Леонид Карцев - Воспоминания Главного конструктора танков

• Название: Воспоминания Главного конструктора танков
• Автор: Леонид Карцев
• Жанр: Биографии и Мемуары

Содержание этой книги составляют воспоминания бывшего главного конструктора отдела 520 Уралвагонзавода (УКБТМ), лауреата Государственной премии СССР, кандидата технических наук, генерал-майора инженерно-технической службы Леонида Николаевича Карцева, которому 21 июля 2007 г. исполнилось 85 лет. Леонид Николаевич занимал должность главного конструктора танкового КБ Уралвагонзавода с 1953 по 15 августа 1969 г. Под его руководством было создано большое количество образцов бронетанковой техники, включая такие прославленные боевые машины как танки Т-54А, Т-54Б, Т-55, Т-55А, Т-62 и Т-62А, получившие мировое признание и известность. Он заложил основы конструкции Т-72, признанного лучшим танком мира второй половины XX века.

---

Рябов начал наседать на меня с предложением о реорганизации НТК.

Многие годы в НТК существовали отдел танков и бронемашин, а также отделы вооружения и защиты. Он предложил эти отделы аннулировать и вместо них создать отдел танков и отдел легких бронемашин. Я это делать категорически отказался по двум причинам. Первая – это дело не мое, а председателя НТК. Вторая – пропадут узкие специалисты. Каждый будет знать кое-что обо всем, что затруднит работу с промышленностью и взаимодействие с другими родами войск.

После этого он ко мне не приставал, а я старался к нему не ходить. Когда оставался один, ходил к Бабаджаняну. У Бабаджаняна была хорошая черта – он доверял подчиненным. Поближе с ним я познакомился в командировках. Это был простой в обращении, жизнерадостный, кампанейский человек. Он рассказывал о многих случаях в его жизни, знал множество анекдотов и умел их рассказывать, разделяя по категориям: армянские, еврейские, солдатские и другие. К тридцатилетию Победы в Великой Отечественной войне Бабаджанян сам написал хорошую книгу «Дороги Победы», один экземпляр которой подарил мне с надписью: «Л.Н. Карцеву, славному конструктору наших боевых машин, от всей души. Бабаджанян. 9.4.75 г., г. Москва».

Где-то в двадцатых числах сентября мне позвонил Юрий Евгеньевич Максарев, который был тогда председателем Комитета по изобретательству при Совете Министров СССР. Он предложил мне должность его заместителя по военной тематике с оставлением в кадрах Министерства обороны и с перспективой занять его должность. Я ответил отказом, мотивируя тем, что мне надо добиться постановки на вооружение «объекта 172», в котором реализован весь конструкторский задел, наработанный при мне в Тагиле.

После выхода из отпуска Радус-Зеньковича его сразу уволили и назначили на его место пятидесятичетырехлетнего генерал-майора Дикого Валентина Петровича. Всю свою военную службу он провел в войсках, дослужившись до помощника командующего округом по бронетанковой технике, а перед прибытием в Москву два года был советником начальника бронетанкового управления в Египте.

Дикий оказался умнейшим человеком, чудесным дипломатом, тактичным и чинопослушным военным. Мы с ним проработали вместе 10 лет, как говорят, душа в душу, пе мешая друг другу, хотя попыток рассорить нас со стороны Рябова было множество. Мне досталась промышленность, ему – все остальное.

До нового года я практические все время был в Тагиле, настраивая Бенедиктова на нужный лад, хотя он и сопротивлялся. Так, после испытания первой партии «объектов 172», как я и предполагал, ненадежной оказалась харьковская ходовая часть. Мне с Вайсбурдом пришлось потратить много энергии и нервов, чтобы уговорить Бенедиктова войти с предложением об установке на этот танк ходовой части с нашего «объекта 167». Он все твердил, что против этого Зверев, с которым не хочет ссориться. В конце концов, это предложение Венедиктов вынес на обсуждение, и все его одобрили.

Кстати, в один из приездов в Москву я посетил Красногорский механический завод и договорился с конструкторами, чтобы они для «объекта 172» создали лазерный дальномер вместо оптического, который стоял на башне харьковского танка Т-64А. Они этот дальномер сделали очень быстро, это облагородило лобовую часть башни, упростило измерение дальности, повысило его точность.

С начала 1970 г. я объездил все заводы, с которыми имел дело НТК, и в первую очередь посетил Волгоградский тракторный завод, на котором до этого никогда не был.

В конце декабря 1970 г. Бабаджаняну позвонил из Мурома директор тепловозостроительного завода с жалобой на военпредов, которые не принимают бронелетучки, в связи с чем завод не выполнит годовой план, отчего материально пострадает коллектив предприятия. Бронелетучки состояли из бронированного тепловоза и двух платформ, на одну из которых устанавливался танк. С боков тепловоза за броней было пространство для размещения людей.

Дикий попросил меня поехать в Муром и разобраться на месте. Я взял с собой двух офицеров, которые занимались этим делом. Приехали мы во второй половине дня, посмотрели летучку, послушали директора и военпреда, приняли решение начать рассмотрение замечаний с 9 часов на другой день.

Директор решил провести совещание в зале заседаний. Когда мы зашли, зал был переполнен. Он стал представлять присутствующих: второй секретарь Горкома КПСС, секретарь парткома завода, председатель профкома завода и т.д. Я попросил принести тетрадь, расчертил ее на графы и записал первое замечание: «При выстреле из танка открываются дверцы тепловоза». Я спросил директора: «Что будем делать?» Он ответил: «Надо усилить запор у ручки двери». Я записал его предложение в соответствующую графу, а затем спросил: «С какого номера?» Он немного растерялся, а потом сказал: «С первого». Дальнейшее рассмотрение пошло таким же порядком.

Дошли до самого крупного замечания. Во время испытаний образца на Дальнем Востоке кто-то предложил на пустой платформе поставить бронированный ящик шириной и высотой 120 сантиметров, чтобы туда сажать солдат. С этим ящиком попали под какой-то дождь, после чего ему приделали крышу. Солдаты прозвали это сооружение «собачья будка». Так как в этом ящике стало темно, ПTK потребовал провести в него свет от тепловоза. Посмотрев на директора, я сказал: «Этот ящик вообще надо убрать. Вы согласны?» Он, конечно, с радостью согласился, при печальных лицах приехавших со мной офицеров. И так до обеда мы рассмотрели почти все замечания.

После обеда в зале остались только заводчане, и мы решили быстро все оставшиеся вопросы. До конца дня протокол был отпечатан и подписан, и мы на другое утро поехали домой.

После Нового года директор завода позвонил Бабаджаняну и сообщил о том, что они программу закончили полностью, поблагодарил маршала за помощь и попросил назначить председателем комиссии по утверждению чертежно-технической документации на бронелетучку Л.Н. Карцева. После утверждения этой документации мне пришлось утверждать документацию в Мариуполе и на бронепоезд.

На Кировский завод в Ленинграде по своей воле я не ездил, так как считал их работу бесперспективной, а руководителей КБ зазнайками. Создавали они танк с газовой турбиной, составляли всяческие решения с Рябовым, которые потом полностью не выполняли, из-за чего у них бывали трения с военной приемкой, которые кончались последующими решениями ГБТУ и завода.

Однажды проверить выполнение очередного решения послали меня. Проверка проводилась на заводе им. Климова у главного конструктора газотурбинного двигателя С.П. Изотова, в кабинет которого набилось много народа. Главный конструктор Кировского завода Н.С. Попов представил некоторых из них, в том числе и двух инструкторов Обкома КПСС, которые курировали оба завода. Докладывал районный инженер, полковник И.П. Афанасьев. Он начал перечислять пункты последнего решения и результаты их выполнения. Вдруг Попов вскочил со своего места, истерично закричал: «ГБТУ против нашего танка!» – и выскочил из комнаты.

Я повернул голову в сторону инструкторов обкома и сказал: «Попов пока не Герой Социалистического Труда, а так себя ведет. Когда вы его сделаете Героем, с ним вообще не справитесь. Ему надо заниматься не политикой, а своим делом, выполнять решения по доработке конструкции танка, которые он сам подписал. Афанасьев выполняет свои обязанности и получает за это деньги». Видя такое дело, Изотов вышел из комнаты и через некоторое время привел успокоившегося Попова. Дальше совещание прошло без истерик. Все вопросы были согласованы.

Вскоре меня назначили председателем комиссии по рассмотрению деревянного макета нового танка у Попова. Замечаний было много, но одно было особое – по башне. Для того чтобы уменьшить массу танка, кировчане решили уменьшить высоту башни по бокам, в зоне экипажа, в результате чего в середине образовался прямоугольный выступ для пушки, который не позволял установить люки экипажа, как положено, большой осью поперек башни. Они же поставили люки так, что члены экипажа должны были садиться в танк и там поворачиваться на 90 град. Это сильно затрудняло вход и выход из машины. Когда поднялся этот вопрос, Попов показал мне ГОСТ на размеры люка, которые соблюдены у них. В ответ, указав на дверь, я спросил: «Николай Сергеевич, дверь в вашем кабинете сделана по ГОСТу?» Он ответил: «Да». Я предложил ему перевернуть дверь на 90 град., а потом через нее выйти... На том обсуждение было закончено. Мы уехали, не утвердив макет.

После этого Попов установил башню с автоматом заряжания харьковского танка Т-64А. Видимо, по его просьбе меня не стали посылать на Кировский завод. Позднее Н.С. Попов стал Героем труда, Лауреатом Ленинской премии, членом ЦК КПСС, сумел организовать на Омском заводе производство танка Т-80, который был хуже и дороже уже стоявших на производстве танков Т-72 и Т-64А.