Владимир Томсинов - Сперанский

• Название: Сперанский
• Автор: Владимир Томсинов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006
• ISBN: 5-235-02862-7

Книга представляет собой документальное повествование о необычной судьбе одного из наиболее выдающихся государственных деятелей и реформаторов России Михаила Михайловича Сперанского (1772–1839). Ему, сыну простого сельского священника, суждено было оказаться в самом пекле политической жизни страны первой трети XIX века, пережить невиданные взлеты и падения. Личность Сперанского изображена на фоне событий эпохи, во взаимоотношениях с императорами Александром I и Николаем I, видными сановниками, литераторами, декабристами.

---

12 марта Михайло Михайлович был в Коломне. 13-го — в Бронницах. Утром 14 марта достиг Москвы[2]. Остановился в доме своего пензенского приятеля Григория Даниловича Столыпина.

На пути в Санкт-Петербург Сперанский намеревался посетить также А. А. Аракчеева в его имении в селе Грузино. «Собираясь на сих днях оставить Сибирь, — сообщал он графу из Тобольска за два дня до отьезда оттуда, — я надеюсь к концу марта еще раз в жизни видеть Грузинскую пустыню и поклониться ее настоятелю всегда и везде равно много уважаемому». В ответном письме к Сперанскому от 2 марта 1821 года Аракчеев благодарил его за обещание посетить Грузинскую пустынь. «Сдержите свое обещание, — писал ему граф, — и уведомьте меня, когда вы предполагаете проезжать Новгород — я к тому времени приноровлю свой приезд в Грузино. Там мы приятно проведем несколько времени в искренней беседе. Вы тогда будете еще свободны от здешнего политического воздуха, а я спокойнее и свободнее приму уважаемого мною человека в любимом мною месте уединения». Свое письмо Аракчеев отправил в Москву гражданскому губернатору Г. Г. Спиридонову для вручения его Сперанскому, когда тот прибудет в город. Передавая сибирскому генерал-губернатору аракчеевское письмо, Григорий Григорьевич сообщил ему, что граф Аракчеев болен. Это означало отмену встречи с ним в Грузине. Поэтому после двухдневного пребывания в Москве Сперанский направился прямо в Санкт-Петербург.

Многие из его знакомых, которые жили в Москве, ожидали, что сибирский генерал-губернатор нанесет им свой визит, но так и не дождались. К их числу относился Д. П. Трощинский. Дмитрий Прокофьевич всерьез обиделся, узнав, что служивший когда-то под его началом сановник пренебрег им. 17 марта он писал Л. И. Голенищеву-Кутузову: «Позабыл, было, сказать вам, что Сибирский генерал-губернатор третьего дня сюда приехал, а сегодня, говорят, по утру уже отправился в Петербург. В такое краткое свое пребывание, видно, не успел или же не рассудил навестить меня, считая, может быть, несовместным с высоким званием его вспомнить о прежнем начальнике. Бог с ним! Я желаю ему всякого счастия и отнюдь не в претензии на его забвение. Сказывают, он так состарился, что его почти узнать нельзя».

Утром 18 марта Сперанский был в Твери. Ранним утром 20-го приехал в Новгород.

К полудню 21 марта 1821 года Михайло Михайлович добрался до Царского Села. Здесь он встретился после долгой разлуки с дочерью Елизаветой. «Какая встреча! Сколько горестей!» — записал он впоследствии в своем дневнике.

Прибыв в столицу вечером 21 марта[3], Михайло Михайлович остановился в одном из трактиров и ранним утром следующего дня отправил к Аракчееву записку с сообщением о своем приезде и с просьбой назвать час, в который граф сможет принять его. Алексей Андреевич назначил время сразу пополудни, и в первом часу Сперанский прибыл к нему для разговора.

Император Александр находился в те дни на международном конгрессе в Лайбахе[4]. 25 марта Аракчеев отправил туда с фельдъегерем письмо, в котором изложил содержание своего разговора со Сперанским.

«Г-н Сперанский приезжал в Петербург 21 числа после обеда к вечеру, — сообщал граф императору. — По утру 22-го числа рано прислал ко мне д. с. с. (действительного статского советника. — В. Т.) Цейера с объявлением о своем приезде и с просьбою назначить ему того же утра час, в который бы он мог приехать к первому ко мне. В первом часу, по назначению моему, он приезжал ко мне и между прочими разговорами делал мне следующие три вопроса, на кои просил утвердительнейше моего мнения:

1. Вопрос: Представляться ли мне во Дворец к императрицам?

Мой ответ: Вы приехали сюда Сибирским генерал-губернатором, а все генерал- и военные губернаторы обыкновенно в первое воскресенье представляются, следовательно, я не нахожу причины, дабы и Вы не должны были следовать сему всеобщему порядку.

2. Вопрос Сперанского: писать ли мне о приезде своем к Государю?

Мой ответ: Государь о приезде вашем будет извещен чрез обыкновенный рапорт Военного губернатора о всех приезжающих в столицу; но естьли вы рассудите и сами особым письмом донести Государю Императору о своем приезде, то сие еще никак не противно общему порядку вещей.

3-й Вопрос г-на Сперанского: как ему вести себя: принимать ли к себе всех, кто будет приезжать или по собственной моей склонности вести жизнь уединенную?

Мой ответ: сей вопрос очень трудный, и его решить можете одни сами сходно вашему желанию, а может быть, по опытам…»

Возможно, разговор двух сановников действительно состоял из подобных вопросов и ответов, но верится в это с трудом. Скорее всего, граф Аракчеев скрыл от императора Александра истинное содержание своего разговора со Сперанским.

Небольшой дом у Таврического сада, из которого в ночь на 18 марта 1812 года его увезли в ссылку, Михайло Михайлович продал вскоре после того, как был назначен сибирским генерал-губернатором. Немногим ранее, как уже говорилось, им было продано за 140 тысяч рублей имение Великополье. 25 сентября 1820 года он сообщал X. И.Лазареву: «В течение одного года я продал на 215 т. р. имения и из денег сих не видал у себя ни одного рубля. Все пошли на уплату долгов. Это лучший ответ тем, кои искали или предполагали у меня богатство». Петербургский дом был продан, таким образом, за 75 тысяч рублей.

После своего возвращения в столицу Сперанский вынужден был снова, как это было в молодости, нанимать себе жилища в чужих домах. Сначала Михайло Михайлович проживал некоторое время в доме А. А. Жерве на Малой Морской улице, затем поселился в доме Неплюева на Фонтанке около Летнего сада[5]. В сентябре 1823 года он переедет в дом у Армянской церкви, расположенный на Невском проспекте[6].

24 марта 1821 года Сперанский послал императору Александру сообщение о своем прибытии в Санкт-Петербург и о том, чем намерен в ближайшее время заняться: «По Высочайшему соизволению, прибыв в С.-Петербург, имею донести, что в губерниях, Высочайше мне вверенных, дела, от местного управления зависящие, имеют установленное движение. До того времени, как обстоятельства дозволят представить Высочайшему Вашего Императорского Величества усмотрению собранные мною сведения, я займусь здесь предпочтительно двумя предметами: 1) устройством питейного сбора, 2) устройством соляного управления».

Ожидая возвращения государя из-за границы, Сперанский занимался разбором бумаг по сибирским делам, писал трактаты, письма, ходил в театр и в гости к старым и новым знакомым. «Все ко мне здесь весьма добры, но положение мое тем труднее: ибо на всех угодить невозможно. О возвращении Его Величества нет ничего верного. Все слухи не имеют твердых оснований, и мы все живем в надеждах от одного курьера до другого», — писал Михайло Михайлович X. И.Лазареву 15 апреля 1821 года.

Император Александр возвратился в Санкт-Петербург лишь 26 мая. Назначил прием Сперанскому сначала на 30 мая[7], но, почувствовав недомогание, перенес его на более поздний срок. 29 мая начальник Главного штаба Его Императорского величества князь П. М. Волконский сообщил письмом графу Аракчееву из Царского Села: «Государю Императору угодно, чтоб ваше сиятельство приказали дать знать Г-ну Сибирскому генерал-губернатору Сперанскому, что Его Величество не может принять его завтрашний день по причине болезни своей, а изволит назначить ему день в первый раз, когда ваше сиятельство изволит быть к Государю с докладом». Этот день пришелся на 2 июня. Тогда же и состоялась первая после возвращения Сперанского в столицу встреча его с императором Александром.

Когда Сперанский вошел в государев кабинет, Александр воскликнул: «Уф, как здесь жарко», — и увлек его с собой на балкон, в сад. Всякий прохожий в состоянии был не только видеть их, но и вполне расслышать ведущийся меж ними разговор, но этого Александр, очевидно, и хотел, чтобы иметь повод не идти на откровенность, на которую его — надо было полагать — мог склонить несправедливо обвиненный и изгнанный им девять лет назад из Петербурга реформатор.

«Ну, Михайло Михайлович, — начал разговор Александр, пожимая Сперанскому руку в знак приветствия вместо практиковавшихся при прежних встречах объятий, — очень рад тебя видеть. Здоров ли? Каков был твой переезд? Я думаю — ужасный, потому что ты попал в самую распутицу. Извини, что так долго не мог тебя принять, но все это время, после возвращения, был ужасно занят. О! Да какая с тобою кипа бумаг! Но виноват, сегодня никак не могу ими заняться. Оставь у меня до другого разу». В таком духе разговор продолжался и далее: Александр говорил и говорил, непрерывно, неостановимо, произнося ничего не значащие фразы, а собеседник его не имел никакой возможности вставить в поток этот свое слово и успевал только кланяться и кивать головой. Наконец государь замолк, в разговоре наступила пауза, но Михайло Михайлович не поверил ей и не решился заговорить. Тогда, повернувшись к нему лицом, Александр спросил сам: «Скажи же мне, с кем ты нынче видишься в Петербурге?» Несколько смутившись, Сперанский отвечал: «В ожидании счастья явиться перед вами, государь, я не был еще ни у кого, кроме графа Аракчеева, и жил только с дочерью и с друзьями». — «Но вперед с кем располагаешь видеться?» — не отставал Александр. «Исполню то, что ваше величество мне прикажете», — было ответом на его вопрос. «Если так, то советую тебе сблизиться как можно более с графом Алексеем Андреевичем. Однако мне пора за дело. Прощай, до скорого свидания». После этих слов со стороны императора последовало короткое пожатие руки Сперанского. Тем и окончилась их первая после 1812 года встреча.