Олег Верещагин - Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем)

• Название: Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем)
• Автор: Олег Верещагин
• Жанр: Прочие приключения

Где-то есть мир, в котором тяжело жить и тяжело умирать — и тем не менее, он чем-то привлекателен…

Эта книга никогда не была предназначена для коммерческой публикации (в отличие от остальных моих книг — каюсь в гордыне…) Поэтому сюжеты и образы из неё могут встречаться моим читателям в других моих произведениях. Роман написан полностью, но, к сожалению, в те времена, когда у меня не было компьютера, и это занятие меня угнетает — переписывать с бумажных листов в файл. Тем не менее, перед вами — вполне самостоятельный роман. Откройте его. Может быть, он вам понравится.

---

Странно, подумал я, поворачиваясь к борту спиной. Странно, странно, странно… Почему меня тянет на берег? Я прошёлся по сопкам, разыскивая всё те же следы Тиля, но у меня такое ощущение, что я чего-то или не заметил, или пропустил…

… — Ты куда? — уже сонно спросила Танюшка.

— Спи, я скоро, — отозвался я. — На берегу побуду.

— А-а… — она, кажется, так и не проснулась толком.

Я спустился к костру. Джерри посмотрел на меня вопросительно.

— Пройдусь тут недалеко, — объяснил я, глядя в ту сторону, где над океаном уже начала разгораться заря. Джерри кивнул, свистнул и негромко, но отчётливо сказал:

— Анри, не колыхайся, это князь на прогулку вышел.

Анри, очевидно, сидел где-то в кустах или на дереве. Я пошёл вдоль берега, но за первым же мысом свернул в лес.

Странно. Почему? Куда меня вообще несёт? Я остановился, разбираясь в себе. Первое — причин куда-то тащиться у меня не было начисто. Так с чего это я так энергично засобирался и «улетел»?

Лес стоял передо мной сплошной тёмной стеной. Метров на двести правее виднелся более тёмный участок — кажется, распадок или овраг. В глубине его тёплой шапкой шевелился туман — белёсый, странный… нет… да, странный, но не тот туман, который бурыми лепёшками тут и там пятнает этот мир, скрывая собой человеческую слабость, страх, боль…

Просто странный туман.

«А почему странный? — думал я на ходу, вышагивая в сторону этого тумана. — Стоп! Куда я опять?!»

Я остановился у самой кромки тумана. Там не было звуков, не было движения, кроме шевеления самих туманных пластов.

Я оглянулся. Отблески костра плясали вдали на ветвях пихт.

И я сделал первый шаг…

…Под ногами чавкало, тут и там клонились в стороны камыши. Светало, и мне казалось, что распадок резко расширяется, и я нахожусь уже на какой-то болотистой равнине. Туман висел сплошняком со всех сторон — не то чтобы непроницаемый, но что происходит за его пределами — видно не было совершенно.

Я шёл неспешно, а самое главное — во мне совершенно не было беспокойства, только ощущение того, что надо идти. Шаг, шаг, ещё шаг… Болото не болото, но сыро… а ещё — такое ощущение, что впереди ждёт что-то важное и нужное. Только странно — откуда тут такая равнина, в дальневосточной тайге нет таких равнин вообще…

Я не заметил, когда болотистая почва под моими ногами сменилась чем-то твёрдым. Вокруг по-прежнему плавал туман, но я обратил внимание, что больше нет кустов, не шуршит по сапогам трава — и только после этого внимательно посмотрел под ноги.

Там был асфальт. Самый обычный, чуть выбитый асфальт, из которого тут и там торчала разноцветная щебёнка. Я ходил по такому четырнадцать лет — много лет назад.

И отвык от его вида.

— Фокусы, — сказал я тихо, и мой голос утонул в тумане. Я присел на колено и потрогал асфальт. Он был прохладный, шершавый и влажный. Он был настоящий, и под пальцы мне попалось стекло, о которое я чуть не порезался. — Фокусы, — повторил я, распрямляясь.

Я научился — давным-давно научился! — настороженно, но в то же время спокойно относиться к непонятным и неожиданным вещам. Если есть асфальт — значит, есть асфальт, и мы по нему пойдём. Куда? А вот там и увидим. В конце-то концов, не зря же меня сюда притащило?

Туман вроде бы стал даже плотней. Но за его колеблющимися стенами мне чудились какие-то конструкции. Не деревья, нет. Что-то очень знакомое, но забытое. Такое же, как асфальт под моими сапогами.

Я свернул влево. И через пять шагов споткнулся о бордюр тротуара, а передо мною выросла стена панельного многоэтажного дома. Туман влагой оседал на стекле окна над моей головой.

Сквозь зубы втянув сырой воздух, я сделал ещё шаг и дотронулся до стены. Повёл по ней рукой, и так, чертя пальцами по краске, пошёл дальше. На углу висел номер — чёрные угловатые цифры на белом:

44

Тут же была табличка, но просто белая, без названия.

Я пошёл дальше. Задел рукоятью палаша об угол, рассеянно посмотрел на оружие, подумал и свернул за угол.

Это был парк. Слева и справа тянулась чугунная кованая ограда — витки металла сплетались в растительное кружево. Листва на деревьях казалась серой, за нею видны были тоже какие-то дома. Справа я увидел качели и скамейки. Качели почему-то раскачивались — бесшумно и плавно. Рядом со скамейкой лежал мяч: малиновый с синей полосой, надвое разделённой белой.

У меня был такой.

Ночь
И тишина,
Данная навек.
Дождь, а может быть,
Падает снег…
Всё равно, бесконечной надеждой согрет,
Я ищу
Этот город,
которого нет!
Там
Легко найти
Страннику приют.
Там наверняка
Помнят и ждут…
Много лет, то теряя, то путая след,
Я ищу
Этот город,
которого нет!
Кто
Ответит мне,
Что судьбой дано?
Нам об этом знать
Не суждено…
Может быть, за порогом потраченных лет,
Я найду
Этот город — которого нет!
Там для меня
горит очаг —
Как вечный знак
Забытых истин!
Мне до него
последний шаг —
И этот шаг
Длиннее жизни…

Игорь Корнелюк

Странно. Какое-то спокойствие опустилось на меня, словно плащ, и я неспешно шёл дальше по асфальтированной дорожке, пока вновь не оказался на развилке и, бросив взгляд вправо, неожиданно увидел, что эта улица чиста от тумана. Шагах в тридцати от меня была открытая дверь, дальше — стеклянная витрина, расписанная почему-то снежинками. Наискось через неё шла надпись:

К А Ф Е

Без названия, просто кафе. По-русски, я это понял уже после того, как прочитал надпись. Рядом с дверью стояла урна из серого чугуна, знакомая, вазой. Я подошёл, заглянул — она была пуста, только на самом дне лежала монетка — пять копеек.

У меня возникло подозрение, что я сплю. Я сунул руку в урну, достал монету. Да, пять копеек 1981-го года. Я уронил её обратно — медь глухо щёлкнула о чугун.

Вход в кафе был завешен длинными низками пластмассовых колечек, они сухо застучали, когда я их раздвинул, входя внутрь. Снова повеяло чем-то знакомым — то ли «Севером», то ли «Молодёжным» [12]… Слева в глубине — стойка, за ней полки, пустые. Дверь и окошко раздачи на кухне были закрыты, дюжина столов с тонконогими стульями — пуста…

Нет. В дальнем углу, у самого окна, где я всегда любил садиться в кафе, на столе дымились чашки и тарелки.

— Эй, — окликнул я, прислушавшись. Нет, было тихо. Я пожал плечами, подошёл к столику. Из синего стаканчика торчали белые уголки салфеток. В держателе с колечком стояли чашечки с перцем, солью и горчицей. На тарелке лежали четыре куска чёрного хлеба — мягкого даже на вид. В тарелке был бульон с несколькими пельменями, зеленью и вроде бы сметаной, в другой — сочные, поджаренные кусочки шашлыка с жареной картошкой и луком. На блюдечке стояла кружка — именно кружка — с чаем и лежало пирожное. Эклер.

Я сел. Мне не часто последние годы доводилось сидеть на стульях, палаш помешал — я поставил его между ног. Взялся за ложку — алюминиевую, но чистую, новенькую — и с недоверием посмотрел на свои собственные пальцы, держащие её. Она была в них чудовищно неуместна.

— Бред, — сказал я тихо. Опустил ложку в бульон. Поболтал ею там.

И начал есть…

…Я заканчивал подбирать остатки картошки, когда в кафе вошёл человек. Я ощутил его приближение за миг до того, как затрещали пластмассовые низки на входе, вскинул голову, не выпуская вилку, но левую руку положив на рукоять даги.

Он вошёл, бесшумно ступая по кафельному полу, быстро и ловко двигаясь, пересёк проём между рядами столов и остановился через стол от меня.

— Хорош поел? — дружелюбно спросил он по-русски.

— Да, спасибо, — кивнул я. И только сейчас сам понял, что еда ничуть не походила на кафешную.

Вошедший рассматривал меня. Я — его. Это был мальчишка — немного старше меня, плечистый, узкобёдрый и длинноногий. На крепкой высокой шее сидела почти скульптурная голова. Лицо с решительным подбородком, высокими скулами и широко посаженными зелёными глазами через верхнюю губу и левую щёку перечёркивал шрам. Рыжие волосы падали на плечи в красивом беспорядке.

Одет мальчишка был со средневековым шиком: на белую рубашку с пышными рукавами — алая туника. На широком чёрном поясе, на перевязях с золотыми бляхами, висели длинный меч со странной рогатой рукоятью и прямой массивный нож. Узкие алые штаны уходили в тонкие сапоги — чёрной кожи, с белыми отворотами под коленом. Но выражение лица у парня вовсе не было заносчивым или высокомерным. Он смотрел, как и говорил: дружелюбно, только чуточку печально.