Николай Агаянц - Поединок. Выпуск 2

• Название: Поединок. Выпуск 2
• Автор: Николай Агаянц
• Издательство: Московский рабочий
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1976

Сборник открывает повесть «Под копытами кентавра», в которой рассказывается о первых днях и предыстории мятежа фашистских ультра в Чили. Повесть «Пропавшие без вести» посвящена советским морякам, действие ее происходит во время Великой Отечественной войны. Герой повести А. Голубева «Пломба» — инспектор уголовного розыска Воронов.

В книге помещены пять рассказов В. Осипова, Б. Воробьева, Э. Маркина, Э. Хруцкого, М. Барышева.

---

— Почему?

— Преждевременно, — загадочно ответил Маккензи. — Полученный материал вы должны использовать в книге. Вот с ней вам лучше поторопиться. Недалек тот день, когда правду о плане «Зет» будет можно и нужно сделать достоянием свободного мира.

— Хоть убейте, Дик, ничегошеньки не понимаю.

— А вам и не надо понимать, дружище! Занимайтесь своим делом.

Мы поменялись ролями. Самоуверенный журналист, по-хозяйски и свысока учинивший чуть ли не допрос владельцу заурядного сыскного бюро, превратился в послушного исполнителя диких, с точки зрения любого газетчика, распоряжений. Впрочем, спорить не приходилось: за широкой спиной узколобого сыщика маячила тень элегантного Джеймса Драйвуда, от которого, как ни крути, зависела судьба моей книги.

В тот вечер я так и не отправил обещанные газете триста строк. Не хотелось заниматься дежурной жвачкой из лежащих на поверхности новостей, хотя обычно я с интересом следил за перипетиями напряженной политической жизни республики. Поляризация сил становилась все более отчетливой. Центризм исчез. Невидимая демаркационная линия разделяла чилийцев на два лагеря — правых и левых, с их различными оттенками и нюансами. Меня — стороннего наблюдателя — поражало, что размежевание коснулось даже личной жизни и привычек людей: здесь читали только свои газеты, слушали только свои радиостанции, смотрели программы только своих телевизионных каналов. Оппозиция обвиняла правительство Народного единства в «эскалации антидемократических действий». Альенде, в свою очередь, утверждал, что новые факты свидетельствуют «о желании реакции развязать в стране гражданскую войну». Разобраться тогда в этой каждодневной чересполосице противостояний и противоборства мне было чертовски трудно.

В последних числах апреля левые устроили в Сантьяго похороны двадцатидвухлетнего строителя Хосе Рикардо Аумадо. Его убили во время демонстрации сторонников Народного единства выстрелами из штаб-квартиры христианско-демократической партии. Я присоединился к траурной процессии, растянувшейся на несколько километров по умолкшим улицам города: тут были рабочие, служащие, студенты, домохозяйки, школьники — никак не менее двухсот тысяч человек. Во главе грандиозной колонны шли министры, руководители партий правящей коалиции, лидеры Единого профсоюзного центра. В момент, когда печальный кортеж поравнялся с дворцом «Ла Монеда», последние почести погибшему отдал президент Сальвадор Альенде.

Это зрелище невольно впечатляло. Я вспомнил о бумагах, переданных мне Диком Маккензи, и меня вдруг на какой-то момент взяло сомнение: стреляют не левые, а правые. Да и вообще, зачем нужен план «Зет» — переворот сверху, если правительство и без того пользуется широчайшей поддержкой низов? Но тут же память услужливо подсказала недавний случай, о котором писали местные газеты: в пригороде Сантьяго двое вооруженных молодчиков ворвались в кинотеатр, зажгли в зале свет и стали разбрасывать листовки. В них обещалась «скорая и неминуемая смерть всем и всяческим реакционерам». Я решил для себя, что при следующей встрече с Глорией обязательно заведу разговор об этой акции левых.

К концу месяца совсем распогодилось — редкие дожди утихли. Чилийская осень почти не отличается от лета. Знойное солнце допоздна плавило асфальт тротуаров, обжигало зелень листвы, раскаляло автомобили, наполняя их кабины горячей духотой. Хорошо, что я не поскупился на машину с кондиционером и новомодными темными стеклами. Глорию, правда, шокировала моя «тойота», вызывающе роскошная. Она не показывала вида, но это все равно было заметно.

Мы ехали через торговую часть столицы, еще не остывшей от жаркого дня и насквозь пропитанной бензиновыми парами. Неоновым пламенем полыхала реклама. Сделанная со вкусом или кое-как, бесстыже броская или по-сиротски невзрачная, она подмигивала с головокружительной высоты, игриво приплясывала на фасадах зданий, огненной белкой резвилась в зеркальных витринах первоклассных магазинов (в ту пору торговцы еще не бастовали). Потянулись чопорные старинные дворцы и самодовольные модернистские виллы района Баррио Альто. Над ними, на самой вершине горы Санта-Люсия, словно парила подсвеченная рефлекторами гигантская статуя Богоматери. Дева Мария безропотно благословляла и резиденции здешних мытарей и пилатов, и смахивающие на дома свиданий («к услугам посетителей плавательные бассейны и комнаты отдыха») дорогие ресторации.

— Надеюсь, ты везешь меня не в одно из этих сомнительных заведений?

— Боже упаси, Гло! Я хочу показать тебе маленькое забавное кабаре «Ранчо луна». Хозяин — кубинец. Он попытался воссоздать кусочек экзотической ночной Гаваны.

...Пепито Акоста, отстранив метра, сам поспешил нам навстречу.

— Добрый вечер! Рад, что не забываешь меня, Фрэнк. Столик слева у эстрады. Шоу начнется минут через сорок.

Белая гуайабера[5] тонкого полотна едва сходилась на его обвислом животе. Под двойным подбородком сбился набок красный галстук-бабочка. Полные губы, оттененные черными усиками, растянулись в улыбке. Нагловатые навыкате глазки настороженно ощупывали Глорию, ее скромный туалет, который при всем желании не назовешь вечерним.

— Устраивайтесь, а я мигом распоряжусь насчет ужина. То же, что всегда? Думаю, и сеньорите придется по вкусу наша национальная кубинская кухня.

Оркестранты лихо наигрывали пачангу.

— Что будете пить? — У столика выросла фигура метра в несвежем смокинге. Он протянул карту вин. Я отстранил ее:

— «Куба либре», пожалуйста.

Мистер Несвежий Смокинг и глазом не моргнул, но, вернувшись с коктейлями, позволил себе язвительно заметить:

— Вот, сэр, ваша бывшая «Свободная Куба». — И, довольный, исчез.

Глория сердито сдвинула брови:

— Зачем тебе понадобилось тащить меня в это гнездо «гусанос»?

— Дорогая, — я с укоризной покачал головой, — нельзя же политические симпатии и антипатии переносить в область гастрономических вкусов! Мы сейчас отведаем фирменный лечон, отличных «мавров и христиан». Знаешь, что это такое? «Мавры» — черные бобы вперемешку с рассыпчатым рисом, «христианами». А лечон — по-особому приготовленная свинина. Фантастика! Пальчики оближешь!

— Нет, Фрэнк, мне здесь решительно не нравится. И ты называешь это кубинской экзотикой? — она кивнула в сторону тощих нейлоновых пальм, развешанных по стенам деревянных масок топорной работы, пузатого чучела трехметровой рыбы-меч под стеклянным колпаком с табличкой:

«Перед вами чудо природы, собственноручно отловленное героем прославленной повести лауреата Нобелевской премии Э. Хемингуэя «Старик и море».

— Не суди строго, Глория. Горемыка-эмигрант Пепито Акоста старается как может.

— Ты меня удивляешь: сколько симпатии к отвратительному слизняку! Всем известно, что за публика эти «гусанос» — эмигрантское отребье.

Назревала наша первая ссора. Положение спас застенчивый, милый юноша, который пригласил мою строптивую леди на танго. В пику мне она согласилась. Я залпом допил коктейль и щелкнул пальцами. Вместо метра к столику подкатился толстяк хозяин.

— Повторить? О’кей! Могу предложить и кое-что позабористее — по сигарете для тебя и твоей дамы...

— Наркотиками не балуюсь, Пепито. А где же ты достаешь марихуану?

— У Чили о-о-очень длинная граница с Аргентиной. А за кордоном есть неприметные тихие городки вроде Сан-Мартин-де-лос-Андес. А там — верные дружки-приятели...

Вернулась Глория. Она все еще дулась на меня. Чтобы отвлечь ее от сердитых мыслей, я пустился в пространные рассуждения о достоинствах и недостатках латиноамериканской кухни, благо нам, наконец, подали заказанные блюда. Злые ветры стихли, и, воспользовавшись наступившим штилем, я пустил пробный шар:

— Скажи, что за странная история произошла в кинотеатре «Трианон»? Не ваши ли ребята из Хота-Хота Се-Се грозились устроить варфоломеевскую ночь?

— Как ты можешь даже подумать такое! Ни комсомол, ни одна из партий Народного единства не имеют отношения к нашумевшей вылазке маоистов, которых направляют агенты ЦРУ, проникшие во многие ультралевые организации.

Я решил играть ва-банк, махнув рукой на предупреждение Маккензи:

— Допустим, ты права. Но почему же тогда среди нашего брата журналиста крепнет уверенность в существовании... в существовании плана «Зет».

— О чем ты? — Недоумение было искренним.

— О плане физической расправы с оппозицией.

— До чего же господа журналисты из «солидных» газет падки до фальшивок, фабрикуемых провокаторами! А вот о подлинных, невыдуманных заговорах — заговорах реакции — не напишут и слова! Завтра «Сигло» печатает важную статью. — Она порылась в сумочке и достала гранки. — Но, бьюсь об заклад, твои коллеги опять отмолчатся. Возьми! Вдруг сгодится, и дашь информацию об этом...