Владимир Гриньков - За пригоршню баксов

• Название: За пригоршню баксов
• Автор: Владимир Гриньков
• Жанр: Боевик
• Год: 2001
• ISBN: 5-04-007335-6

За деньги можно купить все. И даже стать потомком старинного графского рода. Известному композитору Марецкому не хватает только одного – дворянского титула. Банда мошенников может устроить ему титул по дешевке. Плата ничтожная – все состояние и... жизнь. Тут не поможет даже личный телохранитель. Но телохранители ведь бывают разные. Настоящий профессионал Анатолий Китайгородцев готов сыграть по их правилам и сделать свой решающий ход...

---

– Тоже любопытствуете, значит?

Китайгородцев не ответил, сверлил мужичка взглядом. По опыту он знал, что этого сейчас вполне достаточно.

– Фундаменты тут хорошие, – сказал почему-то мужичок. – Очень даже можно строиться.

Наверное, он принял прибывших за потенциальных застройщиков. Вон на какой машине приехали. Прямо «новые русские» какие-то. Глядишь, место себе присмотрят под дом. Далеко от города, так зато места какие.

– Вы извиняйте, если что, – сказал мужичок, не выдержав отталкивающего взгляда Китайгородцева. – Мне работать надо.

Развернулся и торопливо пошел прочь, унося в себе глубоко запрятанную неприязнь к недружелюбным незнакомцам и одновременно – опаску.

* * *

Телохранитель Китайгородцев:

Русский человек пасует перед силой, которая сильнее его. Он предпочитает не бороться с ней, а примириться. Но нерастрачиваемая, недемонстрируемая, а постоянно упрятываемая в самые дальние уголки души неприязнь не растворяется, постепенно разрастаясь до размеров ненависти, которая в конце концов выплескивается. Иногда по совершенно пустячному поводу или вовсе без повода, и очень часто тот, против кого агрессия направлена, – лицо совершенно случайное, просто человек оказался в данное время в данном месте. Как говорится, попал под горячую руку. Несколько лет назад на известного телеведущего Льва Новоженова было совершено нападение. Он поздним вечером притормозил у цветочницы. Пока выбирал цветы, расплачивался и раздавал автографы узнавшим его девушкам, за ним наблюдал нетрезвый молодой человек. Потом этот парень подошел к Новоженову и ударил его. За что? Ему показался слишком вызывающим внешний вид респектабельного мужчины? Или он узнал телеведущего, а телепередачи Новоженова ему давно не нравились? Или Новоженов как-то не так улыбался девушкам? Ни одна из этих причин не может быть достаточно весомой, чтобы стать главной. Что-то было в жизни этого парня такое, что взращивало в нем агрессию. День за днем, месяц за месяцем копились в нем неудовлетворенность и глухая злоба, которую он никак не мог выплеснуть. И вот выплеснул. Случай подвернулся. Нам на лекциях такие истории рассказывают для того, чтобы лишний раз подчеркнуть: охраняемые нами клиенты – одни из самых привлекательных объектов для агрессии. Они ведь всегда добротно и дорого одеты, у них на лице написано, что многие проблемы, терзающие большинство их менее удачливых сограждан, им попросту неведомы. У них дорогие автомобили и еще более дорогие дома – и уже сама демонстрация успеха провоцирует на агрессию замордованных жизнью людей. Поэтому защита от нанятого врагами киллера – только часть работы. Надо еще защитить клиента от опасностей случайных, непредсказуемых, неспровоцированных. Никогда не знаешь, чем может закончиться покупка букета цветов. Или поездка на развалины фамильного гнезда.

* * *

Краеведческий музей располагался в обветшавшем особнячке еще дореволюционной постройки. Фасад явно перекрашивали совсем недавно, но внутри краска листами отслаивалась от стен, на потолках расплывались рыжие разводы, на всем лежала печать запустения. Марецкий и его спутники оказались единственными посетителями музея. Сидевшая на входе старушка продала им три билета, на которых стояла цена: «5 копеек». Билеты, видимо, тоже были музейными экспонатами. Из той, прежней жизни.

Марецкий, который здесь уже бывал, повел своих спутников через залы, где под витринным стеклом хранились непременные черепки, бывшие когда-то посудой, монеты, изъеденные неумолимой ржавчиной наконечники копий, остатки бус и составленные неведомыми картографами карты здешних земель, имеющие, как это обычно бывает, весьма далекое отношение к реальной действительности.

В одном из дальних залов обнаружилось то, ради чего они сюда и приехали. На стене, увеличенная в несколько раз, висела уже знакомая Китайгородцеву схема генеалогического древа рода Тишковых. Здесь же портреты. Михаил Елизарович – первый граф в роду. Дальше по стене – его потомки.

На одном из дореволюционных, если судить по датам, портретов сквозь паутину растрескавшихся от времени красок на зрителя смотрел едва ли не сам Марецкий. Конечно же, это был не он, но глаза, нос, губы – так в сыне распознают черты его отца. «Вот она, порода», – подумал Китайгородцев. То, что передается из поколения в поколение, что не вытравить ничем. Личные вещи в витринах. Офицерский мундир. Вычурный, вытертого серебра, хронометр. Походный саквояж. Трость. Записи управляющего имением на выцветших от времени листах. Фотография: дворянская усадьба, а перед типичным барским домом – ребятишки, одинаково бедно одетые и этой своей одинаковостью похожие друг на друга как родные братья. Судя по подписи, это воспитанники детского дома, открытого в стенах тишковского имения. Еще фото, уже современное, цветное: развалины, заросшие травой. Те самые, которые сегодня видел Китайгородцев. Здесь же россыпь нотных листов и маленькая фотография Игоря Александровича Марецкого, композитора и продолжателя рода Тишковых.

Щелк! Маша сфотографировала витрину и склонившегося над ней Марецкого. Дремавшая на стульчике старенькая смотрительница встрепенулась.

– Нельзя снимать! – заверещала она неожиданно писклявым голосом.

Вскочила со стула, словно намеревалась лично воспрепятствовать дальнейшей съемке, невзирая на собственную немощь и несовпадение весовых категорий, в которых выступала она и ее более молодые оппоненты.

Какой-то мужчина, явно из музейных сотрудников, привлеченный шумом, заглянул в зал.

– Нарушают, Андрей Андреевич! – сообщила ему смотрительница с той готовностью, с какой обычно докладывают о замеченных безобразиях вышестоящему начальству.

Но Андрей Андреевич не осерчал и не нахмурился, а с выражением благожелательного спокойствия на лице направился через зал к гостям, еще на дальних подступах протягивая руку для приветствия. Китайгородцев бросил быстрый взгляд на Марецкого. Тот приветливо улыбался. Свои. Крепкое рукопожатие. Щелк! Маша продолжала выполнять свою работу.

– Рад вас видеть, – сказал Андрей Андреевич, обращаясь к Марецкому.

Композитор благосклонно кивнул. Он знал себе цену.

– Готовимся кое-что добавить в экспозицию, – продолжал Андрей Андреевич.

– Что-нибудь новенькое?

– Через историю вашей матушки, вашего деда и прабабушки хотим показать эпоху. Весь двадцатый век через призму судьбы троих человек. То есть что я говорю? – засмеялся он вдруг и осторожно тронул Марецкого за рукав. – Четверых, конечно же.

– Интересно будет посмотреть, – сказал Марецкий. – Я как-нибудь сюда свою невесту привезу.

Сказал и бросил быстрый насмешливый взгляд на Машу. А та сделала вид, что не услышала.

* * *

Юшкин проснулся и вернулся к жизни, хотя на самом деле он предпочел бы умереть. Голова не отрывалась от подушки, словно прибитая к ней огромным железным гвоздем. Любая большая пьянка в последнее время заканчивалась для Юшкина подобным образом, но на этот раз ему было совсем уж плохо. Организм уже не справляется, понял он. Загонит себя за год-другой, если не остановится. А он не остановится. Об этом Юшкин подумал со спокойствием обреченного.

Лежать было неудобно. Сетка кровати прогнулась, и непривычное к подобному ложу тело, намаявшись за ночь, ныло теперь нещадно. Казалось, болел каждый мускул.

Он повернулся. Кровать под ним скрипнула. И тут же раздался какой-то другой звук. Рядом явно был еще кто-то. Юшкин оторвал наконец голову от подушки. На другой кровати лежал человек, которого Юшкин раньше никогда не видел. Правда, это его нисколько не удивило, он привык за последние месяцы к тому, что просыпался в самых разных местах, зачастую совсем неожиданных, в присутствии людей, совершенно незнакомых. Обычное дело для человека, сильно пьющего. Пьянка начинается в одной компании, потом, как всегда, выпивки не хватает, начинаются пьяные поиски «живой воды», следуют бессмысленные пьяные драки, теряются прежние собутыльники, но обретаются новые. Пьянка катится дальше, и не разберешь, день или ночь на дворе, а спать ложишься окончательно, когда свалит с ног выпитое. Пробуждение – и вот он, рядом, вчерашний собутыльник, с которым наверняка братался и целовался, а сейчас и имени-то вспомнить не можешь.

– Привет! – сказал Юшкин голосом таким глухим и незнакомым, что и сам его не узнал.

– Привет, – отозвался парень. – Выпить хочешь?

Вот тут Юшкин впервые удивился.

– А разве есть? – спросил он, не веря в возможность подобного.

На утро после пьянки – только пустые бутылки. Если где-то что-то и осталось – это законная добыча того, кто проснулся первым и нашел. Так принято, и никто на это не обижается.

– Есть, – сказал парень. – Будешь?

Поднялся со своей кровати, прошел по комнате. Юшкин проследовал за ним взглядом и увидел наконец стол, а на нем – несколько непочатых бутылок водки и небрежно сваленную в кучу снедь. Так не бывает. Должны быть только пустые бутылки и объедки. Удивленный Юшкин нашел в себе силы сесть.