Лоретта Чейз - Последний негодник

• Название: Последний негодник
• Автор: Лоретта Чейз
• Жанр: Исторические любовные романы

ЕЕ НУЖНО БЫЛО УКРОТИТЬ

 Она была бесподобной подстрекательницей. Вэр Мэллори, пользующийся дурной славой герцог Эйнсвуд, никогда не встречал никого хоть отдаленно похожего на нее. Он-то решил, что спасает девушку от когтей известного негодяя, а тут обнаруживает, что она впала в гнев от его вмешательства! Сбитый с толку яростью этой бешеной стервочки, Мэллори клянется, что научит ее покорности – в жизни и в любви.

 ОН ПРОСТО ТАКОЙ ЖЕ МУЖЧИНА, КАК ВСЕ ОНИ

 Лидия Гренвилль была вне себя. Ее предназначением было спасать женский пол от дурных повес, таких, как мерзкий Мэллори, а не поддаваться его скандальному обаянию. Девушку потрясли собственные неожиданно вспыхнувшие чувства, которые он вызвал в ней, но когда она обнаруживает, что Мэллори хвастался, дескать, он ее «укротит», Лидия клянется дать достойный отпор его ухаживаниям … но ничто не приготовило ее к капитуляции в его объятиях.

---

Так что сейчас Вир стоял, а Робин продолжал тузить неподвижного, как колонна, мужчину, пока не выдохся и не свалился без сил на землю.

Вир попытался вызвать в памяти прежние ярость и негодование. Сделал попытку послать парнишку к дьяволу, выбросить из головы, но ничего не получалось.

Это ведь сын Чарли. Отчаянный, должно быть, парнишка, коли улизнул от родственников и бдительного надзора слуг и, не испугавшись темного леса, один отправился на поиски беспутного дяди.

Вир не был уверен, в чем так отчаянно нуждался мальчик. Хотя все же ясно: Робин ожидал, что Вир его этим обеспечит, чем бы это ни было.

Он подождал, пока утихнут всхлипы Робина, потом за шкирку поднял мальчика на ноги.

– Знаешь, тебе не стоило ко мне и на милю подходить, – промолвил Вир. – Я, брат, дурно влияю. Спроси любого. Хоть бы вот тетушек спроси.

– Они плачут, – произнес Робин, уткнувшись взглядом в поношенные башмаки Вира. – Они очень много плачут. И слишком тихо разговаривают.

– Согласен, это ужасно, – подтвердил Вир. Он наклонился и отряхнул пальто мальчика. Ребенок посмотрел на него… глазами Чарли. Только более юными и доверчивыми. Собственные глаза Вира больно обожгло. Он выпрямился, прочистил горло и произнес: – Я и сам подумывал покинуть их. Думаю поехать в… Брайтон.

Тут он сделал паузу и сказал себе мысленно, что сходит с ума, даже предполагая такое. Но мальчик-то пришел к нему, а отец парнишки никогда не подводил Вира. Кроме того, что умер, разумеется.

– Хочешь поехать со мной?

– В Брайтон?

– Ну, я так и сказал.

Эти столь юные, столь доверчивые очи засияли.

– Вы имеете в виду, туда, где есть Павильон?

Грандиозная архитектурная фантасмагория, известная под названием Королевский Павильон, была воплощением не менее грандиозного представления короля Георга IV о коттедже на берегу моря.

– Был там, когда я его последний раз видел, – ответил Вир. Он повернулся и зашагал обратно к дому.

Его подопечный тут же последовал за ним, приноравливаясь к большим шагам старшего путника.

– Он такой же причудливый, как на картинке, дядя Вир? Он вправду похож на дворец из «Сказок тысячи и одной ночи»?

– Я подумываю начать сборы завтра утром, – ответил Вир. – Чем раньше мы отправимся, тем скорее ты сам сможешь оценить.

Если бы это зависело от Робина, они бы стали собираться сию же минуту. Если бы зависело от тетушек Робина и их мужей, то Вир отправился бы один. Но ни от кого это не зависит, так заявил им Вир чуть позже. Как официальному опекуну мальчика ему не требуется ничье позволенье, чтобы взять Робина в Брайтон – или в Бомбей, если уж на то пошло.

Сам Робин куда-то пропал во время спора. По прошествии недолгого времени громовые удары заставили семью выбраться из гостиной и узреть юного герцога, волочившего чемодан по главной лестнице вниз и через коридор в вестибюль.

– Вот, вы видите? – повернулся Вир к Дороти, младшей сесте Чарли, которая протестовала больше всех. – Ему уже не терпится отправиться. Вы тут все чертовски мрачные, по большей части. Все эти слезы, тихие голоса, креп и бомбазин – его это пугает. Мрачно все, а взрослые то и дело рыдают. Он просто хочет быть со мной, потому что я большой и шумный. Потому что я смогу распугать чудовищ. Неужто вы не разумеете?

Поняла она или нет, но Дороти уступила, а за ней сдались все остальные. В конце концов, это только на несколько недель, не больше. За столь малый срок даже Вир Мэллори не способен безвозвратно испортить моральные устои ребенка.

Желания испортить моральные устои мальчика его, разумеется, не одолевали, он с чистой совестью намеревался вернуть Робина недельки через две.

Вир прекрасно осознавал, что отец из него для Робина, да и любого ребенка, никудышный. Мэллори явно не был подходящим на эту роль образцом. У него не водилось жены. И не было стремления обзавестись таковой, чтобы она проделывала то, что женщины обычно делают: все эти нежности, дабы успокаивать его дикий первобытный нрав. Весь его штат домочадцев состоял из одного слуги, камердинера Джейнза, который обладал такими же нежными материнскими свойствами, как страдающий несварением желудка дикобраз. К тому же этот «штат» не имел постоянного места жительства с тех пор, как Вир окончил Оксфорд. Короче, условий воспитывать ребенка не было, особенно если тому предназначено принять на себя бремя титула великого герцога.

Однако несколько недель каким-то образом растянулись на месяц, потом на другой. Из Брайтона путешественники отправились в Беркшир, в Долину Белой Лошади, посмотреть на древние гравировки меловых склонов гор, оттуда в Стоунхендж и в графства к юго-западу от Лондона, следуя берегом и исследуя пещеры контрабандистов на всем пути к Лэндз-энд.

Осень сменила холодная зима, которая уступила дорогу теплой весне. Потом пришли письма от Дороти и остальных родственников, с мягкими, но не слишком тонкими намеками: дескать, нельзя бесконечно не принимать во внимание обучение Робина, да и сестры скучают по нему, а чем дольше мальчик будет странствовать, тем труднее ему будет привыкнуть к оседлой жизни.

Собственная совесть Вира твердила ему, что они правы. Робину нужна была настоящая семья, постоянство, дом.

Все же Вир обнаружил, что ему трудно возвратить Робина в Лонглендз, тяжело разлучиться с ним, хотя ясно как день, так было бы правильно. Обстановка в доме явно уже не столь унылая, как прежде.

Сейчас там обосновались Дороти со своим мужем, сестрами Робина и собственным выводком. Коридоры снова оглашаются детскими голосами и смехом, и Вир должен был признать: креп, траурные окантовки и черный бомбазин, согласно традиции, уже уступили дорогу менее мрачным тонам полутраура.

К тому же становилось очевидно, что Вир справился со своей задачей. Вне всякого сомнения, он отогнал всех чудовищ. За несколько часов Робин с кузенами, сыновьями Дороти, стали друзьями «не разлей вода», и он тут же присоединился к ним, чтобы мучить девочек. И когда пришла пора расстаться, Робин не выказал ни единого признака паники. Он не закатил истерику или ударил Вира, но дал честное слово писать, и стребовал с опекуна обещание приехать назад в конце августа на его, Робина, десятый день рождения, а затем убежал, чтобы составить компанию кузенам и разыграть сражение при Эгинкорте.

Но Вир вернулся задолго до дня рождения. И трех недель не прошло с момента отъезда из Лонглендза, как он стремглав поскакал назад.

Шестой герцог Эйнсвуд подхватил дифтерию.

Болезнь еще была мало изучена. Первое точное описание этой заразы было опубликовано во Франции всего лишь пятью годами ранее. Что было понятно и никем не оспаривалось, так то, что болезнь чрезвычайно заразна. Сестры Чарли умоляли Вира. Их мужья пытались его остановить, но он был крупнее любого из них, а в том неистовом состоянии, в котором он пребывал сейчас, его и полк солдат не смог бы удержать.

Он вихрем взлетел по главной лестнице и решительно прошагал по коридору в комнату больного. Выгнал сиделку и закрыл дверь на засов. Потом сел рядом с кроватью и обхватил маленькую слабую ручонку своего подопечного.

– Все хорошо, Робин, – произнес он. – Я здесь. Я буду драться за тебя. Давай, позволь мне это, слышишь, парень? Вышвырни окаянную болезнь, и уж я с ней разберусь. Я смогу, мой мальчик, ты же знаешь, я смогу.

Маленькая холодная ладошка неподвижно лежала в его огромной теплой ручище.

– Ты давай, прекращай это, ну, пожалуйста, – убеждал Вир, задыхаясь от слез, подавляя безысходное горе. – Для тебя слишком рано умирать, ты же это знаешь, Робин. Ты едва начал жить. Ты ведь не знаешь и доли всего – что на свете можно повидать, сделать.

Веки юного герцога затрепетали, и глаза открылись. Что-то похожее на узнавание мелькнуло в них. На мгновение на губах возникла едва заметная улыбка. Потом глаза мальчика закрылись.

Это был конец. Как Вир не продолжал говорить, упрашивать, умолять, вцепившись в маленькую ладошку, не смог он вытащить проклятую болезнь и забрать в себя. Ему ничего не оставалось, как ждать и смотреть, как он проделывал это прежде много раз. На этот раз бдение оказалось коротким, самым кратчайшим и тяжелейшим из всех.

Менее чем через час, как только ночь сменила сумерки, хрупкая жизнь мальчика ускользнула прочь и пропала… подобно тени.

Глава 1

Лондон

Среда, 27 августа

– Я подам на них в суд! – бушевал Ангус Макгоуэн. – В этом королевстве пока еще есть управа на клеветников, а если это не клевета, тогда я – проклятые бычачьи яйца!

Огромная черная собака породы мастифф, дремавшая перед дверью в конторе редактора, подняла голову и со снисходительным любопытством перевела взгляд с Макгоуэна на свою хозяйку. Убедившись, что последней не угрожает никакая неотвратимая опасность, собака снова опустила голову на лапы и закрыла глаза.