Николай Рыжих - Бурное море

• Название: Бурное море
• Автор: Николай Рыжих
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1979

В книгу входят три повести: «Макук» и «Бурное море» — о капитанах и рыбаках дальневосточного рыбного флота, их труде, любви к морю и своей профессии и «Хорошо мы пели...» — о жизни молодых специалистов на Камчатке.

---

Шлюпка сделала полукруг, подошла к борту, мы все сгрудились над ней.

— Вы чокнутые?

— Вас с вертолета сбросили?

— Мы тут сено косим на острове, — сказал тот, что сидел за рулем.

— Мы вас еще утром заметили, — сказал тот, что сидел на носу лодки с ружьем на коленях, — еле догнали. С самого утра гонимся. И стреляли... — Лица у обоих печальные и утомленные.

— На нерпей небось охотились?

— Или уток гоняли!

— А как бы не догнали?

— Дак... — развел руками тот, что сидел на носу. Он положил ружье на дно лодки, поднялся и протянул нам руку, чтобы помогли подняться ему на борт. Забравшись, он со всеми поздоровался.

— Сено мы косим на Карагинском острове, — продолжал он. — А один сезонник палец у нас порезал. Сначала ничего было, а потом руку раздуло, навроде огневица у него, в больницу надо бы отвести его.

— Рыбу в море. Га-га-га! — Бес заржал своим гомерическим смехом. — Га-га-га! В море рыбку...

— Ну и что? — удивился дед. — Доктора у нас нету.

— В Оссору бы его, в больницу... потный весь в палатке лежит.

— Бог ты мой! — Лицо у деда вытянулось, потом стало угрюмым. Да и всем не по себе стало, только Бес:

— Га-га-га! Га-га-га!

— Послушай, парень, а сколько у вас он уже болеет, этот сезонник? — спросил Женька, подойдя к сенокосчику вплотную.

— Третий день.

— Ну, а еще полдня он потерпит? Видишь, сколько мы рыбы поймали, за месяц столько не поймаешь.

— Послушай, друг, — подошел к лодочнику с другой стороны дед, — мы сейчас быстренько отвезем рыбу на плавбазу — и за вашим сезонником, и в Оссору его, в больницу.

— Отрезали бы сами ему палец, раз там заражение, — проворчал Казя Базя и направился к ящику с инструментами. — Больницу ему... с каким-то пальцем. Тьфу!

— А если рыбу погрузить и идти на остров за этим больным с рыбой? — рассудительно начал Есенин. — Возьмем его и заодно с рыбой отвезем на плавбазу, там тоже доктор должен быть. И там могут прооперировать.

— Это все равно, — поморщился дед, — до Оссоры пять часов, а до базы десять... Рыбу не довезешь... проквасится. Жарища-то! Слушай, друг, — дед опять толкнул сенокосчика в плечо, — а еще потерпит полдня ваш больной, пока мы рыбу отвезем на плавбазу? А потом отвезем его хоть в Оссору, хоть на плавбазу.

— Все пить просит...

— Ну и напоите его.

— Чайком, чайком. Га-га-га! — Это Бес.

— Командир... — повернулся дед к Джеламану, угрюмо стоявшему в дверях рубки: он смотрел на нас, но нас не видел — кроме пустоты, в его взгляде решительно ничего не было. — Есть смысл с рыбой идти на остров, взять больного — и на плавбазу. Мы рыбу сейчас быстро выхватим, на остров, хватаем больного... Часов пять всего теряем, если не в Оссору везти. И рыбу сохраним... Ну что, друг? Ваш парень десять часов потерпит?

— Пить просит...

— Черт возьми... столько рыбы! За месяц столько ведь не возьмешь...

— Квартальный! Га-га-га! Назад в море... Га-га!

— Ну так как, приятель? — обратился к сенокосчику Есенин. — Часов-то восемь подождет твой сезонник? Ты ж видишь, какое дело! Видишь, сколько добра пропадает!

— Даже не знаю... наверно, потерпит.

— А мы ее сейчас духом! — оживился дед. — А ну, парни! А на переходе я дам такие обороты, что труба красная будет!

— Давай, давай, — сказал Казя Базя, проходя к борту с кусачками и молотком. — И чтоб подшипники из трубы летели!

— Так рыба-то проквасится, если с нею на остров идти, — вздохнул Женька.

— Ну что, командир? Так и сделаем? А на переходе я аварийный режим подержу. А ну, парни! Духом! Только время теряем.

— Сколько мы ее искали... — вздохнул Есенин.

— Такой уже больше не будет...

— Да брать, брать! Парни, брать! — кипятился дед. — Самое грамотное... хоть один груз сдадим.

— Распустить кутец! — угрюмо сказал Джеламан. — Он смотрел перед собой и ничего не видел... совершенно пустые глаза.

— Команди-ир...

— Что ты делаешь, командир?!

— Эх, хе-хе, хе-хе...

— Га-га-га!

А Казя Базя уже перебрался в шлюпку и, перехватываясь руками по этому исполинскому шару рыбы, вел шлюпку к тому месту шара, где его прорезал тросик от карабина. Сенокосчик, оставшийся в шлюпке, помогал Казе Базе протаскивать шлюпку. Добравшись до тросика, Казя Базя зажал его кусачками и стукнул молотком по кусачкам... Тросик стрельнул из-под рук Кази Бази, шар на глазах стал худеть, а вокруг сейнера вcплывaло — вверх брюшками всплывало — поле рыбы. Немного потрепыхавшись, рыбины переворачивались на спины и уходили на глубину.

— Шлюпку на борт!

Поле рыбы бледнело и бледнело, и через несколько минут ни одной рыбины не осталось на поверхности моря.

Я спустился в кубрик. Джеламан лежал на спине поверх одеяла, лицо его было накрыто картой, в откинутой руке дымилась папироса.

— Что записать, Володя, в журнал?

— Что идем на остров за больным.

— Не в вахтенный — в промысловый. Что записать в промысловый журнал?

— Штучная поймалась... одна штука.

РЫБАЦКАЯ УДАЧА

I

Хочу рассказать о необыкновенном случае, который произошел с Андреем Паком вот на этой отходящей треске.

Часть флота, как я уже говорил, разбрелась по своим колхозам, только уж совсем упрямые, как наш Джеламан, оставались в море в поисках счастья. Несколько судов стояло под бортом плавбазы: топливо брали, воду, продукты или просто отдыхали: мылись в бане, смотрели кинофильмы. Сама плавбаза тоже собиралась уходить на перегруз обработанной рыбы и на утреннем капитанском часе объявила, что через несколько минут поднимает якорь. И вдруг голос Андрея:

— База, база, подожди часик, я — «Пятерка».

— В чем дело, «Сорок три ноль пять»?

— Нашел косяк трески, иду в замет. Через час подам рыбу.

— Вы серьезно, «Сорок три ноль пять»? Где?..

Но тут в эфире разорвалась бомба — капитаны, перебивая и заглушая друг друга, стали спрашивать у Андрея координаты.

— Да здесь я нахожусь. Здесь... в двадцати минутах хода от базы к весту. Замет верчу... к бую подхожу.

— Вижу...

— Ясно...

— Спасибо, Андрюша!

Джеламан прямо с миской каши влетел в рубку, выхватил у меня микрофон:

— Андрюша, косяк большой?

— Заливки на три... Но я весь брать не стал, отколол только третью часть.

— Обнимаю тебя, Андрюша! — Джеламан кинул миску и бросился к рулевой баранке. Врубил самый полный ход. — Дед, добавь из загашника! Парни, по местам!

— Есть!

— Чиф, невод к работе!

— Есть!

Когда подлетели к «Пятерке», она уже выбрала ваера и дала полный ход, чтобы вырвать невод из глубины. Джеламан застопорил ход и лег в дрейф, чтобы глянуть, что она поднимет, — может, ошибка, может, на медузу налетел Андрей. То же сделали и другие суда, которых, кстати, покачивалось в дрейфе уже с дюжину, и столько же виднелось во все стороны по горизонту.

Сам Андрей стоял на палубе у самого борта — старпом распоряжался в рубке — и смотрел перед собой. Кивком головы здоровался с подлетавшими. Взгляд его был чуть прищуренный — многолетняя привычка от смотрения в дали моря, — спокойный и равнодушный; вот сколько лет я знаю Андрея, взгляд у него всегда такой: спокойный, равнодушный, устремленный куда-то вдаль и будто в самого себя. Никогда я не видел, чтобы Андрей улыбался или чтобы какое-нибудь выражение огорчения было на его лице. Всегда одно и то же: вдаль, с раздумьем, равнодушный и спокойный.

— Неужели только треть косяка взял? — сомневался дед. — Ведь база рядом, всю ведь можно брать...

— Никогда всю хапать не будет, — сказал Джеламан.

— Не верю...

Не верил не только дед, но и все, кто подскочил сейчас к Андрею и ждали, что он поднимет. Ну почему ему не обловить весь косяк, ведь база сама подойдет и заберет всю рыбу, сколько бы ее ни было. Почему добровольно упускать такую удачу, отказываться от такой рыбы? В прошлом году Серега Николаев в северной части Маркеловской банки нашел такой косяк, захватил его весь, вызвал плавбазу и даже плашкоуты — перегрузчики из Анапки — и сдал пять грузов, космически взлетев на первое место. А тут и вызывать базу не надо, она рядом...

— Привет, Андрюша! — крикнул капитан с закачавшегося рядом сейнера — когда с полного вперед дается полный назад, сейнер, как утка, раскланивается в волнах и пене от собственного винта.

Андрей поднял голову — и опять все то же: спокойствие и равнодушие и взгляд вдаль.

II

Лет семнадцать я знаю Андрея.

Смотрел я сейчас на Андрея, и передо мной проходила вся его жизнь...

Несколько слов о внешности Андрея.

Я никогда его не видел небритым или в грязной рабочей одежде. В наших условиях работы это почти невозможно. Рубашки он носит белые, полотняные, всегда свежие и всегда не застегнутые на верхнюю пуговицу. На берегу неизменная его одежда: форменный костюм без галстука, свежая белая рубашка, не застегнутая на последнюю пуговицу, форменная фуражка и щегольской светлый плащик. Он всегда молчит. Кстати, и все парни с его «Пятерки» носят мореходки, светлые плащи, форменные фуражки, белые полотняные сорочки. Тоже не отличаются болтливостью. Никогда никого из них я на берегу не видел «под парами» или чтобы «выступал» дома, что часто бывает в семейной жизни. Сама «Пятерка» такая же чистенькая. Все на ней: и невода, и лебедка, и стропы, и брашпиль, и кубрик, и палуба опрятно... как-то внутренне красиво.