Антон Первушин - Отдел «Массаракш»

• Название: Отдел «Массаракш»
• Автор: Антон Первушин
• Жанр: Прочая старинная литература
• Год: 2011
• ISBN: 978-985-16-9938-0

Однажды светлой ночью на планету Саракш спустилась железная птица, из чрева которой вышел молодой бог. С тех пор жизнь шестипалого мутанта по прозвищу Птицелов, бывшего свидетелем этого, вошла в крутой вираж. Радиоактивные руины, населенные южными «выродками», таинственные кризис-зоны, спецлагеря для неблагонадежных, столица бывшей Страны Отцов, северный океан и подземные обиталища упырей — вот лишь немногие этапы большого пути маленького мутанта. От «выродка» до агента сектора оперативного реагирования в «Проекте "Массаракш"». От полного невежества до раскрытия тайны своего происхождения. От страха перед солдатами до победы над зловещим Темным Лесорубом. Из всех этих испытаний Птицелов вышел с честью. Ведь честь для него — не пустой звук.

---

Не вижу, — пробормотал Птицелов.

Да вот же, вот! — Бошку присел и стал совать палец в норки медведок. — Его это следы, видишь? На ходулях он, понял?!

И впрямь, — проговорил Киту. — Ямки через весь пустырь тянутся.

Теперь и Птицелов увидел, что «норок» слишком много. Двумя неровными рядами они огибали оплавленный памятник, тянулись вдоль улицы и исчезали в кустарнике, который рос на обширном пустыре, где раньше был оперный театр. Иногда ямки пересекались едва заметными следами босых ног. Эти отпечатки узеньких, почти детских ступней Птицелов узнал сразу.

Убью, гада! — прорычал Киту, взводя кур- к и дедовского дробовика.

Если догонять, то сейчас, — рассудил Бошку. — Не могли они далеко уйти. Думаю, не дальше болот.

Идем, — сказал Птицелов, потирая рукавом лезвие тесака.

Сейчас, — отозвался Бошку. — Только Хлебопека с Колотуном свистну…

Он вставил пальцы в лягушачий свой рот и оглушительно свистнул. Из-под полуобрушенного свода собора вырвалась стая нетопырей, заполошно заметалась в белесых сумерках и потянулась к лесу.

Хлебопек и Колотун появились не сразу. Зевая и почесываясь, подбадривая друг дружку тычками, они вылезли из подвала бывшей парикмахерской, вооруженные, готовые к походу.

Бошку придирчиво оглядел свое воинство: два тесака, два ружья, один лук. Годится.

Куда идем? — осведомился Хлебопек, подслеповато озираясь.

Хлебопек страдал куриной слепотой, но по лесу мог ходить и с закрытыми глазами, знал там каждую травинку.

Вон у него дочку увели, — кивнул Бошку на Киту. — А у него, значит, подружку, — кивок в сторону Птицелова.

Лию! — ахнул Колотун.

Жалко ее, хорошая была девка, — заключил Хлебопек.

Ты брось ее хоронить, — накинулся на него Птицелов. — Жива ведь еще!

Да я чего? Я ничего, — забормотал Хлебопек.

Пойдемте, сынки, а? — проговорил Киту, заглядывая охотникам в глаза. — Может, догоним еще?

Догоним, — рассудительно откликнулся Бошку. — Отчего не догнать…

Они двинулись вдоль цепочки следов. Пересекли площадь, углубились в кустарник на пустыре. За пустырем начинался лес, который по привычке именовали Императорским парком. От настоящего парка остались лишь редкие деревья. Все остальное заросло карликовыми уродцами с жесткой листвой. По весне уродцы цвели алым цветом. Сейчас цветов не было. Откуда они возьмутся — осенью-то?

Охотники шли споро. Птицелов старался не отставать, но ему приходилось приноравливаться к шагу старика Киту, который ковылял, опираясь на дробовик. Да и у самого Птицелова бок побаливал, не шибко разгонишься. Но о боли он не думал. Сейчас в мыслях у него была только Лия, которая не хотела жить. И потому, даже дома сидя, ждала…

Птицелов споткнулся, столь поразительна была осенившая его догадка.

Но разве это возможно? Сидеть и ждать, когда появится Лесоруб?..

Птицелов покрепче сжал тесак: только бы добраться до этой твари…

Л re совсем поредел и отступил от тропы. Сама тропа стала шире и прямее, поднимаясь в гору. И покрывала ее теперь не палая листва, а и рц. поп)ая в сумеречном свете пыль.

Дядька Киту рассказывал как-то, что за Императорским парком начинается дорога, которая, если достаточно долго идти, обязательно приведет к Норушкиному карьеру. Когда-то в нем добывали мел для строительства. А перед самой войной мел добывать перестали, и в карьере поселились норушки. Их было видимо-невидимо. Больше, чем сейчас нетопырей. Сам Киту знал об этом лишь по рассказам матери, Которая девчонкой любила с подружками бегать к карьеру, глазеть на птиц. После бомбежек, чумной эпидемии, нашествия упырей и других бед в те места перестали ходить даже охотники. Незачем. Вряд ли там осталось вообще что-либо живое, тем более съедобное.

А потом с Севера понаехали солдаты и штатские. Понавезли каких-то машин громадных, решетчатых столбов. День и ночь над карьером стояла пыль и дым коромыслом. Местных не подпускали и на пушечный выстрел. Проныры — разведчики сказывали, что машинами этими дырку в земле пробивали. Глубокую-преглубокую. Но когда Отцов на Севере скинули, дырку долбить перестали. А штатские и солдаты разбежались.

И вот теперь следы человека с топором, совершенно отчетливо различимые в белой пыли, вели именно к Норушкиному карьеру.

Вот он! — вдруг шепотом крикнул Бошку, останавливаясь.

Шедший следом Хлебопек сослепу ткнулся ему в спину.

«Где? Где? Где?» — наперебой забормотали Колотун, Птицелов и Киту.

Да вот же он! — прошипел Бошку, указывая на темный силуэт впереди.

Странный человек с непропорционально маленький головой стоял неподвижно, странно кособочась, вытянув тощую руку поперек тропы.

А ну-ка…

Киту оттеснил Птицелова в сторонку, вышел вперед, вскинул дробовик, прицелился. Несколько секунд он плавно водил стволами вверх-вниз, потом опустил ружье и сплюнул под ноги.

Слепошарый ты, Бошку, — с досадой сказал он. — Хуже Хлебопека. Виселица это, понял!

И впрямь виселица, — сказал Колотун. — Эх, Бошку, Бошку… Все загомонили разом. Бошку невнятно оправдывался. Киту, Колотун и Хлебопек наперебой его попрекали.

Птицелов подошел к виселице.

Столб с перекладиной. На верхушке столба продырявленная солдатская каска, которую они приняли за голову. С перекладины свисает обрывок веревки.

Птицелов вернулся к товарищам.

Эй, вы, — сказал он. — Хватит трепаться. Идти надо!

Те замолчали, повернулись к нему, уставились, будто впервые видели.

Раскомандовался, — проворчал Бошку, все еще раздосадованный своим промахом. — Кидали мы таких командиров…

Охотнички, — не остался в долгу Птицелов. — Если мы перед каждым столбом стойку будем делать, не догоним гада.

Столбом, — передразнил его Хлебопек. — много бы ты понимал, сосунок… Да на столбе этом отцов и братьев наших вешали.

Знамо, вешали, — сказал Киту. — Для острастки, чтоб носу своего не совали в Норушкин карьер…

Э-э, погодьте, — всполошился Колотун. — Так туда, значит, нельзя?! Так что ж мы— Дочку мою туда увели, — проворчал Киту и, сильно прихрамывая, поковылял вперед.

На такой высоте Птицелов еще не бывал. Раньше все по лесам да по болотам с пустырями бродяжничал, а настоящие горы были далеко. Теперь же все было как на ладони: позади — призрачные развалины города, среди которых ютился поселок мутантов, слева раскинулись болота — мертвая черная жижа. Справа — тускло отблескивающая Стеклянная Плешь. Впереди смутно белели меловые утесы. Где-то там среди них скрывался Норушкин карьер. Туда, если верить дырчатым следам, Темный Лесоруб увел Лию. А скорее всего — унес. Ее следы давно уже пропали.

Поначалу преследователей пропажа следов похищенной девочки даже обрадовала. Решили, что охотник за детьми отпустил добычу. Кинулись искать по кустам, выкликали Лию, да все без толку. Трусоватый Колотун предложил вернуться. Дескать, дома уже сидит девка, а мы тут шаримся. Но на Колотуна накинулись Хлебопек с Киту.

Соображаешь, что мелешь?! Если бы она домой пошла, мы б ее сто раз встретили!

Птицелов резонно заметил, что и одного раза было бы достаточно и что, скорее всего, Лесоруб подхватил Лию на руки: ведь она не ахти какой ходок.

Мутанты поохали, покряхтели, почесались н согласились: да, не ходок девка. Неча время терять, идти надо. И пошли. Но чем выше вбирались они в предгорья, тем медленнее переставляли ноги. Утомились, а главное — страшно им стало, Никак виселицу забыть не могли. Да и самого похитителя опасались. У них, конечно, супротив его топора ружья, да тесаки, да лук со стрелами, а все-таки боязно. Лесоруб ведь.

Птицелов, чтобы подбодрить их, затянул песню — единственную, какую знал:

У мертвецов пустые глаза,

Сжатые белые зубы,

Их не тревожат ни гром, ни гроза,

Только — посмертные трубы,

Что призовут из безвестных могил

Всех, кто загинул без вести,

Без поминания — всех, кто любил,

Жил и сгорел в этом месте…

Допеть он не успел. Тычок в незаживший бок заставил его умолкнуть.

Нашел о чем распевать, чужак! — прошипел Бошку. — Накличешь на нашу голову…

Кого? — удивился Птицелов.

Кого-кого, — пробурчал мутант. — Непогребенных, вот кого!

А чего их бояться, — сказал Птицелов. — Под развалинами непогребенных этих… до самой Столицы частокол можно выстроить…

Понимал бы что, — не унимался Бошку. — Одно слово — чужак!

Да ты не обзывайся, объясни толком…

Бошку поозирался боязливо, затем потянулся к уху Птицелова лягушачьими губами.

Те, кто под развалинами, не опасны, — прошептал он. — Дома они у себя померли, понял?! Все равно что погребены, как положено. Принц-герцог, когда с нами жил, над ними даже отходную читал, заместо священника… А непогребенные — это те, кто на дороге этой сгинули. Или в болотах, или там, где Плешь сейчас… Понял?