Николай Толстой - Жертвы Ялты

• Название: Жертвы Ялты
• Автор: Николай Толстой
• Жанр: История

В книгу вошло историческое исследование Н.Д. Толстого о трагической судьбе 2,5 млн. советских граждан, по разным причинам оказавшихся после второй мировой войны за пределами страны (пленные, перемещенные лица, Власовцы). Все они были депортированы на Родину, где либо погибли, либо настрадались в лагерях.

Очерк «Жертвы Ялты» издавался в Англии и Франции и впервые полностью публикуется в нашей стране.

---

Мы можем с уверенностью отбросить допущение, что на отношение советского правительства к репатриантам хоть в какой-то мере влияло поведение нацистов. Отношение к советским военнопленным как к изменникам определилось еще задолго до нападения Германии на СССР, более того, на практике это отношение проявилось еще в ту пору, когда Советский Союз и нацистская Германия были союзниками. После финской войны, в марте 1940 года, русские пленные, захваченные финнами, были отправлены на родину. Триумфально прошествовав по улицам Ленинграда, под восторженные крики толпы, с лозунгами «родина приветствует своих героев», они промаршировали прямиком на вокзал, где их посадили в вагонзаки и отправили в лагеря. Никого не интересовало, как именно они вели себя во время плена, и люди среди них были самые разные: от бравых офицеров, вынужденных сдаться в бою, как капитан Иванов, оказавшийся в Устьвымлаге, до штатских, вроде простой девушки Кати из Ленинграда, работавшей у финнов официанткой (она попала в Потьму). Эти пленные не сотрудничали с врагом, не были заражены антикоммунистической идеологией, их даже и не обвиняли в этом. Их преступление состояло единственно в том, что они заглянули в «несоциалистический» мир. Русским заключенным, попавшим к немцам, была известна мрачная судьба пленных финской кампании: никто из них не вернулся к себе домой. И напрашивался единственный вывод: все они были ликвидированы.

Советское правительство не скрывало отношения к гражданам, попавшим в руки врага. Пресловутая статья 58–1 б УК СССР от 1934 года предусматривала для них соответствующее наказание. Во время войны Сталин самолично издал ряд приказов, угрожавших драконовскими мерами дезертирам и военнопленным, например, приказ № 227, который был издан в 1942 году и зачитан во всех частях Красной Армии. Аналогичные приказы издавались в 1943 и 1944 годах, с некоторыми изменениями в связи с текущими военными задачами. Советским солдатам предписывалось при угрозе сдачи в плен кончать с собой. Один англичанин, военнопленный, освобожденный на Востоке в самом конце войны, сообщал, что видел у красноармейцев экземпляры такого приказа. Красноармейцы, оказавшиеся после освобождения из немецкого плена у англо-американцев, обращали внимание союзников на эти приказы, как на неопровержимое доказательство того, что им давно уже вынесен заочный приговор. Таким образом, советские намерения были хорошо известны и пленным, и союзникам.

Советскому солдату было достаточно хотя бы на короткое время оказаться за линией фронта (а это во время наступления 1941–1942 годов случалось нередко) и пробраться назад к своим, как бедолаге Шухову из «Одного дня Ивана Денисовича» А. Солженицына, чтобы тут же подвергнуться наказанию. Шухову еще повезло: он получил 10 лет в исправительно-трудовом лагере. В книге Светланы Аллилуевой рассказывается о ликвидации Берия целых армейских частей, иногда очень крупных, временно попавших в окружение в 1941 году. Эта линия не менялась на протяжении всей войны: в феврале 1943 года двое рядовых, спасенных своими товарищами из плена, были затем расстреляны на месте. Правда, иной раз карать по всей строгости мешала «правосудию» нехватка квалифицированных кадров. Два летчика, самолеты которых были сбиты за линией фронта, но которым все же удалось вернуться в свою часть, сразу же были отправлены в отдаленный «исправительный лагерь для летчиков» в Алкино, под Уфой. Там их некоторое время держали впроголодь, но хороших летчиков не хватало, и их освободили и вернули в часть. Однако таких счастливчиков было немного. Для тех же, кто попал в руки к немцам и не сумел убежать, предполагалось пропорционально куда более суровое наказание. Эйзенхауэр в своей книге вспоминает, как поразило его объяснение одного советского генерала, что солдаты, сдавшиеся в плен, ни на что не годятся, а потому нечего о них заботиться. По крайней мере в этом вопросе Сталин был последователен. В первый же месяц войны его сын Яков попал в плен под Смоленском. На допросах немецкие офицеры выяснили, что Яков Сталин не верит в возможность победы Германии над СССР, но опасается народного восстания против партийной диктатуры. 19 июля он послал записку отцу, который в ответ на это посадил жену Якова Юлию в тюрьму. Немцы несколько раз пытались обменять Якова сначала на каких-то немцев, застрявших в Иране, затем на фельдмаршала фон Паулюса. Наконец, Гитлер, не чуждый, в отличие от Сталина, родственных чувств, предложил обменять Якова на своего племянника Лео Раубаля, попавшего в плен после поражения под Сталинградом. Сталин ответил отказом, лаконично пояснив: «Война есть война». Однажды, во время прогулки по саду, Сталин рассказал Жукову о том, что немцы склоняют Якова к переходу на их сторону, — но «Яков предпочтет любую смерть измене Родине», — добавил он «твердо». Маршала глубоко тронуло доверие Сталина, но вряд ли он задумался над тем, кто в данной ситуации был предателем. Якова расстреляли.

Любой человек, ухитрившийся краешком глаза взглянуть на жизнь за пределами шестой части суши, немедленно оказывался на подозрении. Советские самолеты получали задания бомбить немецкие лагеря для военнопленных, где находились русские. Суровые наказания ожидали не одних только мужчин: женщины, освобожденные из немецкого плена, тоже немедленно посылались в исправительно-трудовые лагеря за Арктическим кругом. Как видно, наследникам Ленина не верилось, что, соприкоснувшись с капиталистическим миром, можно сохранить в чистоте советские идеалы. Один партизанский командир два года воевал против немцев в их тылу на Украине, был награжден орденом — и затем брошен в Лубянскую тюрьму. Интересна история солдата Лебедева. Попав в плен, он оказался в Освенциме и чудом выжил, хотя и возглавлял в лагере русскую секцию антифашистского сопротивления. После освобождения Освенцима Красной Армией в 1945 году Лебедева швырнули в телячий вагон и повезли на Восток — строить коммунизм в ГУЛаге.

Система административных мер по репатриации строилась в полном соответствии с вышеназванными принципами, отработанными в самом начале борьбы с перебежчиками. Александр Фут, американец, бывший советским шпионом, вспоминает:

«Однажды я предложил послать за границу специальную комиссию для ликвидации предателей родины, на что мне с понимающей улыбкой ответили: «Зачем торопиться, скоро на земле не останется такого места, где предатели могли бы спрятаться, и тогда они сами окажутся у нас в руках».

Об организации репатриационной комиссии было официально объявлено 24 октября 1944 года, то есть через неделю после того, как Иден на совещании в Москве пообещал Молотову лично проследить за возвращением всех потенциальных репатриантов на родину. Главой комиссии был назначен генерал-полковник Филипп Голиков. Это назначение представляется весьма любопытным. Ведь, с*точки зрения советских руководителей, все советские солдаты, попавшие в плен, заслуживали сурового наказания — ибо в плен их могла привести либо трусость, либо нерадивость. Но тогда — не странно ли, что руководство репатриационными операциями Сталин поручил одному из самых трусливых и несостоятельных советских генералов? Более того, Голиков был из тех военачальников, на ком лежала главная вина за неподготовленность СССР к войне — за неукомплектованность армии, вследствие чего, в первую очередь, и попадало в 1941 году в плен большинство советских солдат. Будучи с июля 1941 года начальником разведывательного управления Генерального штаба, он совершил на этом посту множество непростительных ошибок. Позже, во время обороны Сталинграда, Хрущев подал рапорт о том, что Голиков панически боится немцев, и Голикова с поста сняли.

Под стать начальнику был и заместитель Голикова по репатриационной комиссии — генерал К. Д. Голубев. Он был настоящий гигант, но, по словам генерала Дина, «его умственные способности никак не соответствовали размерам его тела».

Впрочем, роль Голикова и Голубева в реальной работе комиссии была ничтожна, они являлись всего лишь представительными манекенами. Настоящую же работу выполняли Главное управление контрразведки (ГУКР) — за границей, и НКГБ — внутри страны. С июня 1941 года главным занятием этих организаций-близнецов было держать в страхе советское население за линией фронта и арестовывать вышедших из немецкого окружения. После Сталинграда, когда направление войны изменилось, они двинулись в освобожденные районы, убивая сотни и тысячи жителей по подозрению в сотрудничестве с врагом. Теперь, в 1945 году, они были готовы к выполнению огромной задачи — поглотить миллионы русских, возвращаемых Западом.

Советские репатриационные комиссии растеклись по всей Европе. Западные офицеры, столкнувшиеся с полковниками и генералами, возглавлявшими эти миссии, вспоминают об одном и том же: в разговорах о военных делах советские офицеры проявляли полное невежество и приходили в замешательство. Так, генерал Вихорев в Париже бормотал: «Я не служил во время войны в авиации… Я был в других войсках…» Ларчик открывался просто. Как объясняет бывший офицер СМЕРШа, «все сотрудники этих миссий были профессиональными чекистами». Голиков и Голубев хотя бы были еще и профессиональными военными. Но подавляющее большинство офицеров СМЕРШа и вовсе не нюхало пороху. Их участие в военных действиях сводилось к издевательствам над украинскими девушками, взятыми на допрос, или к убийству мальчика, вышедшего из строя в поисках матери. Как стыдливо объяснял майор Шершун Чеславу Йесману, он во время войны занимался охраной эвакуируемого на восток оборудования. И вот таким людям было дано право запихивать героев войны в телячьи вагоны, покрикивая на них: «Почему попал в плен? Почему не сбежал? Почему не убивал власовцев?» Что до последнего упрека, то СМЕРШ, бесспорно, уничтожил гораздо больше красноармейцев, чем вся РОА и казаки, вместе взятые.