Софья Радзиевская - Тысячелетняя ночь

• Название: Тысячелетняя ночь
• Автор: Софья Радзиевская
• Издательство: Издание редакции журнала «Светлячок»
• Жанр: Детские приключения
• Год: 1995
• ISBN: 5-87397-001-7

В книгу известной детской писательницы Софьи Борисовны Радзиевской включены два исторических произведения. В основу романа «Тысячелетняя ночь» (публикуется впервые) легли баллады о легендарном Робин Гуде. Автор использовал одну из малоизвестных легенд, согласно которой предводитель лесных разбойников принадлежал к феодальной знати. Отсюда подробное описание быта и нравов тогдашнего рыцарства и духовенства, коварных интриг под сводами родовых замков и т. д. Повествование охватывает жизнь трёх поколений средневековой Англии — почти целый век.

---

— Клянусь моим мечом — необходимо, — бормотал он, судорожно дёргая и крутя седую свою бороду.

Не оставить гостя ночевать, отпустить его без обеда после пары кубков вина было неслыханным нарушением законов гостеприимства. Но, казалось, хозяин горел таким же стремлением отделаться от гостя, как гость — покинуть мрачные своды, увешанные странным необычным оружием. И потому прощание было коротким и удивлённые слуги сэра Уолтера со вздохом должны были завязать пояса, уже распущенные в расчёте на обильное угощение. Но и они, хотя в дороге пришлось утолять голод запасами из седельных сумок, не очень-то жалели о том, что не остались на ночлег.

— По правде сказать, — с набитым ртом проговорил весёлый и румяный оруженосец Том и, обернувшись на ходу, показал рукой на замок, казалось, мрачно наблюдавший за ними насторожёнными бойницами стен, — в этом чёртовом гнезде столько христиан сложили свои бедные головы, что лучше переночевать в харчевне у брода. Кто их знает, чего у них намешано в их угощения? Не обернулись бы мы, отведавши их, кошками или дикими совами! Сам рыцарь-то, говорят…

— А чей это замок вон там, слева? — прервал хозяин его разглагольствования.

— Как не знать, — охотно отозвался весёлый Том, довольный случаем похвастать своими сведениями. — Перевозчик рассказывал, это графство Гентингдона. Последний-то граф умер, наследников нет, и замок…

— Понятно! — сэр Уолтер энергично взмахнул рукой, поймав недостающую нить размышлений. — Соседи не поделили чего-то и крепко повздорили. Но чем они могли так прогневать этого сатану в кобыльей шкуре? Гроша не дам за шервудского молодца, если за его головой охотится этот воплощённый дьявол. Можно, видно, было шерифу обойтись и без тридцати фунтов. А уж половину-то я мог спокойно положить в свой карман, клянусь моим мечом! — И, ещё раз оглянувшись на высокую красную крышу, исчезавшую за поворотом, он пустил коня вскачь, торопясь покинуть узкую, так пригодную для засады, тропу.

— Одно могу сказать, почтенный сэр, — рассказывал лорд Уолтер на другой день за пышным обеденным столом гостеприимного шерифа, — прикажи мне только хоть сам милостивый наш король ещё раз сунуть нос в это разбойничье гнездо, я попрошу его найти другого посланца… Клянусь моим мечом!

И много потребовалось густого и сладкого испанского вина, пирогов с дичью и жареной оленины, чтобы развеселить расстроенного поездкой благородного барона.

Глава XXX

Глухой дребезжащий звук колокола нарушил спокойствие летней ночи. Жидкий и жалобный, он бился в закрытые ставнями окна и, проникая в глухую темноту монашеской кельи, назойливо вплетался в горькие и радостные сны всех, кто болею судьбы укрывался под этими тяжёлыми вводами.

Монастырь, такой старый, что самая память о его основании сохранилась лишь в старинных рукописях его книгохранилища, видом своим менее всего походил на мирную обитель, посвящённую прославлению божию. Ров, полный поды, подъёмный мост и грозные зубчатые стены сделали его скорее похожим на крепость, нежели на божий храм.

Внутри, на первом дворе располагались дома и мастерские рабочего люда — плотников, пекарей, золотильщиков, резчиков по дереву, маляров, портных, скотников, конюхов, птичников, крольчатников, даже мастеров по откорму ежей, до нежного мяса которых были особенно охочи святые отцы. Казалось странным — какое количество мирских работников необходимо для расчистки пути к небесному блаженству скромным служителям божиим. Но о таких вещах опасно было и думать, а говорить — тем паче. Святая церковь располагала многими надёжными средствами для искоренения вольных мыслей в умах мирян и духовенства: ходили слухи, что глухие норы-тюрьмы в подвалах Ньюстедского аббатства были не менее прочны, чем в любом рыцарском замке и… населены не менее плотно. А потому монастырские рабы и крепостные старались роптать потише: для чутких ушей его преподобия настоятеля монастыря малейшая жалоба была непереносима.

Удары колокола продолжали звучать всё настойчивей. В одной из келий высокий худой монах, склонившийся было над заваленным книгами столом, поднял голову, провёл рукой по покрасневшим глазам и прислушался. Его лицо хранило ещё отблески молодости и красоты и густые чёрные волосы упрямо вились над бледным лбом. Но глубокие складки около рта и на щеках и печальное выражение чёрных глаз говорили о трудно прожитой жизни.

На столе оплывающая восковая свеча в тяжёлом железном подсвечнике освещала колеблющимся пламенем толстую книгу в кожаном переплёте, пузырьки и баночки с красками и кисти в высоком резном стакане. Одну из них, тонкую, блестевшую золотой краской, монах ещё держал в руке.

— Странно, — пробормотал он. — Или свечник ошибся, или звонарь прозвонил слишком рано. — И он устремил взгляд на свечу. Широкие чёрные и красные полосы покрывали её: восемь полос — значит горение её было рассчитано на восемь часов. Эта остроумная выдумка в век, когда даже песочные часы считались роскошью, помогала в тиши монашеской кельи довольно сносно вести счёт времени.

Монах перевёл внимательный взгляд на заглавную букву на листе пергамента, сиявшую тонким красным с золотым узором, и, вздохнув, отложил кисть.

— Жаль, — проговорил он, — нужно торопиться. Отец Бенедикт зорко следит за теми, кто опаздывает к службе. Однако после службы утомлённая рука уже не будет так тверда…

Он задул свечу и, ощупью нажав ручку двери, вышел в длинный узкий коридор, полный спешащих чёрных теней. Многие из монахов несли в руках свечи, загораживая их ладонью от движения воздуха таким образом, что беглый пляшущий свет падал им на лица. Чёрная одинаковая одежда равняла их, высоких и низких, толстых и худых. Но выплывающие из мрака освещённые лица были до такой степени различны, что монах-художник невольно приостановился, не в первый раз с острым интересом наблюдая это молчаливое шествие. Немало лиц было бледных, аскетически измождённых постом и молитвами. А порой пляшущее пламя озаряло румяные щёки, тройной подбородок, заплывшие жиром глазки…

Он стоял, прижавшись спиной к холодной каменной стене, и чёрные фигуры плыли мимо бесконечным безрадостным потоком. Неожиданно поднесённая к лицу его свеча заставила монаха вздрогнуть. Это был послушник.

— Отец Бенедикт приказал тебе прийти к нему после утрени, брат Ульрих, — сказал он и, поклонившись, добавил шёпотом, — неладное они задумали, Улл: хотят, чтобы ты помог им поймать кого-то, только не сумел разобрать — кого. И сейчас совещаются. Я малость послушал было под дверью, да отец Гугон высмотрел и наградил подзатыльником. — Молодой послушник деланно рассмеялся и поднял тревожные глаза. — Будь твёрд, Улл, — шепнул он. — А теперь, хочешь, вместе пойдём? Если опоздаем — беда. — И две тонкие чёрные тени присоединились к остальному шествию.

В темноте было незаметно, что бледное лицо Ульриха ещё больше побледнело, чёрные глаза его загорелись, а губы сложились в упрямую складку.

Между тем в просторной келье настоятеля Ньюстедского аббатства совещание было в разгаре.

— Я говорю тебе, досточтимый аббат, это — единственное средство избавиться от мошенников, — Арнульф де Бур резким движением отодвинул тяжёлое кресло и встал из-за стола. — Они укрепились в Шервудском лесу, как в своём государстве: каждая тропинка в нём ведёт к какой-либо проклятой тайной норе-пещере или подземелью, откуда они сыплются, как крысы из мешка. Его милость шериф давно уже потерял сон и терпение, а сейчас ему угрожает опасность распроститься с милостями нашего возлюбленного короля, если только ты, почтенный аббат, не поможешь нам.

Небольшой человек в монашеской сутане, сидевший у стола, почтительно наклонил голову при имени короля.

— Моё самое горячее желание — доставить удовольствие сэру Ральфу, достопочтенному шерифу Ноттингемскому, — проговорил он ласково. — Если бы я раньше знал о том, кого укрывает кровля нашего благочестивого монастыря, я сам бы известил об этом его милость. Однако… — и тут аббат, кротко глянув на второго, роскошно одетого и тщедушного собеседника, сделал значительную паузу. — Однако вполне ли ты уверен, добрый сэр Эгберт, что глаза твои не ошиблись и сей служитель божий действительно приходится братом приспешнику нечестивого разбойника?

— Вполне! Вполне уверен! — резко ответил горбун и, не без труда выбравшись из глубокого кресла, нервно засеменил по келье — красный плащ так и взлетал на поворотах. — Много лет я их не видел, но проклятый монашек почти не изменился. Он не заметил или не узнал меня, но я-то хорошо рассмотрел это проклятое отродье и рад, что этим смог быть полезным почтенному шерифу.

Аббат молчал. Потянувшись к столу, он снял щипчиками нагар с оплывающей свечи в высоком серебряном подсвечнике. При этом обнаружилось, что широкий рукав его сутаны подбит золотистым шёлком, а белую пухлую руку обвивала в несколько раз тонкая золотая цепочка. На полном, даже одутловатом лице его трудно было бы найти следы изнурённости и упорных размышлений на духовные темы, небольшие тёмные глаза смотрели пытливо и подозрительно.