Николай Агаянц - Поединок. Выпуск 2

• Название: Поединок. Выпуск 2
• Автор: Николай Агаянц
• Издательство: Московский рабочий
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1976

Сборник открывает повесть «Под копытами кентавра», в которой рассказывается о первых днях и предыстории мятежа фашистских ультра в Чили. Повесть «Пропавшие без вести» посвящена советским морякам, действие ее происходит во время Великой Отечественной войны. Герой повести А. Голубева «Пломба» — инспектор уголовного розыска Воронов.

В книге помещены пять рассказов В. Осипова, Б. Воробьева, Э. Маркина, Э. Хруцкого, М. Барышева.

---

— Довольны, значит, сегодняшним поворотом событий? Ну-ну. Не вы один, сеньор.

За резной деревянной решеткой, отделявшей стойку с высокими вертящимися табуретами от банкетного зала, гуляли «победители». Вырядившиеся в смокинги брыластые господа провинциального вида (из тех, что застряли в Сантьяго в ожидании визы на выезд из страны — «подальше от Народного единства»), их манерные дамы в вечерних платьях. И — напыжившийся пехотный офицеришка, которому в другую пору было бы не по себе в этом светском обществе.

Хлопали пробки, звенели бокалы.

Раскрасневшиеся лица сияли откровенной радостью. Торжеством.

— Пир во время чумы? — Соседний с Фрэнком табурет оседлал Леспер-Медок, изрядно нагрузившийся за день вынужденного заточения в отеле. — Закажем что-нибудь?

— Поднимемся лучше ко мне.

В лифте Жак по-французски буркнул под нос нечто невразумительное.

— Ты о чем?

— О тех ресторанных снобах. — Он перешел на английский. — Фашисты. Законченные фашисты.

О’Тул оглянулся на лифтера. Пожилой мужчина с усталым безразличием горбился у пульта с кнопками, такими же блестящими, как начищенные металлические пуговицы его униформы.

Ворсистый ковер скрадывал шаги в коридоре. Тихо тут было, пусто. А в номер — с распахнутой балконной дверью — по-прежнему долетали пронзительно тревожные звуки глухих одиночных выстрелов.

— Фашисты, говоришь? — Фрэнк налил виски. — Вот уж не ожидал подобной категоричности в суждениях. Ты же не веришь ни в бога, ни в дьявола. И тебе, в сущности, на все наплевать.

— А кому не наплевать? — Жак пригорюнился вполпьяна. — Никто теперь ни во что не верит. А для нас в особенности нет ничего святого: такая уж профессия — «вторая древнейшая». После проституции.

«Все вы одним миром мазаны». О’Тулу вспомнился последний разговор с женой. Но была ли она права?

— И тем не менее ты не утратил способности возмущаться.

— Мы, Фрэнсис, люди конченые, опустошенные. Но и в пустыне попадаются оазисы... А почему, собственно, ты взял со мной этот менторский тон? — взъерошился Леспер-Медок. — Ты сам-то, Счастливчик, разве ты не одному богу молишься — Успеху?

«Счастливчик, которого бросила жена... Жрец ветреной фортуны, уставший от многотрудной погони за удачей...»

— В мои намерения отнюдь не входило тебя обидеть. Выпьем еще?

— Конечно, — усмешливо откликнулся Леспер-Медок, — нельзя же позволить, чтобы зачах оазис в моей душе. — Он был отходчив, маленький Жак.

— Кстати, мне может понадобиться бунгало.

— На, возьми ключ. Поезжай, когда хочешь, Фрэнки. Только вот на субботу я позавчера наприглашал гостей. Да теперь уж, конечно, никто не соберется. Ты-то мои рауты вообще не очень жалуешь.

— Народ у тебя, старик, собирается чересчур разномастный...

— Верно! Разборчивость — не в моих правилах.

— Впрочем, — О’Тул невозмутимо закончил фразу, — по крайней мере, дважды под твоей крышей я свел весьма и весьма памятные знакомства...

— Об одном догадаться нетрудно — Глория. А второе?

Фрэнк нахмурился. Говорить о Драйвуде не хотелось.

— Я тебе искренне завидую, Счастливчик. Давно не страстями живу — страстишками пробавляюсь.

«Еще бы! С такой женой, как Люси, что ему остается... Красотка щедро делит свою благосклонность и прелести между шефом Леспер-Медока (чтобы супруг успешно продвигался по службе), мужем бывшей приятельницы Жака (чтобы быть в курсе событий на случай рецидива) и неким давнишним поклонником (чтобы не терять старого друга дома)».

Бедняга окончательно закис. Привалившись к спинке кресла, понурившись, он затянул популярный некогда шлягер собственного сочинения — непутевый корреспондент монреальской «Ла пресс» пробавлялся и страстишками и стишками:

Облака плывут, облака
Уплывают куда-то вдаль,
Хлещет дождь по крутым бокам
Невысокую Мон-Руайаль[3].
     Хлещет дождь по моим рукам,
     По лицу хлещет дождь косой,
     И плывут, плывут облака,
     Как тяжелый, недужный сон...

У Леспер-Медока в запасе имелся добрый десяток куплетов. Фрэнку набила оскомину меланхоличная баллада, которую его приятель обычно распевал в подпитии. Поэтому, когда в номере раздался звонок, он облегченно вздохнул:

— Алло, алло! О’Тул у телефона. Да, сэр! Спасибо.

На проводе был Лос-Анджелес. Редактор газеты благодарил за оперативность. («Отлично сработано. Вы первый, кто сообщил о самоубийстве президента».)

— О предполагаемом самоубийстве, сэр. — Фрэнк сделал ударение на первом слове.

— Ну, эту оговорку мы опустили. Продолжайте в том же духе, завтра ждем от вас новых телеграмм. Интерес к происходящему в Чили огромен: нам пришлось увеличить тираж.

В трубке прозвучал сигнал отбоя.

— Побреду-ка я к себе, — Жак поднялся и нетвердой походкой направился к двери.

Аппарат моргнул зеленым глазком и опять ожил. Не Канада ли теперь? Фрэнк неохотно потянулся к телефону. Но это наконец звонила Глория.

— Где ты? Я так за тебя волнуюсь, Гло.

— У знакомых... Могу здесь остаться только на одну ночь.

— Лучше всего будет, если ты переберешься в бунгало. Мы поедем туда вместе. Скажи, где ты находишься. Я сразу же свяжусь с тобой, как только получу пропуск на машину.

— Пиши, Фрэнк: 817115. Адрес: улица Архиепископа Вальдивесо, 69, напротив католического кладбища...

«Как получить разрешение на проезд по городу? К кому обратиться? К полковнику Кастельяно? К генералу Паласиосу? Но где их отыщешь сейчас?.. А вот Карвахаль, тот наверняка на месте — в министерстве обороны».

Лишь с третьей попытки его соединили с адмиралом.

— Ваше превосходительство, ради всех святых, извините за беспокойство! Вы один в состоянии мне помочь: распорядитесь, прошу вас, о пропуске на мою «тойоту», номер Се-Де 4117. Куда я собрался? Да, собственно, прокатиться по Сантьяго, глянуть, что происходит.

Карвахаль — именем хунты главный координатор действий мятежников — был предельно учтив: настоятельно рекомендовал не выезжать из отеля до утра. («Франко-тирадорес кое-где еще не уничтожены, мистер О’Тул. Не исключено, что и наши патрули в темноте невзначай пальнут по машине».) А назавтра гарантировал пробивному журналисту карт-бланш. («Разрешение на свободный проезд возьмете в пресс-центре. У цензора».)

Путь Глории к дому доктора Суареса, известного в столице стоматолога, где она нашла убежище поздним вечером нескончаемо долгого, трагического 11 сентября, был непрост и опасен. По крышам домов, чердаками, пожарными лестницами она выбралась из зоны осажденного Технического университета. Глухими переулками, проходными дворами шла к товарищу Мальдивиа, работнику горкома партии.

На углу Суспирос и Амунатеги Глория нос к носу столкнулась с танкистами, еле державшимися на ногах. Возле бронированной громады, уткнувшейся дулом в разбитую витрину продуктовой лавки, валялись опорожненные бутылки вина и банки из-под анчоусов.

— Кто такая? Чего не сидится дома? — пьяно уставился на Глорию сержант. — Ты что? Не слыхала про комендантский час?

— Слышала. Но ведь его до шести отменили.

— Да, для того, чтобы выманить на свет божий таких пташек, как ты, — опасных террористок! Посмотрим, нет ли при тебе оружия. — И со скверной улыбочкой он резко рванул ее за ворот плаща. Ткань затрещала. — Э! Девчонка-то спешила и напялила на себя мужской джемпер. — Сержант захлебнулся визгливым смехом. — Жена вас, что ли, застукала?

Солдаты подобострастно гоготнули. Глория стиснула зубы.

Сержант потрепал ее по щеке:

— Ладно, шалунья, катись отсюда!

На улицу Театинос (товарищ Мальдивиа жил по соседству с хорошо знакомым всем коммунистам и комсомольцам двухэтажным зданием Центрального Комитета компартии Чили) пройти не удалось. Повсюду были выставлены посты карабинеров.

«Куда теперь? К Сесару Паланке? Там, за рекой, подальше от центра, должно быть поспокойнее». И снова круговерть переулков, темных дворов. В обход безлюдного, хмуро насупившегося вокзала Мапочо. Через пугающе гулкий мост — к авениде Индепенденсия.

Серый четырехэтажный дом словно отстранялся темными ладонями неосвещенных окон от безлюдной улицы. Из подъезда дохнуло сыростью. Весна выдалась на редкость прохладная, а с топливом из-за стачки владельцев грузовиков были серьезные перебои. Осторожно, вслушиваясь, Глория поднялась по истертым ступеням на самый верх. Чиркнула спичкой. Язычок пламени высветил номер квартиры. «Правильно — двадцать восьмая». Бронзовой дверной альдабой — дверным молотком — негромко постучала. Три раза, потом — коротко — еще два. Повторила условный сигнал. Дверь отворилась.