Николай Агаянц - Поединок. Выпуск 2

• Название: Поединок. Выпуск 2
• Автор: Николай Агаянц
• Издательство: Московский рабочий
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1976

Сборник открывает повесть «Под копытами кентавра», в которой рассказывается о первых днях и предыстории мятежа фашистских ультра в Чили. Повесть «Пропавшие без вести» посвящена советским морякам, действие ее происходит во время Великой Отечественной войны. Герой повести А. Голубева «Пломба» — инспектор уголовного розыска Воронов.

В книге помещены пять рассказов В. Осипова, Б. Воробьева, Э. Маркина, Э. Хруцкого, М. Барышева.

---

Социальная среда и эпоха накладывают отпечаток на то, каким встает с книжных страниц литературный герой. Соответственно, литературному герою недостаточно быть всего лишь литературным героем, чтобы он стал явлением общественным. Социальные, этические, жизненные цели, которые он воплощает, должны быть созвучны нормам и внутреннему миру многомиллионных читателей.

Великие социальные изменения, происшедшие в нашей стране после Великой Октябрьской революции, произвели невиданный в истории человечества «переучет» системы этических ценностей, того, что принято обозначать словами «общественный идеал». Характерна динамика сдвигов общественного сознания в нашей стране: в 1920 году 17% молодых людей считали идеалом, на который они хотели бы походить, человека богатого, обеспеченного материально. В 1925 году доля таких молодых людей упала до 13,8%. А в 1967 году составляла всего 4,5%. Показательны в этом смысле и результаты одного из опросов, проведенных недавно среди советской молодежи. Из 17 446 опрошенных о «жизненной цели» только 23 человека ответили: иметь много денег и проводить жизнь в развлечениях.

Громадное, исключительное большинство наших современников о своем жизненном идеале ответили великолепно: созидать, преобразовывать мир, прокладывать дороги в неведомое, отдавать себя людям — товарищам и друзьям в борьбе за великие идеалы социализма.

Всякий непредубежденный читатель сделает вывод, что распределение этических предпочтений среди нашей молодежи — налицо. Представляет интерес, однако (как социальный, так и литературный), не только большинство, но и меньшинство, которое тоже нужно уметь понять — хотя бы для того, чтобы воздействовать на него и за него бороться. Как же представляет себе свой жизненный идеал это меньшинство?

Вот слова девятнадцатилетней студентки из Москвы, написанные ею на вопрос одной из анкет — о смысле жизни:

«Раньше, когда я еще плохо знала жизнь, у меня еще была цель, я стремилась учиться, окончила школу, сейчас в институте. Но теперь все мои «чистенькие мысли» свелись к одному — к деньгам. Деньги — это все: роскошь и благополучие, любовь и счастье».

Так же примерно смотрит на жизнь и студентка Н. из г. Жуковского. Ее цель — «удачно выйти замуж, одеваться по моде, уметь модно танцевать». Но, сформулировав так цель своей жизненной мечты, она вдруг делает приписку:

«Я знаю, что мой ответ будет белой вороной среди остальных».

Оговорка неожиданная, но при всем при том весьма справедливая.

Говоря об общественном, а следовательно, и о литературном герое советской молодежи, следует привести еще одно немаловажное свидетельство. Группа социологов обратилась к молодым людям с вопросом: «Кто из близких или знакомых является для вас примером для подражания?» Более восьмидесяти процентов опрошенных назвали отца и мать — людей, прошедших фронты Великой Отечественной войны, поднявших из руин нашу страну, создававших и создающих ныне новые города, заводы, трассы. Преемственность жизненных идеалов старшего поколения находит отражение, в частности, и в отношении нашей молодежи к литературным героям минувших лет. Речь идет не только о ранних произведениях советских писателей, на которых выросло не одно поколение, но и о созданных в последние годы, однако посвященных тому героическому времени, которое для нынешней молодежи является Великой Историей.

(То поколение нашей страны, которое играло «в Чапаева», давно уже выросло, стало отцами, а то и дедами. Но, обращаясь назад, интересно вспомнить, как пришел в свое время Чапаев в наши довоенные дворы и улицы. Весьма многозначительно, что он пришел не столько из учебников истории, сколько со страниц книги Фурманова и фильма братьев Васильевых. Образ героя произведения, войдя в сознание миллионов подростков, превратился в образец, которому подражали.)

Любой пример неправомочен в том смысле, что он как бы выдергивается из целого. Можно было бы привести в пример повести и романы, ставшие своего рода классикой литературы приключения: каждый знает «Рассказы о первом чекисте», «Я отвечаю за все», «Старую крепость», «Земля, до востребования», «Кортик», «В августе сорок четвертого», «Испытательный срок», «Жестокость», «Крах», «Два капитана», «Деревенский детектив», «Дело пестрых», «Тревожный месяц вересень».

Что же есть главное, определяющее советскую приключенческую классику? Главное — это верность ее героев Родине, гуманизм идеалов, которым они служат, честность, доброта, справедливость, высокий интеллектуализм при бескомпромиссной позиции в схватке с общественным злом, преемственность жизненных стереотипов, общность этических и идейных установок: — от дедов к сыновьям и внукам.

Мы говорили о «классических» героях приключенческой литературы, созданной на Западе, о том, что цепь приключений с неизбежной последовательностью всякий раз приводит героя к главной цели его жизни, к богатству. В какие бы внешние атрибуты сюжета ни облекалось это — находка сокровища, брак с богатой девушкой, ограбление, неожиданное наследство. Если взглянуть с этих позиций на героев советской приключенческой литературы, мы обнаружим показательный контраст. Конечная цель, конечный результат, конечный итог всех действий героя советской приключенческой литературы лежит совершенно в ином общественном, социальном и личном плане. Это не богатство, не миллион, не сундук с сокровищами, а нравственный взлет. Это относится даже к тем ситуациям, когда формально, внешне объектом борьбы, объектом схватки становится некая материальная ценность.

На наш взгляд, это и есть одна из важнейших этических деталей в характеристике героя советского приключенческого жанра — такая деталь, которая резко отличает его от супермена, действующего в условиях иных этических норм капиталистического мира. Обстоятельство это до сих пор не привлекло внимания нашей критики; по этому поводу ею еще не было сказано своего веского слова.

Почему же получилось так, что штрих этот оказался мало освещенным литературоведами? Очевидно, положение это представляется всем настолько естественным и привычным, что оно попросту не привлекает к себе внимания. (Можно провести параллель: в прошлом веке первопроходцы далеких континентов отмечали любопытную деталь: коренное население африканского континента до того, как увидело первых европейских путешественников, не задумывалось о собственной внешности, цвете кожи и т. д.) Традиционное «нестяжательство» героя советской литературы, совпадая с контурами нашего общественного идеала, не привлекло к себе внимания, в то время как факт этот имеет огромное социальное значение, ибо свидетельствует о рождении новой человеческой формации — формации советской.

То, что конечным итогом борьбы героя оказывается не цель личного материального обладания, а цель нравственная, цель этическая, представляется иным критикам совершенно закономерным, ибо такова, собственно говоря, и есть цель, стоящая перед нашим обществом. Нельзя, однако, забывать, что такого рода герои были мало известны до революции или уж, во всяком случае, были сугубо нетипическими. Следует помнить и серьезно исследовать тот факт, что новый герой советской приключенческой литературы отражает глобальные идейные и этические характеристики эпохи и общества. В этом — в дополнение к художественному значению жанра — его социальное значение.

В современную эпоху, в эпоху радио, кино, телевидения, массовых тиражей книг увеличилась возможность привносить в массовое сознание те или иные этические нормы, олицетворением которых выступают литературные герои, что, естественно, повышает роль и ответственность тех, кто формирует эти эталоны — советских писателей, режиссеров, актеров.

Следует как зеницу ока хранить главное завоевание нашей литературы — ее коммунистическую партийность, высокий гуманизм.

Каждая книга советского писателя — работающего в любом жанре — это схватка с идейным противником, это борьба за наш нравственный идеал.

...Понятно, что герою, в силу «сюжетного равновесия», обязательно противостоит некий антигерой. Стремясь к максимальной полноте и достоверности изображения, автор не может рисовать его только черной краской — иначе получится гротеск, опереточный персонаж, недостоверный образ, в который никто не поверит. Но когда писателю удается воссоздать «человеческое лицо» своего антигероя в полной мере, нередко оказывается, что лицо это (при поверхностном прочтении) чем-то даже симпатично.

Здесь-то и сокрыт парадокс, некий особый парадокс антигероя.

Отрицательный герой, будучи изображен одной краской, как некое средоточие зла и пороков, — недостоверен, плоскостей и худосочен. Но едва автор пытается изобразить его в некоей полноте человеческих черт, как в портрете его начинают проскальзывать штрихи, вызывающие если не симпатию, то сочувствие, а сие отрицательному герою прямо противопоказано, ибо наше отношение к персонажу — есть бескомпромиссное отношение к тому началу, которое им олицетворяется.