Алексей Зверев - Современная американская новелла. 70—80-е годы: Сборник.

• Название: Современная американская новелла. 70—80-е годы: Сборник.
• Автор: Алексей Зверев
• Издательство: Радуга
• Жанр: Современная проза
• Год: 1989
• ISBN: 5-05-002277-0

Современная американская новелла. 70—80-е годы: Сборник. Пер. с англ. / Составл. и предисл. А. Зверева. — М.: Радуга, 1989. — 560 с.

Наряду с писателями, широко известными в нашей стране (Дж. Апдайк, Дж. Гарднер, У. Стайрон, У. Сароян и другие), в сборнике представлены молодые прозаики, заявившие о себе в последние десятилетия (Г. О’Брайен, Дж. Маккласки, Д. Сантьяго, Э. Битти, Э. Уокер и другие). Особое внимание уделено творчеству писателей, представляющих литературу национальных меньшинств страны. Затрагивая наиболее примечательные явления американской жизни 1970—80-х годов, для которой характерен острый кризис буржуазных ценностей и идеалов, новеллы сборника примечательны стремлением их авторов к точности социального анализа.

---

«Куда его черт несет, — размышлял Пол Берлин, — и чем это все кончится? Конечно, убийство было логическим выходом из порочного круга; Каччато его заслужил и едва ли избежит. За глупость рано или поздно приходится платить, а на войне расплачиваются живой валютой — оторванными пальцами, размозженной костью бедра, разлетевшимися брызгами мозга. Война все-таки!»

Пол Берлин с какой-то предрассветной чувствительностью жалел Каччато, жалел себя за перенесенные страдания, от которых мерещится такое, и уповал на чудо. Он устал от убийств. Он испытывал не страх — во всяком случае сейчас, — не потрясение, а просто глубокую всеохватывающую усталость.

 — А ведь он храбрый парень, — прошептал он. Потом заметил, что Док его слушает. — Серьезно, помнишь, как он выволок тогда вьета из бункера?

 — Да.

 — И выстрелил ему прямо в морду.

 — Помню.

 — Во всяком случае, трусом его не назовешь. Он сбежал не со страху. Этого о нем не скажешь.

 — Зато другого много чего можно сказать.

 — Верно. Но в смелости ему не откажешь. Это ты должен признать.

 — В общем-то, конечно. — Голос у Дока был совсем сонным.

 — Интересно, он по-французски умеет?

 — Ты что, шутишь, что ли?

 — Просто интересно. Как по-твоему, трудно выучить французский, Док?

 — Кому? Каччато?

 — Все равно не так уж сложно. А все-таки, что ни говори, приятно думать, как там Каччато топает в Париж.

 — Спал бы ты лучше, — посоветовал Док Перет. — О собственном здоровье подумать тоже не вредно.

Они шли высоко в горах.

Война осталась далеко от этих благодатных горных мест, где росли деревья и густая трава, где не было ни людей, ни собак, ни нудных долинных будней. Настоящая девственная природа, и лишь одна размытая узкая тропа вела вверх.

Они шли с опущенными головами. Впереди Гнида, затем Эдди Лазутти, Оскар, следом Гарольд Мэрфи с пулеметом, потом Док, лейтенант, и замыкающим — Пол Берлин.

Они уже выбились из сил и молчали. Мысли сосредоточились на ногах, а ноги отяжелели от прилившей крови, потому что шли они уже долго и день был насквозь сырой от бесконечного дождя. Не какого-нибудь тоскливого или вещего дождя, а просто дождя, от которого некуда деться.

Ночь они провели возле тропы, а утром снова двинулись вверх. И хотя никаких следов Каччато здесь не было, другой тропы на этой горе тоже не было, и они шли по ней — единственному пути на запад.

Пол Берлин двигался почти автоматически. По бокам у него, не давая ни сгорбиться, ни скособочиться, покачивались в такт с бедрами две фляги с шипучкой. Градом лил пот. Сильное сердце, крепкая спина и с каждым шагом все ближе вершина, мысленно подбадривал он себя.

Каччато они теперь не видели, и Полу Берлину уже думалось, что, может быть, они окончательно потеряли его. От этой мысли на душе у него полегчало, и он, карабкаясь по тропе, начал было наслаждаться красотой окружающего мира, чувством высоты и приятным сознанием того, что настоящая война осталась далеко внизу. Но тут Оскар нашел вторую карту.

Красная пунктирная линия пересекала границу с Лаосом. Немного дальше они увидели каску Каччато и бронежилет, затем его личный жетон и саперную лопатку.

 — Этот болван так все и идет по тропе, — простонал лейтенант. — Ну почему он не свернет, скажите на милость?

 — Потому что отсюда нет другой дороги на Париж, — ответил Пол Берлин.

 — Кретин потому что, — вставил Гнида Харрис.

Размытая и блестящая тропа, смесь дождя и красной глины, вела их все выше.

Каччато не показывался, но по пути оставлял следы: пустые консервные банки, корки хлеба, ленты с золотистыми патронами на карликовой сосне, прохудившуюся флягу, шоколадные обертки, обрывок истертой веревки. И по этим следам они продолжали идти за ним. Следы дразнили и манили, шаг, еще шаг — то вдруг мелькнет вдали Каччатова лысина, то попадется не остывшее еще кострище, то нарочно брошенный у тропы носовой платок.

Так они и брели за ним по тропам, уходящим все дальше и дальше на запад, все в одном и том же направлении, открыто, безо всяких уловок. Места кругом были глухие, скалистые и неприступные, покрытые мраком осенней непогоды. Впереди лежала граница.

 — Дойдет вон до тех гор, — сказал Док Перет, вытянув руку, — и нам его уже не достать.

 — Это почему же?

 — Граница, — пояснил Док Перет. Подъем почти прекратился, идти стало легче. — Дойдет до границы — и привет, Каччато.

 — А далеко дотуда?

 — Да нет. Пара километров, наверно.

 — Тогда, считай, он ушел, — прошептал Пол Берлин.

 — Не исключено.

 — Бог ты мой!

 — Не исключено, — повторил Док.

 — Обед в «Тур д’Аржан», вечером — в оперу!

 — Не исключено.

Тропинка сузилась и круто взяла вверх, и через полчаса они его увидели.

Каччато стоял на вершине невысокого травянистого холма в двухстах метрах впереди. Стоял и улыбался мирно и спокойно, уже совсем непохожий на солдата. Стоял руки в карманах и не думая прятаться. Будто терпеливо ждет автобуса на остановке и ему совершенно нечего бояться.

 — Попался! — заорал Гнида. — Я так и знал! Ну, теперь попался.

Лейтенант с биноклем вышел вперед.

 — Так я и знал. — Гнида весь злорадно подался вперед. — Доперло до него, до кретина, и он лапки кверху. Конец ему пришел. Так я и знал! Что будем делать, сэр?

Не отрываясь от окуляров бинокля, лейтенант пожал плечами.

 — Пальнуть разок? — Гнида поднял винтовку и, прежде чем лейтенант успел что-либо сказать, дважды нажал на курок. Одна из пуль была трассирующей — как штопор ввинтилась она в туман. Каччато улыбнулся и помахал рукой.

 — Во дает, — изумился Оскар Джонсон. — И что делать-то теперь?

 — Да уж, — отозвался Эдди, и оба рассмеялись.

Каччато все улыбался и махал им.

 — Да, что тут будешь делать?

Гнида вышел вперед и двинулся вверх по тропе. Он шагал быстро и все время возбужденно болтал. Каччато перестал махать, а стоял и смотрел на Гниду Харриса, сложив руки на груди и наклонив большую голову, словно прислушиваясь. Что-то его веселило.

Ничего уже нельзя было сделать.

Гнида увидел проволоку, только когда споткнулся об нее, и ничего сделать уже было невозможно.

Сначала раздался негромкий треск, затем щелчок предохранителя, потом стук упавшей гранаты и шипение. Один звук за другим без промедления.

Гнида все понял. Сделав с разгону еще один шаг, он повалился на бок и покатился, обхватив руками голову и жалко, беспомощно скуля.

Все поняли, что случилось.

Эдди, и Оскар, и Док Перет плюхнулись ничком, кто где был, Гарольд Мэрфи с неожиданной для человека его комплекции ловкостью согнулся пополам и упал, лейтенант зашелся в кашле и осел. У Пола Берлина в глазах побагровело, он зажмурился, сжал кулаки, челюсти и повалился, подобрав ноги к животу и свернувшись клубком.

Надо считать, пронеслась у него мысль, но цифры сбились в кучу и беспорядочно вертелись в мозгу.

Заныло в животе. Началось там. Сначала под ложечкой, потом закрутило в кишках, внизу живота — вот и конец всему, мечтам, дурацким надеждам. Круг замкнулся. Рядом с ним был лейтенант. Воздух замер, застыл моросящий дождь. У Пола заныли зубы. Надо считать — но зубы ныли, и цифры не шли. Я не хочу умирать, возникла среди зубной боли четкая мысль.

А взрыва все не было. Ныли зубы, и крутило в животе. Он оцепенело ждал. Теперь сдавило легкие. Он ждал, а взрыва все не было. Но вот раздался слабый хлопок. Дым, механически отметил он, дым.

 — Дым, — простонал лейтенант. — Дым, сволочь!

Пол Берлин ощутил запах дыма. Он представлял себе его бархатисто-лиловый цвет, но не мог ни открыть глаза, ни разжать кулаки, ни распрямить ноги. Что-то крутило в животе, прижимало к земле, он не мог ни отползти, ни отбежать. Взрыва все не было.

 — Дым, — тихо произнес Док, — один только дым.

Дым был красным, и все наконец стало понятно. Дым накрыл их всех — ярко-красный, густой, кислый. Он, как краска, растекался по земле, затем красной спиралью стал, лениво подниматься вверх по склону.

 — Дым, — твердил Док, — дым.

Гнида Харрис плакал. Он стоял на четвереньках опустив голову и рыдал в голос. Оскар и Эдди не шевелились.

 — Подловил нас, — бормотал лейтенант. Голос у него стал тонким, старческим, словно бы доносился из прошлого. — Мог ведь всех прикончить.

 — Один только дым, — повторял Док Перет, — просто вшивая дымовуха.

 — Этот ублюдок, захотел бы, всех нас тут к чертовой матери порешил бы.

Пол не мог пошевелиться. Он все ясно сознавал, испытывал некоторое смущение, хотя еще не стыд, слышал их голоса, слышал рыдания Гниды, видел, как тот стоит на четвереньках подле тропы, видел и красный дым кругом.

Но пошевелиться не мог.