Вячеслав Удовик - Воронцов

• Название: Воронцов
• Автор: Вячеслав Удовик
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2004
• ISBN: 5-235-02728-0

Предлагаемое вниманию читателей издание представляет собой жизнеописание генерал-фельдмаршала, светлейшего князя, новороссийского и бессарабского генерал-губернатора, наместника на Кавказе М. С. Воронцова (1782–1856). Личность этого человека вызывает самые противоречивые оценки историков и исследователей-пушкинистов. Первые, признавая в нем талант полководца и мудрого правителя, укоряют его за приверженность монархии и называют угодливым царедворцем. Вторые (по крайней мере большинство из них) игнорируют его заслуги перед Отечеством и видят в нем только врага великого поэта. Рассказывая о жизненном пути Воронцова, о его ратных подвигах и деяниях во славу России, автор книги опровергает распространенное и искаженное представление о нем как о расчетливом вельможе и гонителе Пушкина.

В Приложении приводится ценнейший исторический документ — кавказские письма М. С. Воронцова к А. П. Ермолову.

---

Боржом, 12 июля 1853 г.

Любезный Алексей Петрович, я бы должен прежде отвечать на два письма твои, одно доставленное кн. В. О. Бебутовым и другое писанное скоро после его отъезда из Москвы, но которое по почте пришло ко мне прежде первого.

Все эти дни я не имел времени писать, ибо дела и хлопоты прибавились вследствие шаткого положения наших сношений с Турками, а к тому еще прибавились для меня большие хлопоты оттого, что в самое то же время надо было брать беспрестанно меры для предохранения границ от хищников, которые не ожидают настоящей войны, чтобы грабить и устроить воровские дела свои, к которым они привыкли и в мирное время, и, как ты сам хорошо знаешь, наша Турецкая граница и по Гурии, и между Ахалцыхом и Александрополем совершенно открыта. Надо было продвинуть хотя слабые резервы с дорожных и штабных работ частию к Ахалцыху и частию для прикрытия богатых сектаторских деревень Ахалкалакского участка. Ежели будет настоящий разрыв, то еще продвинем от четырех до пяти батальонов, куда окажется нужно, и будем дожидаться обстоятельств и Божией воли. Как я выше сказал, в самое то время, когда я был беспрестанно занят этими непривлекательными подробностями, я нашелся вдруг лишен всякой помощи сотрудника по военной части. Ты знаешь, что генерал Коцебу отпущен по ноябрь и теперь получил даже другое, хотя временное, назначение; генерал Вольф, который очень хорошо исправлял его должность, уже более двух месяцев серьезно болен, особливо приливом крови в голову. Уже в Тифлисе он мне сказал, что он боится скоро не быть в состоянии продолжать такую трудную службу. Я, не имея никого в виду для его замещения, просил его еще подождать и попробовать; но на днях ему сделалось хуже, так что можно было бояться удара, и мне осталось только воспользоваться дружеским предложением князя Барятинского принять на себя должность начальника штаба; он уже ее принял предварительно, и об утверждении уже послано в Петербург.

Такое назначение тем для меня выгоднее, что сношения мои с Барятинским самые дружеские и откровенные, что всегда необходимо между начальником войск и начальником штаба и что 8-ми летняя отличная его служба здесь со мною дала ему полный опыт в здешних военных делах и общую к нему доверенность. Все это прекрасно соединилось с приездом князя Василия Осиповича Бебутова, который, быв прежде управляющим и командиром войск и в Имеретии, и в Ахалцыхе, и в Эривани, лучше всякого другого мог помочь насчет лучшего расположения малых сил, которыми я теперь могу располагать без слишком большого ослабления разных нужных работ. Я право не знал бы, что делать без этого распоряжения насчет главного штаба, ибо всякая экстренная работа теперь уже не по моим силам. Первые дни здесь в Боржоме я приметно поправился; но как пошли фельдъегеря, и известия, и распоряжения, а вместе с тем и отсутствие главных помощников, я скоро потерял все, что прежде выиграл, и так лечиться невозможно. Теперь мне сделалось легче, но все-таки труды слишком велики.

Прощай, любезный друг. Мы здесь остаемся до 25, потом я поеду отчасти по границе на Ахалкалаки, духоборские деревни и через Манглис в Коджоры, где желаю пробыть весь август месяц и до жаров, а в сентябре обстоятельства укажут, ежели здоровье не слишком изменит, куда будет полезно и возможно мне ехать.

49

Тифлис, 20 сентября 1853 г.

Любезный Алексей Петрович, я так заеден и утомлен все это последнее время делами и распоряжениями по этим проклятым турецким делам, что не мог тебе писать, как я того желал, и сегодня пишу тебе только несколько слов, посылая экземпляр приказа, чтобы ты видел все подробности и хороший конец сильного нападения Шамиля на Лезгинскую линию. С последнею почтою я послал Булгакову, для предупреждения фальшивых толков в Москве, неполное извлечение об этом событии; но в приказе ты увидишь все настоящие подробности и все прекрасные действия наших войск и отличных их начальников. Важный пункт тот, что Шамиль крепко ошибся в надежде восстания не только наших лезгин, но и всех наших мусульманских провинций. Ни один человек во все время не восстал, даже из тех деревень, чрез которые неприятель проходил, а главные деревни Джа-ры и Талы вооружились и не позволили никому чрез них проходить. Шамиль до того фанфаронил в своих надеждах, что уверял жителей, что идет в Тифлис, где должен встретить турецкого султана. Мы ждем скоро прихода в Сухум-Кале из Севастополя 13-й дивизии пехотной или части оной для усиления наших войск по турецкой границе. Все эти войска поступают в командование князю Бебутову, который на днях объехал всю границу, взял на все лучшие меры и успокоил жителей, которые не могли сначала не быть в страхе, зная, что турки сильно собираются в разных местах, когда у нас почти там никого не было. Теперь мы это все усиливаем по возможности, и Куринский батальон, пришедший третьего дня с Линии, а потом еще два или три батальона пойдут в Александрополь.

50

Тифлис, 24 декабря 1853 г.

Я получил вчера, любезный Алексей Петрович, письмо твое от 10-го декабря и начинаю с того, чтобы успокоить тебя насчет непонятного для нас слуха о плене твоего сына. Щербинин верно тебе написал, но ты письма еще не получил: мы даже не имеем еще известия о приезде посольства в Тегеран, а только, что они выехали из Ленкорана и переехали Персидскую границу. Я думаю, что причина этому пустому слуху есть просто ошибочное смешение с тем, что случилось месяца два тому назад с другим моим адъютантом Понсетом, который, едучи из Эривани в Александрополь, еще прежде открытия военных действий, был ограблен и в 4-х или 5-ти местах ранен разбойниками из наших верноподданных; он и теперь еще лечится в Александрополе, но раны его не опасны. Как скоро я получу что-нибудь от Клавдия, то я немедленно тебе сообщу. — Благодарю тебя от всей души за поздравления и примечания твои о наших здешних успехах. Мне совестно, что я не писал тебе по мере наших действий; но, ей Богу, не был в силах: ибо с самого лета я был так нездоров и слаб, и замучен беспокойством, распоряжениями, известиями всякого рода и принятием необходимых мер после каждого действия и приготовления против нас на пяти разных пунктах больших неприятельских сил (особливо, когда еще до прихода 13-й дивизии, я не мог нигде собрать даже 4-х батальонного отряда для защиты края от Черного моря до Арарата), я был совершенно истощен в силах, и были минуты, что я совершенно не знал, как из этого выпутаться. Почти уничтожен физически, я однако выдержал морально; но зато теперь, по милости Божией, что все пошло хорошо, физические силы не могли возвратиться, и я не имею возможности продолжать упражняться как должно бесчисленными подробностями дел всякого рода, которые по обстоятельствам теперь на мне лежат, не говоря уже об обыкновенных, которых здесь всегда довольно и слишком много по моим летам и по всему тому, что я выдержал. Покой или навсегда или на время мне необходим. Я чувствую, что многие за это меня будут бранить, удивятся, что в такое время оставляю службу, и будут это приписывать разным выдуманным причинам; но дело само по себе простое: силы у меня для такого дела совершенно исчезли, не могу теперь с пользою продолжать и должен необходимо отдохнуть. — Мне бы хотелось написать тебе несколько подробностей о том, что у нас делалось, но теперь это мне совершенно невозможно. Но, чтобы ты имел по крайней мере что-нибудь больше, нежели то, что в газетах и что содержится в этом моем письме, я поручил одному доверенному лицу сделать извлечение из всего того, что у нас было сделано и официально донесено. Я пересмотрю, что он напишет и пришлю тебе коли не с этим письмом, то с первою почтою. Теперь я жду с нетерпением, что скажут иностранные журналы о теперешнем положении наших дел, и что скажут Англия и Франция. Особливо Англия, которая имеет на совести, что ободряла турок к войне. Прощай, любезный друг; я сейчас получил рапорт о прекрасном деле на Левом Фланге Кавказской Линии. Шамиль послал 1500 человек чеченцев и тавлинцев для нападения на наших мирных и для занятия вновь одного важного места в Ханкальском ущелий, в котором население бьшо истреблено или снято год тому назад кн. Барятинским. Генерал Врангель, узнав об этом, сам пошел в это ущелье, а храбрый генерал Бакланов с сильным отрядом казаков Донских и Линейных столкнулся с неприятелем и почти уничтожил всю партию. Неприятель потерял более 300 человек. И вся Чечня находится в унынии.

51

Тифлис, 16 февраля 1854 г.

Любезный Алексей Петрович, пишу к тебе с добрым Клавдием и пишу мало, потому что его приезд лучше всякого письма и потому, что я не в силах писать много; ибо кроме обыкновенных недуг я теперь замучен пропастью дел со всех сторон и приготовлением к сдаче генералу Реаду. Он мало по малу входит в дела и принимается за оные дельно и с рассудком. Я надеюсь сдать все официально к 1-му марта, а 4-го пуститься в дорогу. Какова бы ни была дорога, она все будет мне отдыхом по мере удаления от бумаг, докладов и убийственных подробностей всякого рода. Я посылаю к тебе при этом взгляд на прошедшую кампанию и точное описание всего, что у нас было. Ежели бы проклятые англичане и французы не вмешались так бессовестно и с такою злостию в наши дела с турками, то султан конечно бы помирился; а в случае его упрямства он бы был наказан сильно в будущую кампанию, как на сухом пути, так и на море. Но с вмешательством западных держав дело гораздо труднее, потому особливо, что наш правый фланг, т. е. Мингрелия, Грузия и вся береговая линия, будут в большой опасности, и что, может быть, нужно будет ослабить главный действующий отряд, которому поручено сначала взять Каре, Ардаган и Баязет, для сопротивления десанту сильному в Мингрелии и Абхазии. Надо надеяться на Бога; войска у нас славные, дух везде отличный, а турки после сильного наказания в прошлом году будут морально и в материальном отношении слабее прежнего. Можешь себе вообразить, как мне больно и печально оставить корпус и край в такую минуту; но я так истощен в силах, что служить теперь мне невозможно: я бы только погиб без всякой пользы и скоро бы был в таком же положении, как теперь находится князь Аргутинский. На прошедшей неделе я почти ждал нервического удара; может быть, удаление от работы меня хоть на время поправит. Мы поедем от Ставрополя не по Кубани и Крыму, где бы я не мог избавиться опять от многих дел, просьб и докладов, но на Ростов, Мариуполь, Херсон и оттуда прямо в Мошны; из Мошен же, как скоро будет можно, поедем за границу через Лемберг, Краков, Дрезден и оттуда в Карлсбад, ежели главные немецкие медики не посоветуют, после рассмотрения моего положения, вместо Карлсбада другие воды.