Роберт Сильверберг - Хроника Маджипуры. Валентайн Понтифик

• Название: Хроника Маджипуры. Валентайн Понтифик
• Автор: Роберт Сильверберг
• Издательство: Эя
• Жанр: Фэнтези
• Год: 1993
• ISBN: 5-86892-099-6

Роман «Валентайн Понтифик» продолжает повествование о жизни лорда Валентайна, обретшего вновь трон и память. Но на него обрушились еще более тяжкие испытания. Некогда мирная процветающая планета Маджипура, Властелином которой он является, ввергнута в хаос, ей грозит голод. Как Маджипура вновь обрела покой и мир, чем закончились все испытания Валентайна, вы узнаете, прочитав роман.

---

В этот вечер он сам готовил ужин впервые в своей жизни. Ему показалось, что для новичка он проявил неплохое умение. Он открыл последнюю бутылку огненного вина и выпил немного больше, чем обычно позволял себе. То, что происходило с миром, было непонятно ему и с трудом воспринималось, но вино немного успокоило его. Как много тысячелетий спокойствия позади! Какая приятная, гладко отрегулированная жизнь была у него! Понтифик и Коронованный, Понтифик и Коронованный, ничем не возмущаемая последовательность, движущаяся от Горы Замка к Лабиринту, управление государством, ставящее своей целью благо всех, хотя, конечно, некоторые имели больше, чем другие, и все же никто не голодал, никто не нуждался. И вот наступил конец. С неба падает ядовитый дождь, увядают сады, гибнут посевы, начинается голод, в атмосфере страха и обреченности возникают новые религиозные верования, голодные обезумевшие толпы рвутся к морю. Знает ли об этом Коронованный? Знает ли Леди Острова? Король Снов? Что делается, чтобы поправить все это? Да и что можно сделать? Смогут ли помочь добрые сны Леди наполнить пустые желудки? Смогут ли угрожающие сны Короля повернуть толпы назад? Сможет ли Понтифик, если он на самом деле существует, выйти из Лабиринта и сделать возвышенное заявление? Сможет ли Коронованный проскакать из провинции в провинцию, призывая к терпению? Нет! Нет! Нет! Все кончено, подумал Этован Елакка. Как жаль, что эти события двинулись на него сейчас, не могли подождать еще двадцать лет или, возможно, тридцать, так, чтобы он мог тихо умереть в своем саду, а сад еще был бы в цвету.

Он продолжал всматриваться в ночь, и все было тихо. Утром Этовану показалось, что он слышит гул надвигающейся с востока орды. Он прошел по дому, открывая каждую дверь, он хотел, чтобы они нанесли как можно меньше ущерба, когда будут обшаривать дом в поисках еды и вина, Это был прекрасный дом, и Этован Елакка любил его и надеялся, что он не будет разрушен.

Потом Этован вышел в сад. Он увидел, как мною в нем смогло пережить смертоносный дождь: намного больше, чем он думал. Все эти черные месяцы его глаза замечали только разрушения, но сейчас он увидел, что пасть-растения еще цветут, а ночные деревья и некоторые из андродрагм, двикки, синхортинская лоза и даже нежные остролисты по-прежнему живы и тянутся к солнцу. Гуляя по саду, он стал было уже подумывать о том, чтобы дать проглотить себя пасть-растению, но это была бы ужасная смерть, медленная, кровавая… а ему хотелось, чтобы о нем сказали, даже если и не будет никого, чтобы сказать, что он был утонченный человек и таким оставался до конца. Поэтому он пошел к сихортинской лозе, которая была увешана еще не созревшими, желтыми плодами. Спелый сихортин был одним из самых прекрасных деликатесов, но желтый, он был наполнен смертельными алкалоидами. Долго стоял Этован Елакка возле лозы; он совершенно не испытывал страха, просто он не чувствовал себя готовым к смерти. Потом он услышал звук голосов, на этот раз не воображаемый. Это были грубые голоса городских простолюдинов. И он почувствовал, что теперь он готов. Он знал, что было бы более по-джентльменски подождать их, с радушием принять в своем поместье и предложить им свои лучшие вина и такой обед, какой было по силам ему приготовить. Но в конце концов без своих слуг он не мог оказать своим нежданным гостям должного приема и, кроме того, он никогда не любил городское простолюдье, особенно если эти люди приходили незваными. Он взглянул в последний раз на двикки и остролисты и единственную больную халатингу, которая каким-то чудом выжила, поручил свою душу Леди и почувствовал, как у него навернулись на глаза слезы. Он подумал, что плакать было бы неприлично, что это не соответствует его социальному положению. И он поднес к губам желтый сихортин и нетерпеливо укусил его твердую неспелую плоть.

Хотя Элзинома всего лишь хотела дать глазам отдохнуть секунду-другую перед тем, как начать готовить обед, глубокий сон быстро овладел ею, стоило ей только прилечь, уводя ее в заоблачное царство желтых теней и розовых холмов. И хотя она вряд ли могла предполагать, что послание придет к ней во время случайного предобеденного сна, Элзинома почувствовала мягкое прикосновение, от которого затрепетала душа, как только она опустилась в глубины своей дремоты, и она поняла, что это означало присутствие Леди, сошедшей к ней.

В последнее время Элзинома постоянно чувствовала себя уставшей. Она никогда так много не работала, как в эти последние несколько дней, с тех пор, как весть о кризисе в западном Зимроеле достигла Лабиринта. Теперь целыми днями в кафе было полно возбужденных представителей Понтификата, обменивавшихся последней информацией за кубком прекрасного Мульдемарта или доброго золотистого Дулорнского вина… они требовали самых лучших вин, ведь они были так обеспокоены последними событиями. И она постоянно бегала взад и вперед, жонглируя подносами и требуя дополнительных поставок у торговцев вином. В каком-то смысле это поначалу ей даже нравилось, она чувствовала себя участницей исторических событий. Но теперь это стало ее изнурять.

Последним, кого вспомнила Элзинома перед тем, как заснуть, был Хиссун. Принц Хиссун, Ей надо было приучить себя к мысли, что он стал принцем. Несколько месяцев она ничего не слышала о нем, пока не пришло это поразившее ее письмо, само по себе призрачное, как сон. В нем говорилось, что он принят в высший круг Замка. После этого Хиссун сам стал казаться ей нереальным. Нет больше маленького остроглазого смышленого мальчика, который когда-то забавлял, утешал и поддерживал ее в дни невзгод, но есть незнакомец в прекрасном платье, который проводит свои дни на важных совещаниях, где обсуждаются вопросы, решающие судьбы мира. Она представила себе Хиссуна за обширным столом, отполированным до зеркального блеска. Он сидел среди более старших по возрасту мужчин, лица которых были неясными, но важность осанки которых внушала невольное уважение, и все они смотрели на Хиссуна, который что-то говорил. Потом эта картина исчезла, и она увидела желтые облака и розовые холмы, и Леди вошла в ее мысли.

Это было самое короткое из посланий. Элзинома поняла, что она на Острове… об этом она узнала по белым утесам и круто поднимавшимся террасам, хотя в действительности она никогда там не бывала, да она вообще не бывала нигде за пределами Лабиринта… в каком-то парящем состоянии она двигалась через сад, который сначала был ухоженным, а затем без перехода стал темным и заросшим. Рядом с ней была Леди, черноволосая женщина в белом платье, которая казалась печальной и обеспокоенной, а совсем не сильной, сердечной и утешающей в печалях, богоженщиной, какой видела ее Элзинома в более ранних посланиях. Она ссутулилась от забот, глаза ее потускнели и были обращены долу, движения были неуверенными.

— Дай мне свою силу,— прошептала Леди. Но ведь это неправильно, подумала Элзинома. Леди приходит к нам предложить свою силу, а не просить нашу. Но та Элзинома, которая была во сне, не стала колебаться. Она была энергичной и высокой, над ее головой сверкал нимб. Она привлекла Леди к себе, прижав к груди, заключила в тесные объятия. И Леди вздохнула. Казалось, ее боль ушла из нее. Потом женщины, как бы нехотя, расступились, и Леди, сверкая теперь божественным светом, как сверкала до этого Элзинома, дотронулась пальцами до своих губ и послала поцелуй Элзиноме, потом она исчезла.

Больше не было ничего. Потрясенная внезапностью пробуждения, Элзинома оторвала голову от подушки и увидела знакомые мрачные стены своей квартиры в Гваделумском Дворе. Отблеск послания Леди был, без сомнения, с ней, но прежде послания всегда ставили перед ней новую цель и давали силы для ее осуществления, а это принесло только ощущение какой-то мистификации. Она не могла понять значения этого послания, но, возможно, она сможет понять его смысл через день или два.

Она услышала странные звуки в комнате своих дочерей.

— Айлимур? Мараун?

Девочки не отвечали. Элзинома заглянула в комнату и увидела их склонившимися над каким-то маленьким предметом, который Мараун быстро спрятала за спиной.

— Что у вас там?

— Это ничего, мама, так, одна небольшая вещица.

— Что за вещица?

— Одна безделушка.

Что-то в тоне Мараун вызвало подозрение у Элзиномы.

— Дай мне посмотреть,— сказала она.

— Но это действительно пустяк.

— Дай мне посмотреть.

Мараун бросила быстрый взгляд на старшую сестру. Айлимур, выглядевшая неспокойной и какой-то странно неловкой, только пожала плечами.

— Это личное, мама. Разве у девочки не может быть чего-то личного? — сказала Мараун.

Элзинома протянула руку. Вздохнув, Мараун нехотя подала маленький зуб морского дракона с вырезанными на его поверхности незнакомыми, и от этого еще более смущавшими душу, символами, имевшими странный остроугольный вид. Элзинома, наверное, под влиянием непонятного ею послания увидела в этом маленьком амулете зловещее предзнаменование и угрозу.