Александр Богданов - Тектология (всеобщая организационная наука). Книга 2

• Название: Тектология (всеобщая организационная наука). Книга 2
• Автор: Александр Богданов
• Издательство: Издательство «Экономика», 1989
• Жанр: Философия
• Год: 1989
• ISBN: 5—282—00537—9

Во второй половине XX в. интерес к идеям «Тектологии» (1913—1928) возрос в связи с развитием кибернетики. Работа интересна тем, что ряд положений и понятий, разработанных в рамках тектологии («цепная связь», «принцип минимума» и др.), применим и для построения кибернетических моделей экономических процессов и решения планово-экономических задач. Переиздание книги рассчитано на подготовленного читателя, знакомого с оценкой В. И. Ленина «Краткого курса экономической науки» (1897 г.) и критикой идеалистической системы «эмпириомонизма», данной в работе «Материализм и эмпириокритицизм» (1908 г.).

Для научных работников.

---

Подобным же образом часто утрачивает прежнее содержание норма, правовая или нравственная; ход жизни не только выдвинул отношения, которые в нее не укладываются, но и создал новые нормы, регулирующие все относившееся к ней прежде содержание вместе с новым, которое успело прибавиться:

старая норма тогда ничего или почти ничего жизненно не связывает; таково, положим, сохранение должностей, ставших «синекурами», бездельем; знаний, соответствующих исчезнувшим социальным функциям, в ведении дел; формальности, потерявшие всякий смысл, но практически стесняющие, — то, что хорошо обозначается как «безжизненный формализм», «власть мертвой буквы» и т. п. А когда новые нормы еще не сложились вполне или недостаточно укрепились в жизни, тогда устаревшие могут играть весьма разрушительную роль для нарастающей жизни, как, положим, законы уже негодного, но продолжающего сохраняться государственного строя в нашей дореволюционной России или правила патриархально-мещанской морали при современных тенденциях в семейной жизни трудовых классов и т. п.

Бывали примеры, что отжившие религиозные и политические формы останавливали развитие целых обществ и вели даже к длительному упадку целых стран. С Испанией XVII— XVIII вв. пережитки католицизма и феодализма сделали почти то, что делает с организмом змеи недосброшенная часть уже мертвой кожи.

До сих пор мы разбирали случаи, когда система в целом находится в условиях положительного подбора. При общих условиях отрицательного подбора закономерность та же: пластичная часть больше поддается разрушительным влияниям, скелетная, более устойчивая, и в этом от нее отстает. Например, при усиливающемся истощении организма внутренний и наружный скелеты еще некоторое время сохраняются почти в прежнем виде. Так же и при постепенном упадке организаций общественного типа формальная их сторона разрушается медленнее, чем их живое содержание.

Присуща ли та же ограничительная тенденция мировым дегрессивным формам — пространству и времени? Да, исключения и здесь нет: история науки убедительно свидетельствует о том. Вопрос этот стоит того, чтобы на нем несколько остановиться: обычные взгляды на него слишком ошибочны.

Прежде всего надо иметь в виду, что мировые формы пространства и времени развивались на памяти человечества и сильно изменялись, особенно за последнее тысячелетие. В древности‑как и сейчас для культурно-отсталых слоев человечества — мировое пространство не принималось ни бесконечным, ни однородным, каким оно является для нас. Обе эти характеристики еще только намечались для наиболее передового мышления тех времен. Великий энциклопедический систематизатор античного знания Аристотель считал мировое пространство ограниченным. Представитель более радикального течения идей, притом живший позже, Эпикур признавал пространство вселенной беспредельным, но далек был от концепции об его однородности: он считал, что атомы материи необходимо движутся первоначально «сверху вниз», проходя путь бесконечного падения; следовательно «верх» и «низ» были для Эпикура абсолютны и необратимы.

Средние века и начало нового времени были культурно ниже классического мира; всеобщие формы опыта не получили за эти эпохи дальнейшего развития. Усвоение нового опыта, научные обобщения величайшей важности встретили поэтому в привычных схемах пространства и времени сильнейшее сопротивление. Против плана Колумба достигнуть Индии западным путем возражали: что, заехав за выпуклость земного шара, уже нельзя будет подняться по ней обратно «вверх». Теория Коперника — Галилея казалась чудовищной и противоречащей очевидности, потому что, считая движение абсолютным в пространстве, не понимали, как мы могли бы не замечать движения Земли. Но представление о том, что движение должно ощущаться само по себе, есть лишь другое выражение для неоднородности пространства. И впоследствии идея абсолютного движения только перестала связываться с идеей непосредственной его ощутимости, но не исчезла в науке; между тем абсолютное движение есть движение не относительно других тел, а относительно самого пространства; и значит, оно вообще мыслимо только при явном или скрытом признании различия между частями пространства, как такового. Даже теперь эта схема родолжает играть реакционную роль в физике, одетая в оболочку разделяемой многими учеными теории «неподвижного эфира»: абсолютное положение массы эфира в пространстве предполагает, конечно, абсолютное пространство с различными, хотя бы мысленно, частями.

Схема ограниченности пространства также стесняла в свое время развитие общечеловеческого научного опыта. Одно из самых сильных возражений против новой астрономии заключалось в том, что она вынуждала принимать «слишком большие» звездные расстояния: иначе годовое вращение Земли давало бы заметный звездный параллакс. И даже теперь еще каждый из нас смутно ощущает в себе сопротивление прежней пространственной схемы, когда в вычислениях или расчетах приходится иметь дело с символами «слишком больших» пространственных величин.

«Абсолютное время», текущее независимо от всяких событий, точно так же, как и «абсолютное пространство», обладает явно или скрыто характером неоднородности; и точно так же еще для современной физики оно служит предпосылкой отсталых теорий, помехой для усвоения нового опыта. Принцип же ограниченности времени хотя отжил сравнительно раньше, чем принцип ограниченности пространства, но все же господствовал и в наиболее развитых мировоззрениях религиозной эпохи (например, учение христианства о том, что время «создано»). Следы этой схемы сохранились до последнего времени. Даже в прошлом веке одно из ходячих возражений против новых тогда эволюционных теорий в геологии, в биологии было то, что эти теории требуют «слишком много времени» для развития Земли, для развития жизни; и несомненно, что для очень и очень многих именно это возражение обладало наибольшей убедительностью. Старая схема времени была недостаточно эластична для нового научно-опытного содержания.

Мы уже упоминали о том, что иногда скелетные формы не просто отстают от растущего их содержания, что уже само по себе стесняет развитие, а еще более «суживаются» по мере этого развития, теряют свою прежнюю степень широты и эластичности. Это — явление не постоянное, но чрезвычайно распространенное в области жизни как стихийной, так и социальной; мы его видели на примере змеи, неудачно меняющей кожу, на примере устарелых догм и норм и проч. Тектологически оно легко объяснимо; его можно вообще ожидать там, где дегрессивный комплекс есть продукт самой системы, которую фиксирует, где он образуется и поддерживается за счет ее собственных элементов. По мере того как он в своем консерватизме отстает от пластичной части системы и оказывается в противоречии с ней, его связь с ней может нарушаться и в других отношениях: он вполне или отчасти перестает поддерживаться ею. Тогда этот дегрессивный комплекс подвергается отрицательному подбору; он регрессирует параллельно с прогрессом пластичной части системы; этим его несоответствие с ней усиливается еще в большей мере.

Таковы системные соотношения развития дегрессии. Мы видим, что противоречия здесь тектологически неизбежны, что они вытекают из существа дегрессии. Но зная их, понимая их значение и закономерность, возможно сводить их к наименьшей величине, растрату активностей ограничивать рамками безусловно необходимого. Здесь и нужно оформленное тектологическое знание.

Так, в области социальных дегрессий — политических форм, правовых и всяких иных норм, разных доктрин и проч. — оно позволит объективно исследовать каждый случай: какое содержание организационно закрепляла данная дегрессия с самого начала, насколько оно сохранилось или изменилось, что из него исчезло и что прибавилось нового; соответствует ли наличная форма наличной сумме содержания; не намечается ли, не может ли быть конструирована другая, более для него подходящая; насколько прочна прежняя и своевременно ли ее разрушение и т. д. При этом сами собой получатся практические, научно обоснованные директивы.

Область, где особенно сильно сказывается незнание законов дегрессии, это воспитание детей. Здесь тектология должна дать важные и широкие практические указания.

Так, современное воспитание вводит в психику ребенка немало идей и норм особого рода, которые должны служить не для руководства его будущей активной жизнью, а только для облегчения и упрощения труда самих воспитателей. Сюда относятся, например, мнимые, иногда заведомо ложные объяснения, которые даются детям по поводу слишком сложных или щекотливых вопросов; затем многие правила поведения, которые для взрослых были бы непригодны и порой даже весьма вредны. Это «временные» скелетные формы для молодой души. Научная педагогика должна, очевидно, сводить их к возможному минимуму, если не сумеет совершенно устранить их; а затем она обязана заботиться о своевременном их разрушении, о том, чтобы они не укоренялись больше, чем надо, и не успевали окостенеть. Этим будет избегнута большая растрата сил в последующем развитии ребенка.