Владимир Кравченко - Через три океана

• Название: Через три океана
• Автор: Владимир Кравченко
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Офицеры сообщили мне, что мы сейчас идем с потушенными огнями, кажется, на SW, но часто меняем направление на обратное. Намерение адмирала, по-видимому, самостоятельно прорваться во Владивосток. С правой стороны сейчас видны пять точно преследующих нас крейсеров. На трубе у нас горит какой-то факел, который никак не могут затушить. В темноте наскакивали отряды миноносцев, которые выпустили по "Авроре" около 17 мин, но безрезультатно. Днем нас разделывали не то десять, не то одиннадцать неприятельских крейсеров. Мысль о нейтральных портах никому, разумеется, и в голову не приходила. Думали, что адмирал оставил попытки прорваться восточным проливом и намерен сделать это западным.

Те, кого я видел, были смертельно утомлены, так что было не до разговоров. Я решил воспользоваться наступившей относительной тишиной и приказал своему отряду прикрыть инструменты и прилечь отдохнуть. Не прошло минуты, как мой незаменимый помощник, старший фельдшер Уллас, свалившись тут же, близ операционного стола, в самой неудобной позе, уже храпел вовсю. Недалеко от него среди груды матросских тел, раскинувшихся в самых разнообразных позах, виднелась фигура батюшки, прикорнувшего в уголке. В одной из кают на голой палубе лежал раненный князь Путятин.

Нашел и я себе свободное и сухое местечко и знатно развалился на палубе, прикрывшись чем-то. Подушка поминутно выползала из-под головы, благодаря крену, который все увеличивался. Это наводило на грустные размышления: вспоминались броненосцы. Не хватало воздуху, душил кашель; грудь была точно обожжена (действие ядовитых газов). Кровь из носу не переставала идти.

Несколько времени спустя за мной явился Уллас. Раненому Нетесу было худо. Я прошел по тускло освещенным палубам. В кают-компании на узком кожаном диване, подставив стул, примостились сразу три офицера: Бертенсон, Терентьев и Дорн, тесно прижавшись друг к другу. Думаю, никогда они не забудут этого братского сна. На палубе прилечь было негде - гуляла вода. Какие-то сонные фигуры продолжали что-то делать в кают-компании; кажется, выкачивали воду.

В соседнем офицерском отделении лежали груды тел; часть их была завернута в брезент - это убитые, но тут же рядом примостились и живые и, положа к ним голову на грудь, храпели, поминутно вздрагивая и бормоча что-то во сне.

Среди них, у денежного сундука, возвышалась меланхолическая безмолвная фигура, видимо, заморенного до последней степени часового, опиравшегося на штык. Нетес лежал внизу в механической мастерской. Раненный в полость живота, он умирал от внутреннего кровотечения. Помочь ему было нельзя. Вернулся обратно. Улегся. В четырех часа пришел лейтенант Старк, сменившийся с вахты, продрогший, иззябший. Он молча устроился рядом на палубе, покрылся мокрым клеенчатым дождевиком - ничего другого не было. Оба мы ворочались с боку на бок, делая вид, что спим. Скоро снова явился Уллас: умирал раненный Вернер (сквозная рана черепа). Увы, я знал, что у меня есть еще три таких верных кандидата на тот свет, страдания которых я только и мог время от времени облегчать морфием.

Глава LXXII.

Переход до Манилы

15 мая. В течение всей ночи продолжалась деятельная заделка пробоин. С двух часов ночи "Олег" уменьшил ход до 12 узлов, с шести часов - до 10 узлов, все еще держа курс на SW 45° - 50°. Забрезжил рассвет. Не сомкнув глаз ни на минуту, я вышел наверх. Солнце еще не взошло. Стояла прекрасная погода. Волнение за ночь стихло. Горизонт совершенно очистился.

Кроме "Олега" и "Жемчуга", других судов - ни наших, ни неприятельских, не было видно. С "Олега" что-то деятельно передавали по семафору. На шканцах, выстроившись во фронт, команда пела утреннюю молитву "Христос Воскресе". Эти бледные, землистого цвета лица, бесстрастное выражение глаз, повязки, пропитанные запекшейся кровью, надолго останутся у меня в памяти. Кругом виднелись следы ужасного разрушения. Все было смято, разворочено; торчали исковерканные стальные листы, валялись обломки, зияли дыры пробоин (про которые можно было сказать, что они ничуть не напоминали наши гулльские). Деревянная палуба была точно изрыта, барказы обращены в щепы; всюду виднелись следы мелких осколков; коечные траверзы были сбиты, пропороты, но роль свою сыграли блестяще и спасли жизнь массе людей.

Мне некогда было заниматься рассматриванием повреждений; я спустился на центральный перевязочный пункт и, проходя через правый пункт, только покачал головой, глядя на его жалкий вид. Не уйди мы вовремя, ни одна душа не осталась бы в живых. Приказав санитарному отряду готовиться к перевязкам, я начал обход раненых. Их уже поили горячим чаем. Как оказалось, "Олег" спрашивал о потерях в личном составе, о характере повреждений, количестве оставшегося угля. Положение отряда было таково: на "Авроре" убито 10 человек (в том числе командир), раненых 89; из них шестеро смертельно, 18 тяжело (три офицера ранено тяжело, пять - легко). На "Олеге" было убитых 11, раненых 40; из них двое смертельно, восемь тяжело (два офицера легко ранено). На "Жемчуге" убито девять (в том числе один офицер), ранено 34; из них один офицер и два нижних чина смертельно, семь тяжело (два офицера ранены легко).

Относительно угля получились следующие сведения: на "Олеге" и на "Жемчуге" осталось его на переход в 1300 миль при экономическом ходе, на "Авроре" несколько больше, но при этом нужно было принять во внимание, что благодаря громадным пробоинам, зиявшим в трубах, расход угля чрезвычайно увеличился против нормы.

Самые большие повреждения по корпусу судна были на флагманском корабле "Олег". Много крупных пробоин, затоплено несколько отделений.[86] Вследствие какого-то повреждения в цилиндре, а также оттого, что временную заделку пробоин срывало волной, "Олег" уже не мог дать своего прежнего хода. Зато наш крейсер, не защищенный, как "Олег", барбетами и казематными броневыми башнями, понес гораздо большие потери людьми и орудиями.[87] Из числа пострадавших на "Авроре" 99 человек - 57 приходилось на комендоров и орудийную прислугу.

По приведении в известность потерь, повреждений и количества угля, адмирал запросил мнения командиров о том, куда идти. Для большинства аврорцев продолжение курса SW и утром явилось новостью. Опросив офицеров, Небольсин передал по семафору мнение "Авроры" о том, что надо в ближайшую же ночь попытаться форсированным ходом проскочить Цусимский пролив; пока же просил позволения прекратить пары в лишних котлах, чтобы сберечь силы машинной и кочегарной команд. Что заявили командиры остальных двух судов, не знаю.[88] Отряд пока продолжал двигаться прежним курсом, самым малым ходом, стараясь на тихой воде, пока не засвежело, заделать пробоины. Сигнальщики внимательно следили за горизонтом: ожидалось появление наших броненосцев, которых мы видели отступающими на юг. Сидя в кресле на шканцах, командир отдавал приказания. В исполнение обязанностей старшего офицера вступил лейтенант Прохоров.

Пока все это происходило наверху, я занялся своим делом. Работы предстояло много. Прежде всего, надо было разместить раненых поудобнее, выбрать места более прохладные и светлые, переменить тюфяки, залитые кровью, вымыть раненых, переодеть в чистое белье, организовать постоянный уход и наблюдение за ними. Для этого было отряжено 15 человек санитарного отряда; им было поручено измерять температуру два раза в день, поить, кормить раненых. Помогали и свободные от службы товарищи. Наскоро были сооружены временные деревянные нары в батарейной палубе. Для раненых имелись постоянно под рукой горячий чай, кофе, холодное питье. Лазаретные и кают-компанейские запасы клюквенного и лимонного экстрактов, коньяку, рому, красного вина, консервированного молока щедро расходовались. Более тяжелым пришлось назначить легкую диету: бульон, молоко, кисель, яйца. Всюду шла деятельная очистка от кровяных пятен. Окровавленные вещи выбрасывались прямо за борт, [но] все-таки уже в конце суток трупный запах стал давать себя почувствовать. Раненые вели себя поразительно терпеливо. Повязки держались хорошо, некоторые промокли. Во время обхода я заглянул в каюту Лосева, поглядел на Евгения Романовича, лицо которого приняло уже строгое, спокойное выражение. Составив список раненых и назначив, кого брать первыми, я приступил к перевязкам. Началась наша настоящая медицинская работа.

Сейчас же я встретился с вопросом, к чему надо прежде всего приступить. Если мы будем прорываться ночью, то не стоило предпринимать каких-нибудь больших операций и удалять глубоко лежавшие осколки, а просто сменить повязки, перевязав кровоточившие сосуды. Если же мы намерены идти на юг, то ранами можно заняться основательнее, как в мирное время. Я посылал несколько раз узнавать, в чем дело, выходил сам, и так и не мог добиться толку. Никто не знал, что предпримет дальше адмирал.

Часов около десяти утра на центральный перевязочный пункт стали доноситься отдаленные выстрелы. Очевидно, с севера догонял нас с боем наш броненосный отряд. Это для всех настолько не было неожиданностью, что мы отнеслись к этому совершенно апатично, продолжали работу, как ни в чем не бывало, разве только с еще более серьезными лицами. На этот раз мы даже и не старались узнать, в чем дело. Через полчаса кто-то, однако, принес известие, что наверху к пробоинам в трубах стараются приделать железные листы. Они-то своим хлопаньем и производили полное впечатление глухой отдаленной пальбы.