Павел щеглов - охранники и авантюристы

• Название: охранники и авантюристы
• Автор: павел щеглов
• Жанр: История

5

---

Незадолго до суда Малецкой и Рожковской я решил все свои данные по делу партии изменить. Так как с местными судебными властями сделать это будет трудно, я написал прошение министру юстиции Щегловитову, прося его прислать ко мне своего помощника по важным делам. Одновременно мною были написаны прошения прокурору Варшавской судебной палаты Гессе и варшавскому генерал-губернатору Скалону, которых я просил скорее предать меня военному суду и расстрелять.

После посылки этих прошений очень скоро прибыл ко мне помощник варшавского генерал-губернатора, ген.-лейтенант Утгоф в Х-й павильон. Меня вызвали к нему во вторую комнату канцелярии. Утгоф спросил меня, какие поводы у меня для моих прошений. Я ответил, что во всем этом деле меня лишь используют как предмет, который можно вертеть как угодно. Он стал успокаивать меня и говорил, что все для меня устроит с ген.-губернатором о замене для меня смертного приговора военного суда на малый срок каторги. Если бы дело приняло такой оборот, что царь утвердил приговор, то и тогда они найдут выход. На исполнение этого он дал честное офицерское слово, а именно тогда меня уведут из Х-го павильона и напишут, что я бежал. Этого он просил никому не говорить, а затем уехал.

В то же время было закончено обо мне следствие по делу о нападении на акцизных чиновников в Ракове и их убийстве. Это дело было направлено прокурору Варшавской судебной палаты, которому следовало передать это дело прокурору Варшавского военно-окружного суда. Ген.-губернатор Скалон мог утвердить смертный приговор военного суда, поэтому охраной и ген.-лейтенантом Утгофом были тотчас же отправлены телеграммы в Департамент полиции и коменданту Отдельного корпуса жандармов на случай утверждения Скалоном приговора, чтобы тогда просить царя о замене смертного приговора суда. Через несколько дней после этого от прокурора Варшавской судебной палаты поступило к начальнику Х-го павильона постановление прокурора судебной палаты об освобождении меня по этому делу за неимением улик. Дело это было отправлено обратно про-{449}курору Петроковского окружного суда, а он передал его для дальнейшего ведения по нему следствия следователю Коломацкому. С этим делом дотянули до манифеста 1913 г., из-за чего оно могло уже разбираться Варшавской судебной палатой.

Когда я сидел в Х-м павильоне, приезжавшая ко мне на свидание Мария Пецух предложила мне на ней жениться. Так как она была единственной, кто меня навещал, то несмотря на то, что она была старше меня десятью годами, я написал прошение генерал-лейтенанту Утгофу. Получив разрешение, я повенчался с ней в Х-м павильоне. Выйдя на волю в 1915 году из Орловской губернской тюрьмы, я не написал ей ни одного письма, решив ничего общего не иметь с тем прошлым, которое коснулось меня в создании страшного революционного греха.

За время моего сидения в Х-м павильоне Варшавской крепости я заведовал библиотекой Х-го павильона для арестованных. В конце моего заведования она состояла из 2100 книг, которые были на языках: польском, русском, французском, немецком, английском и еврейском.

Во время моего пребывания в библиотеке при мне посменно всегда находились дивизионные жандармы и часто приходили ко мне писаря из канцелярии. Кроме них, бывал старичок-чиновник, офицер интендантства, который служил с того года, когда были казнены пять пролетариатчиков: Петрусинский, Бардовский, Оссовский, Куницкий и Варынский [91]. Мне очень хотелось узнать хотя бы немного из тайн Х-го павильона, из которого так много людей погибло на виселице у Ивановских ворот крепости. С этим старичком-чиновником я договорился, что он даст сведения за все вре-{450}мя, т. е. больше тридцати лет. Он обещал дать все фотографические карточки казненных, которые имелись у него и которые он всегда сам снимал для дел павильона. Я обещал быть у него сам, насколько буду свободен, или же прислать к нему человека и посулил ему за весь этот материал из жизни и тайн Х-го павильона большие деньги. Он мне говорил, что когда казнили вышеуказанных пять пролетариатчиков, тогда у них в павильоне была какая-то большая неприятность. Фамилию этого чиновника я уже забыл. Я тогда же узнал, что палач, казнивший в Х-м павильоне, проживал у Малаховских ворот крепости. У него было тогда две дочери. За пьянство и скандалы комендант выгнал его из крепости, и он, нажив много денег за казненных им в Х-м павильоне, уехал в Киев со всем своим семейством. Там он купил себе дом и малое хозяйство и где-то там у проезда имел чайную или что-то в этом роде. Из Варшавской крепости он уехал туда в 1910 году или 1911 году. Его место занял его шурин, бывший рабочий фабрики или завода. Когда надо было казнить, то жандармы ходили за ним на квартиру в город. Писарь канцелярии говорил, что имя его Александр. При казни всегда присутствовал штатский врач-поляк, который приезжал из города, когда это требовалось, в Х-й павильон. Писарь канцелярии Х-го павильона после осуждения меня Варшавской судебной палатой в мае 1914 г. на двенадцать лет каторги под строгим секретом сказал мне, что обо мне от помощника генерал-губернатора, ген.-лейт. Утгофа, поступил секретный приказ в Х павильон и что это угрожает мне чем-то скверным. В чем дело, он мне не сказал, так как мы уехали в Орел. Уже некоторое время до суда охрана со мной была очень осторожной, и свидания давались мне уже в присутствии жандармского вахмистра.

Когда начальник охраны Глобачев уехал начальником охраны в Петроград, а его помощник подполковник Сизых начальником охраны в Ташкент, то Сизых просил меня никому во время допросов в охране не говорить того, что он частным образом говорил мне про дела охраны. Было видно в нем сильное беспокойство. По всему было заметно, что у них что-то с сотрудниками в партии произошло, что и долж-{451} но было произойти на основании тех сведений, которые мною были переданы Марии Пецух.

После приговора судебной палаты на каторгу мною было написано прошение Николаю II о помиловании. К этому прошению судебная палата присоединила свое обо мне заключение и также просьбу о помиловании. Все это было направлено министру юстиции Щегловитову. Когда началась война, всех арестованных из Х-го павильона перевели в Мокотовскую каторжную тюрьму, откуда вместе с мокотовцами отправили на Ковельский вокзал, где стоял приготовленный для нас поезд, которым мы и прибыли в Орловскую губернскую тюрьму.

Летом 1915 года в Орловской тюрьме я заболел на прогулке от солнечного удара и был уже при смерти. Довольно быстро мне стало немного лучше.

В тюрьме я был изолирован от других арестованных, но на прогулке арестованных корпуса, где я сидел, мне приходилось через открытое окно разговаривать с другими, а также и через дверь камеры. В этом корпусе были также Виктор Вцисло, по кличке «Кмициц», Ян Целинский - кл. «Здзислав», сидевший за убийство шпиона в Варшаве, еврей Барт и другой еврей тоже из Варшавы за принадлежность к ПСП революционной фракции. Равным образом я забыл и фамилию всегда гулявшего с ним члена с.-д. Польши и Литвы, был с нами член ПСП революционной фракции крестьянин из-под Ченстохова по фамилии Курса, кличка «Дендек», который всегда был в кружке по раздаче обеда, ужина, кипятку и уборке, а также один из гор. Лодзи из группы «революционеров-мстителей» по фамилии Доброшевский. С этими лицами я стал вести разговоры о моей жизни и всем том, что только мне было известно из тайн охраны. Все эти сведения я им передал.

Мое здоровье тогда стало снова ухудшаться, стали портиться легкие, и казалось, уже приближается конец жизни. Неожиданно в камеру ко мне явились начальник тюрьмы и тов. прокурора, которые заявили, что я свободен. Ввиду болезни они предложили оставаться в тюремной больнице. От кого исходило мое освобождение, они мне ничего не сказали. {452} Я попросил принести мои вещи (одежду) и, одевшись, в коридоре через дверь камеры распрощался с Бартом. Тюремные надзиратели не позволили мне ни с кем больше разговаривать, и я сейчас же ушел в канцелярию тюрьмы. Я попросил, чтобы меня на подводе свезли в больницу, но начальник распорядился отправить меня в полицейский участок, а они должны были отправить в больницу. В участке справились по телефону о принятии меня в больницу на излечение, откуда ответили, что нет мест.

Ввиду этого я просил отправить меня в Москву. От полицеймейстера принесли мне временное удостоверение личности, билет на проезд в Москву и десять рублей, после чего на извозчике отвезли на вокзал к поезду. В вагоне поезда освободили от пассажиров одну скамейку, где я лег и приехал в Москву. Я знал, что Варшавское охранное отделение переведено в Москву. Я поехал туда, так как у меня не было денег и паспорта. Начальство в охране было уже новое, но многие чиновники и служащие были те же. Я просил дать мне паспорт и поместить в больницу. Однако, ввиду переполнения последних ранеными солдатами, места не находилось, и мне пришлось несколько дней пролежать в охране. За это время они узнали, что я в тюрьме в Орле пытался вызвать судебное дело, чтобы облегчить участь некоторых арестованных, которые сидели по моим показаниям. Узнав об этом, они сказали мне: «Если вы дальше будете затевать волынку в этом деле, то мы возбудим против вас те дела, по которым у нас имеются данные об участии вашем в террористических актах, но судом по ним не привлекались».