Дэвид Лоуренс - Счастливые привидения

• Название: Счастливые привидения
• Автор: Дэвид Лоуренс
• Издательство: Б.С.Г.-Пресс
• Жанр: Короткие любовные романы
• Год: 2006
• ISBN: 5-93381-225-0

В наследие английского классика XX столетия Д. Г. Лоуренса (1885–1930), автора всемирно известных романов «Сыновья и любовники» и «Любовник леди Чаттерлей», входят и несколько стихотворных циклов, и путевые заметки, и более полусотни новелл, в которых в полной мере отразились все грани его яркого дарования. «Быть живым, быть живым человеком, быть цельным живым человеком — вот в чем суть». Он всегда и во всем был верен своему девизу. В данную книгу включены 13 ранее никогда не издававшихся в нашей стране рассказов этого блистательного мастера «малого жанра».

---

Зловещее торжество охватило Сесилию. Вот почему Полин никого, даже Роберта, не пускала в свою спальню. Вот почему она никогда не дремала в кресле, никогда не присаживалась где-нибудь просто так, машинально, а всегда шла в свою комнату и оставалась там, пока не приводила себя в состояние боевой готовности. Расслабившись, она говорила сама с собой! Тихим сумасшедшим голоском говорила сама с собой. Но ведь она не была сумасшедшей. Просто думала вслух.

Ее грызет совесть из-за несчастного Генри! Наверняка! Сисс не сомневалась, что тетушка Полин любила своего рослого, красивого, умного первенца намного сильнее, чем любила Роберта, и его смерть стала для нее ужасным ударом, большим разочарованием. Бедняжке Роберту исполнилось всего десять лет, когда умер Генри. С тех пор он стал неудачной заменой своего брата, и только.

Ужасно!

Странной женщиной была тетушка Полин. Она бросила мужа, когда Генри был еще совсем маленьким и за несколько лет до рождения Роберта. Никакого скандала! Иногда они с мужем встречались, и вполне дружелюбно, с некоторой долей иронии. Она даже давала ему деньги.

Полин умела зарабатывать деньги. Ее отец состоял консулом на дипломатической службе на Востоке и в Неаполе и был азартным собирателем красивых и необычных вещей. Когда он умер, вскоре после рождения своего внука Генри, его коллекция сокровищ перешла к дочери. И Полин, у которой была настоящая страсть ко всему прекрасному и дар разбираться в прекрасных вещах, в их текстуре, форме, цвете, превратила отцовское собрание в основу своего богатства. Она продолжала собирать, покупая, когда подворачивалась возможность, и продавая некоторые вещицы любителям и музеям. Одной из первых она стала продавать музеям старинные причудливые африканские фигурки и резную слоновую кость из Новой Гвинеи. Стоило ей увидеть картины Ренуара, она тут же начала скупать их. А Руссо не покупала. Да, она сама составила свое состояние.

После смерти мужа она больше не захотела выходить замуж. Если у нее и были любовники, то никто о них не знал. Скорее всего, они не принадлежали к кругу мужчин, обожавших ее, восторженно и открыто ее боготворивших. Для этих поклонников она была «другом».

Сесилия потихоньку оделась, свернула плед и скользнула по лестнице вниз. Спускаясь, она услыхала звучный голос:

— Я закончила, Сисс!

Это означало, что прекрасная дама, приняв солнечную ванну, возвращается в дом. Голос у нее был молодой, звонкий, идеально гармоничный и сдержанный. Совсем не такой, каким она разговаривала сама с собой. Тот больше походил на старушечий.

Сесилия поспешила под вязы, где стоял шезлонг и лежали изысканные ковры. Все, что принадлежало Полин, было высшего качества, вплоть до соломенной циновки. От высоких вязов уже падали длинные тени. Лишь в один угол, где в беспорядке ковры лежали, еще проникали солнечные лучи, и там было жарко.

Свернув ковры и убрав шезлонг, Сесилия нагнулась, чтобы взглянуть на пасть водостока в углу, который был прикрыт кирпичами и почти незаметен под толстым покровом из плюща. Если Полин лежала рядом, лицом к стене, она говорила прямо в трубу. Сесилии стало легче. Она в самом деле слышала мысли своей тетушки, и ничего сверхъестественного в этом не было.

В тот вечер, будто о чем-то догадавшись, Полин ушла к себе раньше обычного, хотя выглядела, как всегда, спокойной и несколько загадочной. Выпив кофе, она сразу же сказала Роберту и Сисс:

— Что-то хочется спать. Наверное, из-за солнца. Я сегодня, как пчела, разомлевшая на солнце. Если не возражаете, я лягу. А вы посидите, поболтайте.

Сесилия бросила быстрый взгляд на кузена.

— Наверно, ты предпочитаешь побыть один?

— Нет-нет. Составь мне компанию, если тебе со мной не скучно.

Окно было открыто, и в гостиную доносились уханье филина и аромат жимолости. Роберт молча курил. От неподвижного, довольно-таки коренастого тела исходило отчаяние. Он был похож на кариатиду с неподъемной тяжестью на плечах.

— Помнишь кузена Генри? — вдруг спросила Сесилия.

Роберт удивленно посмотрел на нее.

— Да, и очень хорошо.

— Каким он был? — спросила Сесилия, глядя в полные тайной тоски глаза, в которых читала убийственную неуверенность в себе.

— О, он был очень красивым, высоким, с ярким цветом лица, с мягкими каштановыми волосами, как у мамы. — У Полин, кстати, волосы были седыми. — Его очень любили женщины, и на танцах он был нарасхват.

— А какой у него был характер?

— О, добрый, веселый. Ему нравилось приятно проводить время. Он был живым, деятельным, умным, как мама, и душой любой компании.

— Он любил маму?

— Очень. Она тоже любила его — сильнее, чем меня, это так. Он гораздо больше соответствовал ее представлению о настоящем мужчине.

— Почему?

— Высокий — красивый — обаятельный, к тому же, душа компании — и еще, насколько я теперь понимаю, очень успешный юрист. Боюсь, ничего этого нельзя сказать обо мне.

Сисс внимательно посмотрела на него ореховыми глазами, в которых отражалось неспешное движение мысли. Она понимала, что он страдает, несмотря на маску безразличия, которой он всегда прикрывался.

— Думаешь, он был лучше тебя?

Роберт сидел, не поднимая головы. Прошло несколько секунд, прежде чем он ответил:

— Моя жизнь точно не удалась.

Сесилия помедлила немного, но все же осмелилась спросить:

— И тебе все равно?

Он не ответил, и у нее упало сердце.

— Понимаешь, я тоже боюсь, что моя жизнь не удалась. Но мне это больше не нравится. Я хочу жить.

Она видела, как задрожала его белая холеная рука.

— Полагаю, — сказал он, не глядя на нее, — на бунт мы обычно решаемся слишком поздно.

Странно было слышать от него про бунт.

— Роберт, я тебе нравлюсь?

От нее не укрылось, что его белое, никогда не меняющееся лицо посерело.

— Ты мне очень нравишься, — прошептал он.

— Поцелуй меня. Меня еще никто не целовал, — взволнованно произнесла Сесилия.

Роберт обернулся к ней, и в его глазах она заметила страх и, как ни странно, высокомерие. Потом он встал, бесшумно подошел к ней и нежно поцеловал в щеку.

— Сисс, мне ужасно стыдно! — тихо проговорил он.

Тогда она схватила его руку и прижала ее к своей груди.

— Пойдем в сад, посидим там, — едва решилась прошептать она. — Пойдем?

— А как же мама?

Сисс едва заметно усмехнулась и заглянула Роберту в глаза. Залившись румянцем, он отвернулся. Зрелище было тягостное.

— Знаю. Я не дамский угодник.

Проговорил он это с ироничным стоицизмом, но даже Сисс не представляла, как ему стыдно.

— Ты и не пытался им стать!

У него мгновенно изменился взгляд.

— Разве надо пытаться?

— Ну конечно! Никогда не узнаешь, кто ты, если не попытаешься узнать.

Роберт побледнел еще сильнее.

— Наверно, ты права.

Спустя несколько минут Сесилия оставила его одного и отправилась к себе. По крайней мере, она попыталась сорвать надоевшую завесу тайны.

Дни стояли солнечные, Полин продолжала принимать солнечные ванны, и Сисс, лежа на крыше, продолжала подслушивать. Однако Полин больше не разговаривала. Из трубы не доносилось ни звука. Скорее всего, Полин лежала, отвернувшись от трубы. Сисс, как могла, напрягала слух. Она не пропустила бы даже самый тихий шепот, но ее усилия были напрасными.

Тогда ночью, когда на небе выступили звезды, Сесилия сидела и ждала, не выпуская из поля зрения окна гостиной и боковую дверь, выходившую в сад. Она видела, как зажегся свет в комнате Полин. Видела, как наконец-то стало темно в гостиной. Она ждала. Но он не пришел. Полночи она просидела в темноте, слушая, как ухает филин. Но так и просидела одна.

Два дня труба молчала, Полин не открывала своих мыслей; и вечерами тоже ничего особенного не происходило. На вторую ночь Сесилия опять с тяжелым безнадежным упорством сидела в саду — и вдруг вздрогнула. Появился он. Сесилия поднялась и, мягко ступая по траве, пошла ему навстречу.

— Молчи, — прошептал он.

Не произнося ни слова, они пошли по темному саду, оставили позади мостик и оказались на пастбище, где недавно скошенная трава была собрана в стог. Звезды сияли над головами двух несчастливых людей.

— Понимаешь, — произнес он, — я не могу просить о любви, раз у меня самого ее нет. Ты должна знать, что я искренне уважаю тебя…

— Какая может быть любовь, если ты вообще ничего не чувствуешь?

— Это правда.

Сесилия ждала.

— Разве я могу жениться? — продолжал Роберт. — Я не способен даже заработать денег. А у мамы я просить не могу.

Она тяжело вздохнула.

— Тогда не думай о женитьбе. Просто люби меня немножко. Ладно?

Он коротко рассмеялся.

— Если я скажу, как трудно начать, это прозвучит отвратительно.

Она опять вздохнула. А он как будто прирос к месту.