Антон Первушин - Отдел «Массаракш»

• Название: Отдел «Массаракш»
• Автор: Антон Первушин
• Жанр: Прочая старинная литература
• Год: 2011
• ISBN: 978-985-16-9938-0

Однажды светлой ночью на планету Саракш спустилась железная птица, из чрева которой вышел молодой бог. С тех пор жизнь шестипалого мутанта по прозвищу Птицелов, бывшего свидетелем этого, вошла в крутой вираж. Радиоактивные руины, населенные южными «выродками», таинственные кризис-зоны, спецлагеря для неблагонадежных, столица бывшей Страны Отцов, северный океан и подземные обиталища упырей — вот лишь немногие этапы большого пути маленького мутанта. От «выродка» до агента сектора оперативного реагирования в «Проекте "Массаракш"». От полного невежества до раскрытия тайны своего происхождения. От страха перед солдатами до победы над зловещим Темным Лесорубом. Из всех этих испытаний Птицелов вышел с честью. Ведь честь для него — не пустой звук.

---

Птицелов затаил дыхание.

…Он отчетливо видел этого человека. Рослый — на две головы выше Птицелова — молодой парень. Голый, если не считать коротких серебристых штанов. Он упер кулаки в мускулистые бока и смотрел на реку, но Птицелову казалось, парень уставился ему в душу. И это было страшно. Птицелов и сам не понимал — почему? Он подумал, что с таким любопытством и разочарованием мог бы смотреть тот, кому мама молилась перед сном. Она ласково называла его: «Боженька, истинный и милосердный»…

А может, тот самый Неназываемый, которому отец тайком от матери жертвовал свиную кровь и пшеницу.

Птицелов оттолкнулся от кромки обрыва, ссыпался в воду и рваными саженками поплыл к другому берегу. Он сожалел, что у него не было жабр, как у несчастного отца — мутанта по прозвищу Сом.

«…Испугался, говорите? Да еще как! Я же никогда такого не видел! Да и вы бы испугались!.. Что решил, что решил… Бежать решил… Нет, не на север пошел. На юг. Подумал: пусть там упыри и дикие мутанты… Лучше уж с ними, чем рядом с этим коричневым молодцом, что летает на железной птице и голым разгуливает по земле…»

Часть первая МУТАНТ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Птицелову не нравилось жить в развалинах, Птицелов любил простор.

Если бы не Лия, давно ушел бы на север. Но Лия не осилит и половины пути, Лия нынче ведра воды из колодца вытащить не может. Отец запретил ей возиться в огороде, поднимать тяжести и выходить из дома без присмотра.

Дядька Киту жену похоронил, когда Лия на свет появилась. А теперь пуще всего за дочку боится. День ото дня слабеет Лия. Днем не ест, не пьет, а ночами — кровью исходит.

Да и как бы приняли ее на Севере? Времена хоть и изменились, но люди остались прежними. Нравы остались прежними. Если он, Птицелов, каким-то боком сойдет за не шибко красивого парня, то чьего рода-племени Лия северяне раскусят в два счета. А он, дурень, на первых порах мечтал вывезти ее из поселения и устроить в госпиталь на границе, где раньше гвардейцев лечили. Размечтался. На порог бы не пустили Лию. Хорошо, если бы позволили побродить по гарнизонному поселку да убраться подобру-поздорову. Слухами земля полнится. Говорят, пляшет в петле наш брат-мутант, подвернись он под горячую руку, как и раньше, плясал. Без суда и без следствия в пляс его пускают. Веревку на шею — и на столб с перекладиной.

В общем, нельзя Лие никуда идти. А раз так, то и он останется.

И здесь ему дело отыщется.

На охоту ходить. Упырей отгонять. Дядьке Киту по дому помогать. Да и за Лией глаз да глаз теперь нужен.

Птицелов шел замусоренными пустырями. Сумрачные развалины уничтоженного войной города таяли вдали. Босым шестипалым ступням с твердокаменными подошвами были не страшны ни ржавые гвозди, ни битое стекло. Босые шестипалые ступни всякое знавали: и угли, и горячий пепел, и снег. Но теперь жизнь пошла еще круче, чем раньше. День прожил, и на том спасибо. Правда, кому спасибо — непонятно.

Стена леса темнела справа, стена леса темнела слева. А прямо — череда пустырей, отделенных друг от друга старыми заросшими окопами и полосами кустарников.

Пожухлая трава с каждым шагом становилась ниже и ниже. Горячее дыхание ветра из южной пустоши — ощутимее. Железного и стеклянного мусора попадалось меньше, потом он исчез совсем. Трава исчезла тоже. Под ногами Птицелова стелилась серая земля. Не земля — спекшаяся корка.

А косточек всякого разного зверья, помершего здесь в разное время… Куда ни посмотришь — косточки, растрепанный мех полуистлевших шкурок и оскаленные клыки.

Потом заблестело, зарябило, будто впереди озеро было.

Птицелов увидел Стеклянную Плешь — километровое пятно блестящего шлака. Рядом с проплешиной нельзя было долго оставаться ни человеку, ни мутанту. Ни зверю, ни гаду. Здесь невидимое зло, погубившее миллионы душ, а детей тех немногих, кто умудрился выжить, — искалечило и обезобразило, было по-прежнему сильно.

На берегу этого неподвижного озера сидел щуплый человечек.

Бесформенное платье из мешковины. Линялый платок на лысой голове. На тонюсеньких ногах — разбитые ботинки военного образца.

— Лия! — позвал Птицелов.

Он уже не шел, он бежал, поднимая за собой пыль.

Лия обернулась. Посмотрела на Птицелова долгим взглядом, словно силилась узнать, кто-то к ней несется. Словно вдруг позабыла Птицелова.

…И совсем была бы она хорошенькой, если бы по опухшие веки и раздутые от рождения надбровные дуги. Если бы не молочная бледность кожи и сетки порванных сосудов на щеках. 1'сли бы не болезненная худоба…

Ополоумела, девка! — выпалил с ходу Птицелов. — Ты как сюда забрела? Рыба малоумная!

Лия отвернулась, поглядела на свое расплывчатое отражение в зеркале неживого озера. Птицелов уселся рядом, схватил ее за хрупкие плечи, развернул к себе. Пылко обнял, затем отстранил. Оглядел с ног до головы: цела ли? не обидел ли кто?

Никогда!» — хрипел он ей в лицо и тряс за плечи. — Никогда не ходи сюда больше! Не уходи из города сама! Из дома не выходи сама! Безголовая! Безголовая! Безголовая! Как тебе отец наказывал?

Лия болталась в руках Птицелова безвольной куклой.

Как ты здесь очутилась? — спросил, переходя на шепот. — Ну?

Не помню, — ответила Лия, глядя в сторону.

Врет, подумал Птицелов. А ведь знает: мне врать — что воду в ступе толочьОн поглядел на Стеклянную Плешь. Эта зеркальность… Эта неестественность… От нее кружилась и болела голова. И ни с того ни с сего вспыхивало перед глазами. Какие-то белые вспышки… Скорее бы отсюда…

Сама пришла? Или кто-то помог? Довел кто-то, а?

Не помню.

Врет! Врет!

Скажи, что ты тут забыла? Нельзя здесь никому быть! Здесь — смерть! Это место даже птицы облетают!

Не отвечает. Отворачивается. Набухает на носу капля крови, срывается тонкой струйкой по синюшным губам. Лия вытирает кровь рукавом: для нее это дело привычное. Вон и рукав давно замызган, щелочью не отстираешь.

Лия… — простонал Птицелов. Выудил из кармана драной ветровки коробочку. Открыл, вытряхнул на ладонь две пилюли. — Держи! — Птицелов без обиняков всунул одну пилюлю Лие в губы, а вторую разжевал сам.

Рассыпчатая! Горькая! Застревает в зубах и забивается под язык! Зато — верная защита от невидимой дряни, которой пропитаны здешний воздух, земля и вода

М-м-м… — замычала Лия. Выплюнула разжеванную пилюлю, два раза кашлянула. Задрожала всем телом, отодвинулась от Птицелова, и ее сразу же вырвало.

И весь день ни крошки не съела… — укоризненно проговорил Птицелов. — Ну нельзя же так…

Ела я.

Зачем ты обманываешь?

Птицелов снова сграбастал Лию за плечи.

Так, девка. Идем отсюда. — Поднялся сам, поставил на ноги ее. — Здесь и здоровому г га нет дурно. А тебе, чихалка, и подавно.

Брось. Оставь, — попросила Лия вялым голосом. — Мне тут лучше.

Лучше? — удивился Птицелов.

Мне лучше, — повторила Лия. — Ну оста вь, ну пожалуйста. Мне тут дышать не больно.

И ведь не врет! Птицелов мотнул головой. Как такое может быть? Обманула саму себя да поверила? Ну, наверное…

Лия поглядела Птицелову в глаза. И Птицелов вдруг увидел, что зрачки у нее серебрятся, как серебрится, отражая Мировой Свет, проклятая проплешина, как светятся зрачки лесных упырей.

Стало холодно отчего-то Птицелову. Хоть и ветром горячим из пустошей веет. И штаны добрые на Птицелове, и куртка какая-никакая. Л заледенело в груди, точно под ребрами стужа зимняя поселилась.

Ну ладно. Ты это… Пойдем, что ли…

Лия вдруг выгнулась дугой, повисла на сильных его руках. Посмотрела за спину Птицеловаи улыбнулась, не стесняясь плохих зубов. Никогда еще Птицелов не видел, чтобы она так кому-нибудь улыбалась.

Птицелов обернулся.

На дальней стороне проплешины — на противоположном берегу застывшего озера — стоял человек. По крайней мере издалека чужак выглядел, как человек. Только был он явно выше обычных людей: здесь и расстояние не могло обмануть. «Мутант, — подумалось Птицелову. — Другие тут не ходят…» В руках человек сжимал нечто длинное, блестящее с одного конца. Топор с широким лезвием?

И тут Лия принялась царапаться и отбиваться. Располосовала Птицелову щеку, едва глаз не выдрала. Хватанула зубами за жилистое запястье — и до крови.

Пусти! Пусти! Ненавижу тебя! — выплевывала она обидные слова окровавленным ртом. — Чтоб ты сдох, упырище косолапый!

Птицелов не проронил ни звука. Он даже не поглядел на беснующуюся девчонку. Взял ее в охапку, особенно не церемонясь. И потащил назад — в разрушенный город.

Подальше от Стеклянной Плеши, возле которой смерть — в своем праве. Подальше от высокого незнакомца с топором.