Александр Майер - Наброски и очерки Ахал-Текинской экспедиции 1880-1881

• Название: Наброски и очерки Ахал-Текинской экспедиции 1880-1881
• Автор: Александр Майер
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Сквозь страшный звон, наполнявший его уши, ему чудилось, что он слышит голос Скобелева, благодарящего его; правая рука чувствовала крепкое пожатие боготворимого им героя... Через восемь часов ему надо было идти на штурм, мысль о смерти несколько раз промелькнула в его голове, но он отгонял ее; ему казалось немыслимым быть убитым через несколько часов, когда теперь он избежал такой страшной опасности в момент взрыва. Неужели судьба дала ему возможность отличиться для того, чтобы через несколько часов он был убит? Моряк твердо верил в свою звезду и заснул как мертвый, убаюканный розовыми надеждами ожидающей его награды...

Знай он, какая перспектива страшного искалечения ожидала его на следующее утро, он, по всей вероятности, не предался бы с таким удовольствием радужным сновидениям...

Какими бы стальными нервами не обладал человек, а все-таки решающий момент в его жизни вызывает невольное сжатие сердца, невольно заставляет его призадуматься, проанализировать свой внутренний мир, оглянуться на прошлое и постараться представить себе картину будущего...

Последняя кровавая сцена трехнедельной драмы, разыгравшейся под стенами Геок-Тепе, должна была наступить через час холодного мрачного дня 12 января 1881 года...

Через час должна была решиться судьба всей экспедиции и судьба многих отдельных членов этой экспедиции... Через час должен был взвиться на этих глиняных твердынях русский императорский штандарт или нашего отряда не должно было существовать... В душе каждого копошился гнетущий вопрос: буду ли я через час победителем или буду безгласной, окровавленной массой, одинаково равнодушной к победе и к поражению? Независимо от себя представлялись малоуспокоительные картины, являлись воспоминания о смерти товарищей, совершавшейся на глазах, являлось страстное, непреодолимое желание узнать свою судьбу. В душу многих закрадывалась эгоистическая надежда, что авось буду убит не я, а другой, рядом стоящий... Какая-то особая печать торжественности лежала на всех этих лицах... Иной пытался казаться развязным, и самая эта неестественная, не присущая его натуре развязность лучше всего выдавала его внутреннее смятение, вызванное, может быть, его страстным желанием жить... Каждый из готовившихся идти на штурм не был новичком в деле опасности, каждый десятки, если не сотни раз рисковал своей жизнью, а все-таки перед штурмом, перед этой решающей минутой в душу каждого забиралось какое-то особенное неиспытанное чувство, заставлявшее сильнее обращаться кровь в его жилах, сильнее сжиматься сердце...

Орудия брешь-батареи неумолчно заставляли своим гулом содрогаться землю, посылая снаряд за снарядом через голову собравшихся в третьей параллели апшеронцев в разбитую и разрыхленную землю приготовляемой бреши... После каждого разрыва гранаты, знаменовавшегося темным столбом взбрасываемой вверх земли, появлялись несколько неприятельских фигур из-за стены, торопившихся наложить войлоки и засыпать землей разрушительные результаты действия наших девятифунтовых орудий... В это же время с пронзительным гулом снова летело несколько снарядов, которые своим разрывом разбрасывали кошмы и войлоки и разрывали на куски геройских рабочих, ценой собственной жизни старавшихся парализовать страшное действие пушек "урусса"...

Колонна полковника Гайдарова, которой предстояло штурмовать с помощью лестниц западный фас Геок-Тепе или, вернее сказать, главное назначение которой заключалось в отвлечении внимания от штурмовых колонн полковника Куропаткина и полковника Козелкова, чей натиск должен был решить судьбу штурма, давно уже вступила в дело... Ружейный и орудийный огонь разгорался все более и более около Мельничной Калы и примыкавшего к нему четырехугольного редута, сплошь занятого неприятелем, массы которого, поминутно окутывавшиеся облаками дыма от ружейных выстрелов, ясно были видны в бинокль из третьей параллели левого фланга, где собрались апшеронцы и охотники под командой флигель-адъютанта Орлова-Денисова... С напряженным вниманием смотрели офицеры и солдаты за движением своих товарищей, все ближе и ближе подходивших к Мельничной Кале, причем все более и более учащалось хлопанье текинских фалько-нетов, гулом своим заглушавших треск берданок... Но вот отряд скрылся за стенами Калы, текинцы из редута начали перебегать по траншейке в ров крепости, частью в Мельничную Калу, из-за стен которой продолжали подыматься клубы молочного дыма и доноситься раскаты орудийных выстрелов.

Брешь-батарея не умолкала... Выпускаемые ею снаряды пролетали очень низко над головами столпившихся в третьей параллели войск... Воздух содрогался от полета и с силой ударял в уши. Нашлось уже несколько своих жертв, жертв неминуемой случайности при подобных обстоятельствах... Какой-то солдатик Ставропольского полка не вовремя вздумал перебежать из одной траншеи в другую прямо через открытое место под амбразурами брешь-батареи... Сверкнул выстрел, солдатика окутало облаком дыма... Через секунду дым рассеялся, и солдатик оказался лежащим в луже крови, бившей фонтанами из шеи, на которой болтались какие-то клочья - голова была оторвана снарядом... Нельзя сказать, чтобы этот случай произвел особенное впечатление на присутствовавших, - каждый был так мысленно сосредоточен на самом себе, что смерть постороннего не могла сильно затронуть ничьих нервов... Судьба, значит, было суждено этому солдатику кончить таким образом свою жизнь... А может быть, не подвернись он под свой снаряд, он был бы убит на штурме!..

Канонада не прерывалась ни на минуту... В месте пробиваемой бреши все также взлетала земля, со стены неприятель отвечал редкими ружейными выстрелами; одним из этих выстрелов был тяжело ранен в правую руку храбрый подполковник Ставропольского полка Ципринский-Цекава, высунувшийся чересчур за бруствер; этот бравый офицер, старый типичный кавказский вояка, командовал батальоном вышеназванного полка, отбил вылазку текинцев 4 января на левый фланг, поражая их выдержанными меткими залпами. Время штурма приближалось... В передовой траншее собралась группа офицеров... Несколько человек на скорую руку закусывали бутербродами, предложенными для общего пользования графом Орловым-Денисовым. Сам граф, одетый по кавказкому обычаю перед штурмом во все новое, при помощи денщика прицеплял свежие флигель-адъютантские аксельбанты.

В это время подошел к группе офицеров гардемарин.

- Ну что, как ваша контузия? - обратился к нему граф, крепко пожимая руку.

- Ничего, так себе, голова болит меньше, но на левое ухо ничего не слышу - должно быть, лопнула барабанная перепонка!

- До свадьбы заживет. Выпей-ка коньяку да закуси перед делом...

- А вдруг ранят в живот, лучше натощак идти на штурм, - возразил гардемарин.

- Пустяки... виноватого найдет! С полным ли желудком, с пустым ли, коли суждено - не избавитесь! Выпейте, право лучше... а то так холодно!

Моряк последовал совету - выпил рюмку коньяку и стал закусывать бутербродом с солониной...

- По местам, господа, по местам, - раздался в это время голос полковника Козелкова, начальника штурмовой колонны левого фланга, который, ковыляя раненной еще в турецкую кампанию ногой, обходил траншею.

Все офицерство бросилось поспешно на места - в траншее воцарилась мертвая тишина, нарушаемая приказаниями офицеров, отдававшимися вполголоса. Взоры всех обратились на правый фланг, где должен был быть взрывом подан сигнал к штурму.

Все солдатики, сняв шапки, крестились - лица были бледны, глаза неестественно горели...

Томительно подобное ожидание...

- Помните же, ребята, - слышался голос графа Орлова, - как взрыв сейчас выскакивай за бруствер, стройся и быстрым шагом вперед; шагах в тридцати или сорока от стены - "ура" и бегом. На бреши залечь, оправиться и разом в штыки...

Земля дрогнула, заколебалась, люди в траншеях покачнулись, многие схватились друг за друга, чтобы не упасть, над восточной стеной крепости поднялось облако дыма и пыли со столбом всевозможных обломков и летящих фигур... Как один человек выскочили из-за бруствера охотники и апшеронцы... Начали выстраиваться... Какой-то солдатик, бледный, дрожащий, видимо ничего не сознающий от страха, поднял винтовку и, никуда не целясь, торопливо выстрелил... Как бы по мановению волшебного жезла затрещали выстрелы между не успевшими выстроиться людьми...

Полковник Козелков, граф Орлов, офицеры старались остановить эту беспорядочную стрельбу... Голоса их заглушались трескотней... Козелков, видя бесполезность словесных уговоров, прибегнул к помощи костыля, граф Орлов шашкой плашмя начал водворять порядок... Стрельба прекратилась, колонна, выстроившись, двинулась к мостику через ручей...

Текинцы не стреляли пока... На мостике началась давка... штыки со звоном цеплялись один за другой... Задние напирали на передних, многие с мостика сталкивались в воду, намокали до пояса, с трудом вылезали на берег, отряхивались и торопились занять свое место... На неприятельской стене вспыхнуло несколько дымков... Фельдфебель апшеронцев, видный, красивый мужчина, ничком рухнул на землю... Чаще, чаще зашлепали пули в эту скученную массу... Люди падали, убитые наповал, загромождая дорогу... Раненые старались выбраться из этой давки... Все время слышался зычный голос графа Орлова, ободрявший людей... Мостик перейден... Штурмовая колонна двинулась... Раздались звуки "марша добровольцев"... Страха как не бывало... А между тем эта грозная белая стена все чаще и чаще стала окутываться дымом, чаще и чаще падали люди... Граф Орлов в своем щеголеватом мундире шагах в десяти впереди колонны, с обнаженной шашкой шел ровным шагом, часто поворачиваясь и что-то крича солдатам... Оставалось до стены шагов около ста... Граф Орлов вдруг покачнулся, выронил шашку, левой рукой схватился за кисть правой... Через несколько мгновений он снова шел впереди, держа шашку в левой руке... Шагах в пятидесяти он снова упал и больше уже не мог подняться - фальконетная пуля раздробила ему бедро...