Евгений Анисимов - Генерал Багратион. Жизнь и война

• Название: Генерал Багратион. Жизнь и война
• Автор: Евгений Анисимов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-235-03282-8

В пантеоне выдающихся полководцев нашего Отечества князь Петр Иванович Багратион занимает одно из почетных мест. Потомок древних грузинских царей, любимый ученик Суворова, он был участником всех крупных войн своего времени, прославился во многих кампаниях и погиб от раны, полученной в Бородинском сражении, так и не пережив оставление Москвы. Его биография — это прежде всего история войн, которые вела Россия в конце XVIII — начале XIX века. Между тем личная, частная жизнь П. И. Багратиона известна совсем не так хорошо. Мы не знаем точно, когда он родился, как начал военную службу, которой отдал без остатка всю свою жизнь; немало загадок и в истории его взаимоотношений с царской семьей, особенно с великой княжной Екатериной Павловной, хотя именно здесь, как считают, таятся причины опалы, постигшей Багратиона незадолго до рокового 1812 года. О вехах жизни П. И. Багратиона — полководца и человека, а также об истории России его времени рассказывает в своей новой книге известный российский историк, постоянный автор серии «Жизнь замечательных людей» Евгений Викторович Анисимов.

---

С 10 июня, когда вдовствующая императрица перебралась на лето в Павловск, Багратион постоянно бывает в узком кругу ее приглашенных к столу, где обедает вместе с государем, императрицами, великими князьями и великими княжнами (13, 22, 13, 14 кувертов), а также на большом обеде в 62 куверта (день рождения Николая Павловича). 29 июня, в день Петpa и Павла, он обедал в Зимнем дворце в Столовой зале в числе четырнадцати приглашенных, среди которых был и М. И. Голенищев-Кутузов. Через два часа Кутузов участвовал в военном совете в той же Столовой зале вместе с другими военными: двумя фельдмаршалами (Н. И. Салтыковым и М. Ф. Каменским), полными генералами С. К. Вязмитиновым, А. Я. Будбергом, М. П. Ласси, П. К. Сухтеленом, вице-адмиралом П. В. Чичаговым, генерал-лейтенантом П. А. Толстым, генерал-майором X. А. Ливеном21. Примечательно, что Багратиона среди приглашенных на военный совет не было22. Таково было тогдашнее обычное отношение к Багратиону — в нем не видели стратега, крупного полководца.

Полк создается навсегда

Кроме светской, придворной жизни Багратион занялся делами своего лейб-гвардии Егерского батальона, шефом которого он по-прежнему оставался и мундир которого неизменно носил до самой смерти. Батальон участвовал в походе 1805 года в составе корпуса великого князя Константина Павловича и под командой полковника Э. Ф. Сен-При неплохо показал себя в сражении при Аустерлице, хотя особенно отличиться гвардейским егерям после того, как французы отбросили их за Раузницкий ручей, не удалось. В мае 1806 года, благодаря усилиям Багратиона, батальон был преобразован в лейб-гвардии Егерский полк и увеличен в два раза за счет пополнения, которое Багратион получил из нескольких гарнизонных полков. Нет сомнений, что образование нового гвардейского полка — дело ответственнейшее, оно не могло обойтись без многократных встреч Багратиона с государем, а также с будущим военным министром А. А. Аракчеевым и великим князем Константином Павловичем, командующим гвардейским корпусом. Все эти люди были очень разными, сложными, подчас непредсказуемыми, и по результату, достигнутому Багратионом в деле образования нового гвардейского полка, видно, что искусством общения с ними Багратион владел в совершенстве. В итоге в приказе 24 августа 1806 года император объявил «свое благоволение генерал-лейтенанту князю Багратиону за скорое формирование вверенного ему лейб-гвардии Егерского полка».

Так уж случилось, что деятельные занятия Багратиона со своим новообразованным полком летом 1806 года удачно совпали с дачной жизнью в Павловске, куда перебралась императрица Мария Федоровна и часто наезжал к матушке и сестрам сам государь. Вновь, как и раньше, Багратион объезжает посты своих егерей по всему парку и дворцу Павловска и постоянно видится с царственными особами и влиятельными придворными. Видимо, не случайно он покупает у князей А. Б. Куракина и М. П. Голицына две деревянные дачи с пристройками и большой кусок земли возле Павловского парка. Цель этой разорительной покупки в долг вполне понятна — быть поближе к своему полку и особенно к Павловску и его обитателям. Багратион всегда был верен своему жизненному кредо — быть и военачальником, и царедворцем.

Камер-фурьерские журналы за вторую половину 1806 года свидетельствуют о весьма высоком месте, которое занимал Багратион при императорском дворе. В них фиксируется почти постоянное присутствие его за царским столом (в том числе, в самом узком составе — на 11 и даже на 10 приглашенных персон) во время всех праздничных и воскресных обедов в Павловске, Гатчине, Петергофе, а также в Зимнем, Каменноостровском, Таврическом и иных петербургских дворцах — резиденциях императорской семьи.

С лета Багратион уже реже бывает за столом царя, но чаше его видят за столом вдовствующей императрицы Марии Федоровны в Павловске. Своей службой он привязан к этой загородной резиденции. В записях журнала Багратион фигурирует чаще не как «генерал-лейтенант», а как «гвардии Егерского полка шеф». Он являлся, по-современному говоря, командиром охраны двора вдовствующей императрицы. Точно так же за этим столом в присутствии государя сидит Ф. П. Уваров, «кавалергардского полка шеф», который к тому же часто сопровождает государя во время его переездов. Багратион всюду следует за Марией Федоровной и ее дочерьми во время переездов из одного дворца в другой.

Но в то же время можно говорить и о самостоятельном значении Багратиона не только как командира охраны. Он явно симпатичен Марии Федоровне и ее дочерям — иначе они вряд ли стали бы приглашать его за стол. Но об этом — чуть ниже…

В самом конце 1806 года Багратион отбывает на войну с французами в Восточную Пруссию.

Глава шестая Очаровательное хладнокровие

Прусская катастрофа

Осенью 1806 года в Европе началась новая война с Наполеоном. Инициатором ее стала Пруссия. Во время первой Русско-австро-французской войны 1805 года, закончившейся Аустерлицем, Пруссия, несмотря на все усилия Александра I, осталась нейтральной. И это несмотря на клятвенные заверения Александра о помощи союзнику и даже предоставленные королю Фридриху Вильгельму III русские войска численностью в 70 тысяч, которые из-за этого не участвовали в Аустерлицкой кампании. В итоге своим нейтралитетом Пруссия осложнила положение русских и австрийцев, рассчитывавших на помощь 200-тысячной прусской армии, и одновременно облегчила положения Наполеона, не имевшего численного превосходства ни над русской, ни над австрийской армиями. Более того, 5 декабря 1805 года, в то время как русская армия отступала после поражения на Аустерлицком поле, Пруссия заключила в Шёнбрунне тайный союзный договор с Францией, согласно которому получила «в подарок за послушание» Ганновер. Так, несмотря на всю логику политического противостояния с опасной для нее Францией, Пруссия не удержалась и вошла в соглашение со своим несомненным врагом, руководствуясь своеобразным «инстинктивным позывом», столь характерным для бранденбургско-прусских правителей: как только представилась возможность округлить свои владения, нужно сразу, не раздумывая над последствиями, хватать! Так порой можно видеть, как живая щука, которую везут в магазин в бочке с водой, заглатывает попавшуюся ей рыбешку и предстает перед покупателем с торчащим изо рта «трофеем». Стоит ли много говорить о том, что Шёнбруннский договор вызвал страшное недовольство Великобритании — истинного столпа всех антифранцузских коалиций, чьи короли издавна владели Ганновером — своим старинным родовым доменом. Напомним, что во времена Петра Великого первый король образовавшейся новой британской Ганноверской (позже — Виндзорской) династии Георг I был курфюрстом Ганноверским Георгом Людвигом, и с тех пор Британия никому не позволяла и пальцем тронуть Ганновер. Началась Англо-прусская война, суть которой сводилась к тому, что господствовавший на морях английский флот установил экономическую блокаду Пруссии, захватывая ее суда и не пропуская в ее порты корабли других стран. К Англии присоединилась союзная ей Швеция, пакостившая Пруссии в Ганновере, частью которого она владела с XVII века.

В результате Пруссия оказалась банкротом. С одной стороны, Наполеон никогда не смотрел на Берлин как на своего настоящего союзника и позволял себе поступать с пруссаками так, как он обычно поступал со слабыми: грубо и бесцеремонно. Особенно обидно пруссакам было услышать, что в тайных переговорах о мире с англичанами французы предлагали английскому королю вернуть столь дорогой ему Ганновер. С другой стороны, блокада прусских портов делала свое дело: прусский обыватель начал страдать от повышения цен на кофе, сахар, другие колониальные товары, без которых он прожить уже не мог. Слышалось недовольство и в армии, гордившейся своим героическим прошлым. Некоторые офицеры гвардии по ночам стали мешать спать французскому посланнику — в ночной тишине они дерзко точили свои и без того острые сабли на ступеньках посольского особняка в Берлине. В феврале 1807 года король направил в Петербург герцога Брауншвейгского с посольством, которое должно было убедить царя, что договор с Наполеоном возник сам собой, «силою обстоятельств». В отличие от английского кабинета император Александр проявлял истинно ангельское терпение: он принял (или сделал вид, что принял) объяснения престарелого принца — сподвижника Фридриха Великого — и заверил через него короля Фридриха Вильгельма, что остается верен своей клятве о дружбе, данной ими на гробе Фридриха Великого при столь романтических обстоятельствах и в присутствии прелестной королевы Луизы. Более того, Александр обещал Фридриху Вильгельму помощь в виде 60-тысячной армии, стоявшей под командой генерала Л. Л. Беннигсена у Гродно.

Получив заверения могущественного друга, прусский король приободрился, но опять же повел себя неразумно. Летом 1806 года он приказал привести армию в боевое состояние и отправил в Париж посольство с ультиматумом, требуя от Французов начать эвакуацию их войск изо всех германских земель сразу же с момента получения Берлином ответа на этот Ультиматум. Как вспоминал впоследствии Наполеон, ультиматум пруссаков был вызывающим и одновременно неуклюжим: «Сципион перед Карфагеном, наверное, не обращался к побежденным с более властной речью. Можно было подумать, что лишь вчера произошло Росбахское сражение». Как известно, при Росбахе в 1757 году Фридрих Великий наголову разбил армию французского маршала Субиза и его союзников. Наполеон решил воспользоваться промахом пруссаков: «Ошибка подобного поведения берлинского кабинета была тем большей, что он был заинтересован в выигрыше времени. Если бы он потребовал у меня в более приличных выражениях эвакуации Германии к обоюдно установленному сроку, он был бы прав, а вся вина агрессии легла бы на меня». Вспоминая 1805 год, Наполеон писал так: «Напав на меня в тот момент, когда у меня были трения с русскими и австрийцами, пруссаки могли причинить мне много зла. Но то, что они собирались объявить мне войну одни, и так некстати, было настолько необычайно, что я не сразу этому поверил. Тем не менее, это было так, пришлось предпринять поход». Иначе говоря, для Наполеона это была радостно-неожиданная весть: щука сама шла в руки, нужно было только подставить под нее сачок. Но и это следовало сделать продуманно и быстро: «Я, конечно, знал, что расположенная на Немане русская армия неизбежно вмешается. Но для этого (ей) нужно было время: я мог поспеть в Берлин до нее, к тому же я рассчитывал, что Себастиани (французский посол в Стамбуле. — Е. А.) удастся втянуть Турцию в войну (с Россией. — Е. А.), поскольку договор между Англией и Россией отдавал ей Молдавию и Валахию за ее выступление против Франции. Не в моем характере было дожидаться недостоверного сотрудничества Селима III для того, чтобы напасть на моих противников, которые сами ставили себя в условия для нападения на них врасплох. Я приказал собрать свою армию и тотчас выступил на Майнц». Манифест прусского короля, изданный 9 октября 1806 года, провозглашал «высокие цели» войны: «Его величество берется за оружие не для того, чтобы дать разрешение накопившейся горечи, не для возвеличения своего могущества, не для нарушений естественных и законных границ нации, умеющей их ценить, но для того, чтобы спасти свое государство от уготованной ему участи, чтобы сохранить народу Фридриха его независимость и славу, чтобы освободить Германию от ярма, под коим она изнемогает, чтобы достигнуть почетного и прочного мира»1.