Тони Бэрроу - Джон, Пол, Джордж, Ринго и я (Реальная история ‘Битлз’)

• Название: Джон, Пол, Джордж, Ринго и я (Реальная история ‘Битлз’)
• Автор: Тони Бэрроу
• Издательство: Thunder's Mouth Press
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006
• ISBN: 1-56025-882-9

---

На следующий день мне позвонил Брайан Эпстайн: “Ну, что ты думаешь?” Я сказал ему, что ещё не составил своего мнения, но мы договорились об обеде, чтобы обсудить всё далее. Мои колебания были связаны не с тем, что я думал о работе с Джоном, Полом, Джорджем и Ринго, а основывались в основном на моем собственном недостатке уверенности в себе. У меня была хорошая постоянная работа в качестве писателя в звукозаписывающей компании ‘Декка’, и у меня не было опыта работы в прессе и с общественностью. Я недавно женился на своей ливерпульской невесте, Коринне – девушке из Кросби, которая сперва привлекла меня тем, что выглядела похоже на Руби Мюррей – и никто из нас не думал, что это подходящий момент оставить относительно безопасное убежище моей работы в ‘Декке’, чтобы отправиться в новом карьерном направлении.

Моей смутной целью было пробиться в мир звукозаписи или присоединиться к редакционному составу одной из музыкальных газет, но на тот момент я наслаждался своей работой, будучи единственным в Британии занятым всю неделю сочинителем аннотаций на конвертах пластинок. Я работал в главном управлении ‘Декки’ ‘Набережная Альберта’ или посвящая аннотации конвертам созданного ими репертуара из выпусков альбомов и мини-альбомов поп-музыки или адаптируя существующие аннотации на нашей продукции, импортируемой из США, добавляя букву ‘u’ в слово ‘цветной’, такого рода вещи. В один день я брал интервью у Энтони Ньюли или Грейси Филдс, на следующий писал о собрании Дюка Эллингтона, новом альбоме Теда Хита или мини-альбоме Билли Фьюри. Последние восемь лет, с 1954 года, я также вёл регулярную колонку обзора музыкальных записей под названием ‘Вне записи’ для субботнего журнального приложения газеты моего родного города, ‘Эхо Ливерпуля’. Люди, знавшие меня удивлялись, почему мои статьи подписывались ‘Дискер’, а не ‘Тони Бэрроу’. Причиной было то, что в 1954 году я был 17-летним школьником, и если ‘Эхо’ было согласно позволить кому-то настолько молодому действовать в роли его музыкального критика, то оно не было готово признать это печатно, и настояло на том, что я должен использовать литературный псевдоним, чтобы подписывать свои еженедельные сочинения. Мне позволили выбрать свой собственный псевдоним, и я использовал слово, которое попалось мне на глаза в одной придорожной афише, рекламирующей появление в варьете в ливерпульском ‘Эмпайр’ в качестве главной звезды американского певца рокабилли Гая Митчелла, международной суперзвезды в те дни, который был описан, как ‘Лучше всего продающийся в мире дискер’. Неслучайно, что одним из первых синглов в моём обзоре для моей первой колонки в ‘Эхо’ был ‘Лоскуток моей футболки’ Гая Митчелла.

С самых ранних дней моей подростковой жизни, которые я могу припомнить, моими двумя главными интересами были музыка и сочинение. Первым синглом, который я купил в 1951 году – за год до того, как в Британии появился список ‘Лучшая двадцатка’ – 25-сантиметровый сингл на 78 оборотов в минуту, был ‘Чёрно-белый коврик’, которую исполняла чернокожая регтайм и буги-пианистка Уинифред Отуэлл на своём кабацком ‘Другом Фортепиано’. С целью продержаться, пока кто-то не подарил мне совершенно новый проигрыватель ‘Дансетт’ в честь заключения моей сделки с ‘Эхо Ливерпуля’, я сконструировал свой собственный примитивный проигрыватель, используя старый граммофонный проигрыватель, связанный со слабым электрическим звукоснимателем, усилителем и динамиком. В те ещё до рок-н-ролльные дни я слушал Эла Мартино, Джо Стаффорда, Кэй Старр, Фрэнки Лэйна, Нэта Кинг Коула и Дорис Дэй.

Я считал себя счастливчиком, что на меня возложили взрослую ответственность вести газетную колонку, в которой сошлись два моих главных интереса, когда я ещё учился в школе. В предыдущие годы в школе ‘Мерчант Тэйлорс’ в северном ливерпульском пригороде Кросби я был недисциплинированным учеником, который успевал по тем немногочисленным предметам, которые мне нравились – например, английский и история – а в остальных предметах предоставил всё судьбе. Мне было трудно уважать власть имущих, да и сейчас тоже. Один учитель рапортовал, что моё сочинение было ‘вкрадчиво-убедительным, но скупо в фактах’, что некоторые могут рассматривать, как пророческий указатель на мою последующую 20-летнюю работу в качестве публициста в 60-х и 70-х годах!

Как-то я выиграл награду за сочинение эссе и в актовый день выбрал себе в подарок в качестве приза ‘Руководство по журналистике Кемсли’. Когда мне сказали, что стоимость моего выбора больше, чем ценность приза, я оплатил разницу, чего никогда не бывало ранее. Был один официальный школьный журнал под названием ‘Кросбийский’, полный ужасно неинтересных статей и скучной статистики успехов спортивных команд школы в последнем сезоне. В обход школьных властей я выпустил неофициальную конкурирующую публикацию, ‘Вспышка’, совершенно любительское, но намного более забавное чтиво, состоящее из скреплённых скрепками карикатур и отпечатанных на машинке листов большого формата, которое я размножил на копировальной машине ‘Жестетнер’ одного друга и продавал по несколько пенсов. Я был издателем, редактором, основным автором и единственным поставщиком новостей этого журнала, продававшим свои самые последние выпуски в школьном дворе в перерывах и во время обеда. ‘Вспышка’ выходила раз в две недели и включала в себя полно избитых рождественско-хлопушкинских шуток, свежих новостей о событиях в школе, немного довольно злобных сплетен о неназванных учениках (которые выстраивались в очередь, чтобы приобрести свой собственный экземпляр!), путеводитель по местным развлечениям (что давало мне бесплатные билеты в кино) и научный сериал, основанный на том, что мы видели каждое субботнее утро на выходных в ‘Одеоне’, в который вносили свой вклад на добровольной основе мои приятели и одноклассники. Затем я переключил своё внимание на музыку. Заметив жалкие стандарты полупрофессиональных танцевальных групп, игравших в одном темпе, нанимаемых школами для выпускных вечеров, я занялся менеджментом очень ограниченного числа артистов и организовал выступления в церковных залах, на небольших танцевальных площадках в пределах района Кросби, предоставляя главную роль неизвестным полупрофессиональным джазовым и скиффл-группам, таким как ‘Топтуны Ноэля Уокера’, ‘Джазмены Джона Оливера’ и ‘Скиффл-группа Майка Маккомба’. В то время я и понятия не имел, что я играю свою крошечную роль в первоначальном развитии движения, которое станет известным, как ‘мерсибит’. Если откровенно, то моим первым мотивом была выгода, вплоть до 30 фунтов за выступление, которые я надеялся потратить на завоевание более привлекательной подружки. Недалеко от меня географически и немногим позже хронологически в другом конце Ливерпуля рос юный Джон Леннон, который вербовал одноклассников по средней школе ‘Каменный берег’, чтобы сформировать свой первый ансамбль, ориентированную на скиффл группу ‘Каменотёсы’. Джон признавал, что первоначальным интересом в создании группы также было увеличение его шансов на привлечение внимания более сексуальных джуди – ‘джуди’ было широко распространённым ливерпульским сленговым словечком для обозначения ‘молодой леди’ в пятидесятые, заменившим более употребительное в обиходе ‘девушка’. (Следовательно ‘шаркающая джуди’ была женщиной-полицейским офицером в полиции Мерсисайда.)

Подобно другим местным скиффл-группам, группе Джона было суждено развиться в рок-н-ролльный ансамбль, чтобы соответствовать его личным предпочтениям и удовлетворить возникающую новую потребность в местных версиях Литтл Ричарда, Чака Берри, Бадди Холли и Джерри Ли Льюиса. Тем временем, для моих друзей и меня мерсибит означал традиционный джаз, а нашими идолами были ‘Джазовый ансамбль Мерсисиппи’, который играл для членов джазового клуба ‘Западный берег’ ливерпульского ресторана ‘Храм’ в деловом районе города. Как было принято, те из нас, кто любил джаз, должны были презирать рок-н-ролл, который представлял большинство лучше всего продающихся синглов ‘лучшей двадцатки’. Будучи обозревателем записей с 1954 года, я развил в себе всеохватывающий и отважный аппетит ко всем жанрам музыки. Когда я оценивал новую запись, мои критерии не были связаны с музыкальными стилями или категориями. Меня интересовали качество музыки каждой дорожки, которую я проигрывал, плюс потенциал записи в качестве хита. Я должен поблагодарить ‘Эхо Ливерпуля’, которая вынудила меня развить такие разносторонние вкусы и научила меня наслаждаться на протяжении остальной части моей жизни абсолютно любым стилем хорошо сочинённой, хорошо спетой и хорошо сыгранной музыки.

После ‘Мерчант Тэйлорс’ я поступил в Дархэмский университет, в котором появлялся настолько редко, насколько это было возможно. То, что я являлся студентом, дало мне отсрочку от обязательной службы в армии, но воинская повинность догнала меня в тот момент, когда я покинул Дархэм, и я стал одним из последней группы служащих в обязательной британской армии. С помощью вкрадчивого убеждения и без какой-либо веской причины я добился снисходительного распределения в Уитон королевских ВВС, возле Блэкпула, где я провёл большую часть этих двух лет, являясь ведущим радиослужбу ВВС Уитона, электрическое оборудование которой оказалось полезно для всех новых записей, которые я продолжал получать для обзора. Станция возила коммивояжёров для ‘Уитон Джайв Хайв’, одного местечка живой джазовой музыки, которое я открыл в помещении местного института девиц. К счастью, ВВС – или по-крайней мере, их часть, связанная со мной – придерживалась политики закрытия в полдень, поэтому я мчался домой в Кросби к обеду в своём потрёпанном довоенном лимузине ‘Даймлер’, писал свою субботнюю колонку и отдавал её в офис ‘Эхо’, прежде чем снова ехать назад в лагерь с несколькими своими приятелями-сослуживцами, в качестве пассажиров, оплачивающих часть издержек. Приблизительно в тех же двух-трёх километрах от центра Ливерпуля находились клубы ‘Пещера’, ‘Железная дверь’, ‘Казанова’ и ‘Джакаранда’. Нарастающая популярность традиционного джаза приводила в Ливерпуль другие гостевые ансамбли из соседних больших и малых городов. Подобно ‘Пещере’ (и, по случайности ‘Уитон джайв хайв’) у многих таких мест не было лицензии на продажу алкогольных напитков. В те времена, как и сейчас, джазовые музыканты любили сделать дополнительный перерыв посреди вечера между выходами на сцену, чтобы подкрепиться, и поэтому им приходилось выходить, чтобы найти какое-нибудь другое место, у которого была лицензия на подачу выпивки. Во всё более возрастающей степени фанаты джаза нуждались в какого-то рода живой музыкальной передышке, и скиффл начал заполнять эту пустоту. Некоторые джазовые ансамбли имели свои собственные скиффл-секции, но нанимание местных групп была дешёвой и привлекательной возможностью для промоутеров, которые почти ничего не платили юным музыкантам и в то же время успешно взимали плату с их друзей и семей, которые покупали билеты у двери. Лёгкая доступность интервальной работы в клубах Мерсисайда привела к тому, что нетерпеливые юноши учились играть и присоединялись к группам в ближайших к ним молодёжных клубах и церковных залах. Сами того не зная, некоторые из этих абсолютно любительских групп оказались самыми ранними компонентами мерсибита.