младшим братом. Но в начале 1942 года в лютый холод поехала в деревню за продуктами. Простудилась, слегла и больше не встала. Похоронили на ближнем кладбище. Прошло четыре года и теперь могилу найти невозможно. Ведь на этом же участке тогда хоронили тысячи и тысячи красноармейцев, трупы которых до самой весны 1942 года собирали на поле между нашим посёлком и лесом.

Пресловутая активная оборона! В течении полутора месяцев (со второй половины октября до первых чисел декабря 1941 года), чуть ли не ежедневно перед рассветом из леса в наступление на посёлок красные командиры гнали «пушечное мясо», а немцы как на стрельбище или полигоне хладнокровно расстреливали из пулемётов наступающих, бессмысленность и преступность происходившего до сих пор не осознана большинством «ветеранов»!

Со времени возвращения из эвакуации и до самой смерти мама винила себя в том, что послала меня в город. Но… об этом позднее. В моей гибели никто не сомневался. Этот тяжкий крест усугубил ход болезни.

Анатолия, моего младшего брата, отдали в детский приёмник и с тех пор о нём ничего не известно. Об отце — «ни слуху, ни духу».

Мы оба плакали. Я, молча. Она, всхлипывая и даже навзрыд. Когда немного успокоились, я вкратце рассказал о себе. Но только то, что считал возможным. Что успел побывать в Польше, Германии, Австрии, а во Франции даже учился в школе юных казаков.

Она в удивлении воскликнула: «Ну и судьба! Ты знаешь, что твои родители с Дона? Они это от всех скрывали, но твоя мама мне проговорилась». Для меня ново!!!

Сумбурная беседа продолжалась до обеда. Поели постных щей и картошки. Просила приходить в гости. Сказала, что кое-какие наши вещи находятся у неё, в том числе, мамино пальто и шаль, в которых она меня встретила. Что я могу их взять, если понадобится.

Велел сохранившееся оставить как память о маме. Поблагодарил, что проводили в последний путь. Обещал навестить и ушёл, как оказалось, навсегда. Вначале легкомыслие молодости (ещё успею!), а затем помешали серьёзные обстоятельства. Я так и не завершил разговора о последних днях моей мамы. Сожалею и корю себя до сего дня.

2. А было ли детство?

С высоты прожитых лет ответ однозначный. Моё детство, как и у миллионов других, украдено коммунистами. Отрочество — коммунистами и нацистами, совместно развязавшими мировую бойню. Юность — коммунистами и англичанами, мнящими себя защитниками прав человека, и, в частности, лордом Олдингтоном. руководившим насильственной выдачей казаков. Только юный возраст и сочинённая легенда, скрывшая прошлое, позволили почти полсотни лет жить обычной жизнью «советского гражданина». Иначе — либо «лагерная пыль», либо жизнь клеймёного изгоя.

А каковым же было детство?

Помню промёрзший угол бревенчатого дома, покрытый изморозью и плесенью. Какие-то гости в тулупах и лопнувшая стеклянная бутылка с замёрзшим молоком… На четвереньках ищу съедобные травки и зёрнышки и тут же поедаю их… Эти смутные воспоминания почему-то всегда ассоциируются с чувством голода (вероятно, голод 1933 года).

Далее вспоминается угловая комната в бараке, где кроме нашей семьи живут и другие люди. Но это уже связано с конкретным местом: Ворошиловка в г. Калинине (Твери). В этом же посёлке, но в другом бараке мы живём в отдельной комнатке. В ней впритык друг к другу размещаются кровать, на которой спят родители с маленьким братишкой, моя детская кроватка и стол с двумя или тремя стульями… Играть негде.

Где тогда работала родители, мне не ведомо. Но я стал ходить в детский сад. Переплетаются без всякой последовательности воспоминания о ледоходе на Волге (река протекала за небольшим лесочком почти рядом с посёлком), о родительском запрете самостоятельного хождения к реке и купания в ней, о страшных рассказах об утопленниках, водяных и русалках, о кинофильме «Джульбарс». На этот фильм о жизни пограничников в клуб нашего посёлка строем приходили красноармейцы из рядом расположенного гарнизона. Мы, малыши, под полою шинели многократно проникали в клуб, забирались на сцену и смотрели фильм, сидя на полу, с задней стороны экрана.

Затем очередная смена места жительства и работы родителей. Мы переехали в Заволжье в рабочий поселок вагонного завода на самую окраину города. Поселились на первом этаже двухэтажного деревянного дома в комнате, о которой я уже упоминал. Две семьи по четыре человека в каждой. Шкафчиками и какими-то перегородками со шторками комнату разделили пополам. Взрослые работают посменно. Смены не совпадают. Часты ссоры из-за шумливости детей, которые мешают отдыхать после работы.

Перед домом грунтовая дорога, вдоль которой столбы с линией электропередачи. Мы, малыши, любили смотреть как молодой электрик на кошках залезает на столбы. Однажды слышу крики. Выбегаю из дома и вижу, что на дороге на спине лежит наш электрик. Изо рта течет кровь и он хрипит. Сбегаются люди. Кто-то пытается оказать ему помощь. (Залез на столб. Не прикрепился предохранительным поясом. Ударило током и он сорвался со столба). Скончался по дороге в больницу. Хоронили почти всем поселком.

От всего увиденного я был в шоке и стал бояться покойников. Но позднее война «вылечила». Насмотрелся всего и мог спокойно спать рядом с трупами, лишь бы от них не пахло.

Получили отдельную комнату в бараке и маленький сарай. В сарае отец сделал верстак и стал изготавливать для себя мебель. Я крутился возле него. Еще в дошкольном возрасте научился читать простейшие чертежи.

1-го сентября 1938 года пошёл в школу в 1-й класс. На первых же уроках под руководством учительницы мы вырывали отдельные страницы из учебников. На других замазывали чернилами текст или фотографии, а также выкалывали глаза у «вождей революции» или известных военоначальников, вдруг ставших «врагами народа».

Школа рядом с домом культуры (ДК) вагонного завода. При ДК детская библиотека. Записался и стал завсегдатаем. Родители на работе, братишка в детском садике, а я после занятий в читальном зале в мире сказок. Отец, увидев это, с первой получки на новом (!) месте работы купил лото «Сказки Пушкина», которые я тут же выучил наизусть.