Елена Павлова - Золотой Лис

• Название: Золотой Лис
• Автор: Елена Павлова
• Жанр: Фэнтези

Рука дэ Стэн исчезла в полном составе и бесследно… Или нет? P.S. Эта часть вычитывалась не с таким тщанием, как первая, так что за отлов блох буду благодарна.

---

А уж кто из них был прав — Барэк ли, колдун ли — про то не нам судить, не в разумении это человеческом. Всяк прав по-своему, сколько людей есть, столько и правд на свете. Говорят, есть истины, которые для всех верны, только вот, похоже, тот, кто их узнал, уже никогда никому ничего не скажет. Потому как истина — величина абсолютная, а человек — весьма относительная. А большего в меньшее не вложишь — либо большее покорёжится, обломается с краёв, а то — ужмётся и перестанет быть таким большим, как должно. Либо меньшее — возьми, да и лопни, и, что так, что этак — будет уж не человек с истиной, а такое нечто, что и смотреть-то противно — гоблин знает, что такое будет.

— Эх, Серко, зря я лесом пошёл. Шёл бы по дороге, глядишь — подвёз бы кто. Дороги-то оттаяли уже. Хоть и мокрые, а хоть кто, да поехал бы. А в лесу-то, видишь, ещё снега полно, особенно по логам. Это я от злости в лес пошёл. Чтобы никого не видеть. Вот и не вижу. И не увижу, поди-ка, уже никогда. Ноги-то я промочил третьего дня, протекли сапоги-то. Их, поди-ка, промазывать чем-то надо было, да каждый день, а я-то только потом это сообразил. Не было ж у меня сапог таких никогда, я и не знал, как с ними надо. Вот они и протекли, вот и простыл я за ночь, и костёр не помог. И горло саднит, и голова тяжёлая, болит и кружится. А чихаю так, что, кажется, голова вот-вот отскочит. Не умею я в лесу, Серко. И еды-то больше нет, второй день уж, и ноги гудят, и голова трещит. И заблудились мы, похоже. Уж пятый день идём, а жилья нету, а должны были ещё вчера к Валенкам выйти. От Коровок до Валенок как раз три дня, если пешком. Там сестра отцова, Сима, живёт, она бы и накормила, и припасу бы дала. И лес тут дикий, сразу видно: никто здесь дрова не берёт. Вон, валежин сколько, только и перелезай через них. Будь здесь люди — давно попилили бы, да вывезли. Эх, хоть бы и не к Валенкам, хоть бы к какой деревне выйти. Не чуешь, Серко? Да ты назад-то не смотри, назад не пойдём. Нам вперёд надо. Хоть как, хоть ползком. А если в деревню незнакомую придём — попробую у них остаться. В ученики к кому пойду, или ещё как. Но уж спасать никого не буду, наспасался, хватит. Пусть хоть горят, хоть тонут — отвернусь, да мимо пройду. А то опять скажут — колдун, мол, иди отсюда. Эх, как брюхо-то подвело! Даже мутит. Прямо впору кору ивовую глодать, как заяц. А что? Зайцы, поди-ка, не дураки! Дай-ка, ну-ка! Тьфу, ой, тьфу! Не-е, дураки зайцы! Это ж горечь какая! А они жрут, надо же! Да подожди ж ты, дай, рот промою! Не толкайся, упаду же в лужу талую! Да что? Куда ты меня тащишь? Не гавкай на хозяина! Ты взбесился, что ли? Не смей за штаны! Да иду, иду! Ох, перед глазами-то всё плывёт, плохо мне, Серко. Серко!? Ну вот, убежал. Дурацкая ты псина, я ж не знаю, куда ты звал-то. А, вон ты где! Слышу, слышу. Да иду… Ох, и ноги-то не идут…

Полянка, вычищенная прежним хозяином перед башней, густо заросла за десять лет молодыми осинками и берёзками. Обливаясь потом, шатаясь от слабости и хватаясь за тонкие стволы, пробирался Стась сквозь подрост на лай Серко. И вышел к башне. Пёс азартно облаивал закрытую дверь над двумя ступеньками каменного крыльца. Грубо вырубленные толстые столбики опор и сам козырёк, тоже каменный, из одной наклонной плиты, густо обвивали безлистные ещё плети дикого винограда, некоторые свешивались с края козырька и вяло шевелились под ветром, как щупальца зверя морского — восьминога, видел Стась такого на картинке в Бобылёвом доме. Много там книжек оказалось, целых шесть штук, но все скучные, без картинок. Только одна с картинками, про тварей морских, вот её Стась весь Снеготай и читал, да так и не дочитал, а жаль, много там интересного было.

Другие плети лезли выше, цепляясь за шершавые камни. Стась повёл взгляд вверх по стене, но охнул и зажмурился: свет ярко-голубого весеннего неба резанул по глазам и голова от высоты закружилась. Жар у него, жар. Хозяева, дома есть кто? Помру ведь на пороге!

Стась поднялся на крыльцо и отчаянно задубасил в дверь кулаком. Прислушался. Серко тоже слушал, склонив голову набок, часто дыша и насторожив уши. Гулкая тишина ответила им.

— Открывайте! — хрипло заорал Стась, заколотил в дверь уже ногой — а что терять-то? Не до вежливости ему уже! Быть бы живу! Серко тоже опять загавкал. Тишина. Стась, чуть не плача, схватился за ручку — медный шар, дёрнул — и чуть не слетел с крыльца: дверь неожиданно легко открылась. Просто надо было тянуть, а не толкать. Изнутри повеяло теплом, и Стась шагнул туда, не задумываясь, на толстый серый ковёр, начинающийся от самой двери. Мимо проскочил Серко, встал, виляя хвостом и насторожив уши. Дверь сзади мягко и неслышно закрылась сама, но темно не стало, хоть окон здесь и не было. Стась набрал воздуху — хотел погромче позвать хозяев, попросить у них поесть, попроситься переночевать, он много чего ещё хотел попросить, но простуда взяла своё:

— А-а-апчхиу-у-у! Блин! — голова мотнулась, ударилась обо что-то с деревянным стуком, и биллион квинтильонов пылинок, накопившихся в башне за десять лет, взметнулись, рухнули и погребли под собою мальчика и его пса.

Проснулся Стась от того, что мама зачем-то быстро и часто возила у него по лицу мокрой, теплой и грубой тряпкой.

— Ма-ам, ты чего это? — недовольно поморщился он и открыл глаза. И чуть не описался со страху: здоровенные белые клыки в открытой розовой пасти прямо перед лицом, и язык, длинный, красный, опять проехался по лицу… Жнец Великий, да это же Серко! Скулит и лижет его, и лапой скребёт за бок, а на лапе когти, между прочим! Вон, из выворотки уже клочья лезут! Эх, собака ты, собака. А где это мы?

Стась приподнялся на локтях. Он лежал на полу под лестницей, об которую, видимо, и приложился лбом, когда чихнул, в нешироком и коротком коридоре, в который выходило три двери. Лестница в один пролёт вела наверх. Под потолком над каждой дверью что-то тускло светилось из-под слоя пыли, небольшое, с кулак величиной. Ни гарью, ни дымом не пахло. Пахло Пылью. Плотной, слежавшейся. Вот что за серый ковёр лежал на полу! Серко опять заскулил, отбежал к двери, заскрёб лапой уже её, вернулся, опять метнулся к двери.

— Тебе выйти? — догадался Стась. — Так ты толкай, толкай! Ой, тварь бессмысленная! Сейчас выпущу.

Кряхтя, как старый дед, Стась поднялся, толкнул дверь, и она сразу распахнулась. Странно, пёс лапой раза в три сильнее нажимал, а она не открывалась. Непонятно. Серко вылетел пулей и замер с задранной лапой под ближайшим деревом. Немного подумав, Стась тоже вышел и составил ему компанию, разве что лапу не задирал. Голова явно кружилась меньше, хотя лоб болел, а есть хотелось больше, хоть и мутило. Стась ощупал лоб — шишка, здоровая. И синяя, наверно…

— Ну, что, Серко, вот у нас и дом есть, видно же, что нету хозяев. Давно нету. А вот с едой как было туго, так и есть. Разве что серёжек вот набрать берёзовых, да наварить с солью. Можно ольховых ещё, но не вижу я тут ольхи, а осиновые горькие, мне бабка рассказывала. Но ты ж этого есть не будешь. Иди уж лучше поохоться, хоть сам сыт будешь. Ищи, Серко, ищи! Еда, Серко, еда!

Пёс внимательно слушал хозяина, склоняя голову то на один бок, то на другой. При слове "еда" вскочил, подбежал к двери и завилял хвостом, оглядываясь.

— Да нету там еды, — бессильно засмеялся-застонал Стась. — В лесу еда-то твоя! Ищи, Серко, ищи! — но пёс упрямо стоял у двери, вилял хвостом и улыбался по-собачьи, вывалив язык. Даже пару раз гавкнул для убедительности. — Ох, ну что ж с тобой делать, — вздохнул Стась и открыл дверь. Серко тут же подошёл к первой двери и заскрёб лапой. — Да? Ты так думаешь? — удивился Стась. — Ну, давай посмотрим.

За дверью обнаружилась лестница вниз, освещённая такими же шариками. Стась потихоньку стал спускаться, а Серко слетел уже до самого низа и залился лаем. Стась наконец дошёл до низу — и замер. Это был погреб. Нет, это был ПОГРЕБ! Бочки, бочонки и бочоночки, бутылки в стойке, длинный ряд окороков на крюках, все в пыли, но форму Стась знал очень хорошо, ни с чем не спутаешь. И колбасы. И сыры. И… и… и… Не смотря на слой пыли, пахло всё это свежей едой, а не тухлятиной. Издав воинственный вопль, Стась подскочил к окорокам, содрал с крюков два сразу, один сразу и уронил, а — и наплевать, всё равно Серку отдать собирался. Пёс вцепился в упавшее счастье, прижав уши, взглянул на хозяина — отбирать не собирается? Но хозяину было не до него, и Серко занялся добычей. А Стась вытащил охотничий нож из голенища, торопясь и сглатывая слюну, взрезал пыльную кожу окорока, отогнул, отхватил ломоть розовой душистой мякоти, сунул в рот, отхватил следующий… Некоторое время тишина нарушалась только слаженной работой двух пар крепких челюстей с здоровыми зубами. Подумаешь — горло побаливает, зато вкусно-то как!

— Ну, Серко, теперь не помрём! Как же нам повезло-то, надо же! Ох, обожрался я! Ух! Аж в жар бросило! Теперь бы попить ещё. Вот тут что? Ой, нет, воняет. Не брага, но похоже. Нет уж, лучше водички талой похлебаю. Сейчас костерок разложу неподалёку, котелочек согрею, да попью. Пойдём, а то пыльно тут всё же. Потом прибраться надо, а то так и буду чихать. Но это ж и потом можно, а, Серко? И за другими дверями посмотреть нужно, что там, но это тоже потом. Там, поди-ка, тоже пылища. Эх, как снаружи-то хорошо дышится, не то, что в пыли этой! И тепло на солнышке! Или это я наелся и мёрзнуть перестал? И в сон тянет. Не, больше так жрать не буду, тяжело. Вот ещё травок бы в кипяток каких. Там, поди-ка, и они тоже есть, но не пойду, пыльно очень, аж в носу свербит.