Олег Малахов - Inanity

• Название: Inanity
• Автор: Олег Малахов
• Жанр: Русская классическая проза

---

В темноте глаз, в обезвоженности губ, в неприкасаемости пальцев, в неслышимости голоса, в сандалиях под открытым небом...... ничего не нужно... все произойдет само собой...

Художник неистово ругался, придя в свой чудесный дом и не найдя в нем ни Инги, ни Мариса. Он расплакался, увидев в мастерской изрисованные Марисом стены и валявшийся на полу вычитанный до истощения блокнот из Акапулько. Изнеможенный, Художник пытался усыпить себя, намереваясь увидеть во сне свою мать, и произнести ее имя.

* ЧАСТЬ III. *

Edge searcher.

Он отреагировал на ее улыбку. Все, что казалось ему ранее бесполым и половинчатым, при виде ее улыбающегося лица приобрело оболочку, именно ее ему не хватало, когда он цеплялся за улыбки незнакомок. Но что они могли изменить, если самолеты падали на толпы восторженно наблюдавших за их полетами зрителей? И он отвлекался от улыбок, но эта обличила его стремления. Но он оставался в женском платке, на перевязочном пункте. Он искал крайностей, но открывал разные стороны света и светлую сторону тьмы, пластилин лиц и линолеум кожи, пресс-формы воспоминаний, рефлективность пробуждения и засыпания, младенческого зазывания, механизм слезовыделения, отыскивал заброшенные творения неизвестных творцов, но не узнал, была ли у Моны Лизы внебрачная дочь или она была мужчиной.

Она предлагала себя в каждом кабаке. Everyone was good enough for few hours of wild sex... Marking territories she used to travel around the world making just occasional stops for masturbation.

День никак не мог начаться. Чего-то не хватало ему, чтобы родиться и продолжить течение времени. Когда она вошла в кафе и села за столик, который я занимал чаще всего, если тот был свободен, птицы за окном принялись будить меня, растерянно щебеча, будто не ведая, что творится с ними, и отчего так изменилась атмосфера, почему в воздухе витали неизвестные никому запахи. А она уже подумала, не заказать ли ей вина или фруктовый салат, или взять и то, и другое, запить вином фрукты и искупаться в такой смеси.

She made all dicks cum. Пианист спускал на грузовом лифте свое пианино и ставил посреди площади с голубями. Начинал играть -- и преображалось все вокруг. Фабрис рисовал шедевры на асфальте. Дождь поглощал их. Фабрису нравилось отдаваться дождю. Фабрис был бескорыстен и был везде, лишь вдыхая периодически амстердамский воздух. Фабрис помнил глаза всех девушек, которых он рисовал, но одна была лишь порождением его воображения, она позволила ему лишь прикоснуться к своему взгляду и осталась той загадкой, разгадка которой останется тайной. Может быть, ею была Патриция. Или у каждого художника есть своя Мона Лиза. Или у каждой Моны Лизы есть свой Фабрис.

Выдержки из записной книжки, которую Он постоянно таскал с собой, закончились, им не нашлось места в его книгах, но он делился своими записями со мной, и многие из них я даже заучивала наизусть, проговаривала, чаще по ночам, мучимая бессонницей или рассматривая звездное небо, отвлекаясь от звучания радио и заоконных звуков.

I was a little school-girl living in romantic love sickness seeing senior popular boys, talking to girl-friends discussing dates. I never could think of meeting the one I met one day when the summer holidays were over and I became a high-school-girl. It was in the internet club I used to hang over in for hours writing letters to my boy-friend from Lithuania. I was a little bit tired and had no money to stay on-line longer. At the very moment I wanted to stand up he was standing hanging over me and asked me whether my work was over and I was leaving the place. He repeated it once again as I was not quite sure if I heard his words right and he noticed that. I saw a face of that man I thought once in my life before and it seemed as I felt as if it was quite common for me to see his eyes and answer his simple questions. I told I was just going to leave and proposed him to take my place. He behaved so as if he knew me for years and his manners were easy and natural. I got slightly afraid of his attitude toward me. Nevertheless I did not even think of stopping that unexpected acquaintance. There was some oddity covering his personality and giving charm to any gesture and phrase. Though at the same time its irregularity and rareness could frighten and I really felt confused time after time. But could not stop letting him swallowing me. We stayed in a cafГ(C) for an hour. When I took a cigarette and lit it he looked at me with a tiny smile of a slight irony. Generally he was not happy with my smoking. He ordered a strawberry shake but later suggested to drop in at the bar nearby to drink some posh beer as he said assuring there was no better beer in the whole city. That offer and the way how he made it were those essential details contributing to his mystique. Later on very occasionally he could lose that mysterious way of behaviour and turn into helpless and lost infant but I think the cause of those transformations lied in the deepest essence of his being I could hardly decode. I remember how he looked at me saying nothing. I got embarrassed and asked him to stop looking at me that way but he just smiled and could tell me he just liked my eyes and it was a great pleasure to see me confused. I got uptight but realised that the man who was looking at me saying such things few minutes ago was unknown to me and I still knew nothing of him to feel offended. I even didn't know his name by the time he involved me in his own web.

Черепичные крыши. Шорохи улиц. Тротуары блестят дождем. Пропитываются его серостью и спокойствием. Люди вооружились зонтиками. Банальными желаниями не промокнуть. Кто-то же бежал под дождем с развивающимися волосами, взлетая над лужами и забрызгивая одежду. Дождь торопил прохожих. Пугал бездомных животных. Закрывал летние кафе. Он шел на встречу со мной своей обычной стремительной походкой. Он улыбнулся, как мне показалось, увидев меня издалека, но потом его лицо отражало лишь сумрачность дождливого пространства. Даже если он смотрел мне в глаза, он отсутствовал, погружался в свою отрешенность, и изредка его лицо озарялось светом вдохновения, когда он увлекался чем-то, что можно было лишь прочувствовать, но никак не понять. Говорил, как будто выдавал тайны и вовлекал в мистерии. Мной он интересовался меньше всего. Порой, было ощущение, будто меня нет рядом, и все, что он говорит и делает, его любое движение и слово подчинены лишь его неуемному желанию побольше выплеснуть из себя отягощающих его эмоций. И он использовал меня, но нестерпимое желание быть ближе к корню его естества будоражила меня и не оставляла места обидам. Я была юной девушкой, которой совсем не легко было приспособиться к подобному общению. Будучи всегда в центре внимания, улавливая постоянно заинтересованные взгляды молодых людей, часто мне было не по себе, когда его взгляд пронизывал меня насквозь, но, по сути, был адресован не мне, а некоему образу, с которым я не могла сравниться, некоему женскому дубликату его самого, затерянного в обыденности безумца.В

Да, ты многое испытал, да, многое знаешь, рядом с тобой чувствуешь себя полным ничтожеством.

Но он отвечал мне.

Я же общаюсь с ТОБОЙ.

Но ведь таких, как я, -- миллионы. Ты можешь выбрать себе, кого угодно.

Но ведь я общаюсь с тобой. Я не могу не общаться с тобой. (Но я не верила ему).

И тогда он спешил обнять меня, я вырывалась и надувала губы. А он ловил их и прижимался к ним своим лицом. Своим дыханием. Иди дальше. Он кричал. И гладил мои руки. А я отпускала свои глаза, и они терялись в его бездонном взгляде. Но мне было сложно каждый раз сживаться с новым состоянием, не выносила перепад его настроений. Пыткой было для меня менять себя, общаясь с ним, а потом опять попадая в общество бескрылых и безглазых фантомов.

Systematically drinking beer that came from distant country (where he spent few years accumulating a great spectrum of information living like a spectre with queer people staying alone) I heard a lot of his unbelievable stories but probably the most important things had not been told. I felt it all the time. He loved the country he left but he left it for a better lot. Such paradoxes filled up his life and made it more controversial and entrancing. I painfully realised how I got dependent on that communication and how hopeless it was to wait when such a person might show stable feelings and a real infatuation. I always tried to let along the thoughts of inevitability to get separated one day. But sometimes I wished so much to leave everything behind, to forget him, to stay alone and put my mind in order. All of a sudden order itself lost its sense. I got changed and moreover I started resembling him. He told me his name. I am not sure if it was real but I believed him. It was so simple to pronounce.В

Он не пытался оккупировать мое внимание полностью, но, видимо, понимал, что даже малейшее прикосновение к его судьбе уже не позволяет не ощущать свою зависимость от него, вездесущего и проскальзывающего внутрь своей жертвы. Я действительно ассоциировала себя с жертвой, беспомощной и поддающейся любой его инициативе. Он направлял меня, руководил мной, без моей воли зачастую. "Любой красивой маленькой девочке необходимо лишь немного времени, чтобы понять то, что движет мной", -- он повторял и выводил меня из себя этим высказыванием. Грустно смотрел и мог легко разжалобить меня. Он даже убедил меня в том, что жалость -- одно из самых незаменимых чувств, которые любому человеку необходимо хранить в своей душе и применять при любой возможности. Но не каждую жалость он считал правильной, по его мнению, не ко всем она может быть применима. Он учил меня многому, и мне даже хотелось соглашаться со всем, не задумываясь, слепо принимая на веру его убеждения. Задумывалась я позже, сталкиваясь с проекциями обсуждаемых проблем в реальной жизни, и сперва с радостью, а потом с ужасом, убеждалась в правоте его обличений. С радостью, потому что я обладала знанием; с ужасом, потому что знание оказывалось неподъемной ношей, которая обрекает на то же одиночество (не просто одиночество), и на ту же истерию, неизменно сопровождавшую его. Сливаясь с грузом знания и неизбежностью постоянного переосмысления осознанного, сталкиваясь с дополнительными деталями, обладающими чрезвычайно разрушительной силой, приходится вовремя высвободиться из оков действительности, уединиться и заливаться алкоголем, или убегать далеко-далеко, становиться недоступным, либо же необходимо иногда убивать в себе ростки разрушительных мыслей, окончательно губящих какую-либо веру, безысходностью раскалывая черепную коробку. Он был близок к состоянию грубого помешательства, после чего он мог бы покончить с собой или навсегда расстаться с реальным миром и превратиться в мумию. Лишь некие, мне незнакомые силы, чья-то, а может быть порой, моя энергия удерживала его от физической расправы над собой и своей никчемностью. Я иногда обнимала его и вытирала его слезы, но потом мне казалось, что, не будь меня рядом, этого бы не происходило вовсе, и он увлекался своей уникальностью, будучи со мной, и его желание покорить меня каждым своим поступком воплощалось в гиперболичности и патетичности его выходок. Но искренность его игры, если это и была игра как таковая, не могла оставить меня равнодушной. Может, именно так он и рассчитывал вычленить чувства человека, который начинал потопать в нем, как в океане и, раскрепощаясь, подчинялся страстям и ломал устои своего личного мироустройства. И потом, может, именно этой возможностью он и наслаждался... Но и он не всегда мог выдерживать, как обычный живой человек, своего собственного порыва. И сдержать себя не мог. Но как только, я пыталась остановить его и спокойствием наполнить его глаза, попытаться задержать его взгляд на мне, а не во мне, на реальной и полной жизни и тепла девушке, он на мгновение успокаивался, а потом будто впадал в кому, исчезал в потустороннем мире, его глаза становились еще безжизненнее, и он напивался, и вся его загадочность превращалась в лишь мною лелеемое свойство его личности. Он требовал ласки, и в то же время она была противна ему. Но не всегда было так.