Владислав Корякин - Семь экспедиций на Шпицберген

• Название: Семь экспедиций на Шпицберген
• Автор: Владислав Корякин
• Издательство: Знание
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1986

Книга написана гляциологом и посвящена становлению современной гляциологии — науки о ледниках и других видах природных льдов, которые играют все более важную роль в жизни человека, особенно по освоению необжитых и наиболее труднодоступных районов нашей планеты. Чрезвычайно важна роль этой науки в изучении эволюции климата. Значительное место в книге отведено документальному описанию гляциологических экспедиций, в частности арктических.

Автор: КОРЯКИН Владислав Сергеевич родился в 1933 году, окончил Московский институт геодезии, аэросъемки и картографии. Кандидат географических наук, гляциолог, участник многих гляциологических экспедиций — на Новую Землю, на Шпицберген, в Антарктиду и т. д. В 1981 году в издательстве «Мысль» вышла его первая научно-популярная книга «Маршрутами гляциолога».

Рецензенты: Г.И. Втюрин, доктор географических наук, профессор; Л. Г. Бондарев, кандидат географических наук; Г. К. Иванов, зам. технического директора производственного объединения «Арктикуголь»

---

Жили мы в полевом лагере хорошо. Добрую память о нашем житье-бытье надолго сохранили все, включая тех, кому больше не удалось побывать на Шпицбергене: в этом они сами не раз признавались.

Полеты с аэровизуальным дешифрированием начались с северо-западного района 4 августа, когда граница питания на ледниках поднялась к своему, как нам казалось, нормальному пределу.

Начали, к сожалению, с неудачи. Синоптик дает погоду обобщенно, а на ледниках сплошь и рядом облачность определяется своими местными условиями. По прошлым сезонам знаем: бывает, видимость сносная, можно лететь, а у крупного ледника словно облачная стена — не пробиться. Вот так же случилось и в этот раз. Взлетали по хорошей, прямо-таки блестящей погоде, и все было нормально, пока уже за Ис-фьордом не втянулись в долину на продолжении Экман-фьорда общим направлением на север. Впереди нас поджидал таинственный ледник Абрахамсена. Дважды в прошлых экспедициях мы пытались посетить его, и оба раза он был закрыт облаками. Теперь же облачность подстёрегала нас еще раньше. За слиянием ледников Холмстрем, Орса и Мора с их огромным моренным комплексом прямо по курсу увидали полосу плотной облачности. Вскоре пейзаж за бортом вертолета словно померк, с каждой минутой все более затягиваясь белесой пеленой. Возвращаться или...

Решили лететь вперед с набором высоты, и когда, казалось, безнадежность завладела нами, вдруг обнаружился просвет, в котором проносятся друг за другом какой-то нунатак, за ним кусок морены, трещиноватая поверхность, снова нунатак. По расчету времени повернули на запад, и в очередных разрывах облачности не без труда восстанавливаем ориентировку: мы над Кросс-фьордом, справа огромный фронт ледника Лиллиехеэк, слева бухта Эбелтофт. Полмаршрута позади, а результатов совсем немного. Решаем поднырнуть под облака и поработать, что называется, «в упор». Обстановка немного лучше: в рваной облачности хоть что-то можно разглядеть. Именно только разглядеть, потому что на самом деле все проносится под нами с дикой скоростью, не оставляя времени на опознавание.

Итог: всего около двадцати определений положения высот границы питания ледников, которая в среднем ниже обычной метров на сто пятьдесят. Есть и другие интересные детали. Ледник Бломстренд, когда-то упиравшийся в довольно крупный остров перед своим фронтом, теперь соединяется с ним узкой полоской льда. На небольших островках западнее — фрагменты глетчерного льда, оставшиеся, видимо, с 60-х годов; надо будет найти их на космоснимках... Но все это слабое утешение. В неудаче никто не виноват, сделано все возможное, а полет, можно считать, что был, что не был... Даже выводов на будущее особых не сделаешь...

Через день очередной вылет, на этот раз с командиром вертолетчиков В. А. Коробовым. Нам нравилось с ним летать, но погода ему также не подчинялась. Оставалось надеяться на милостивое отношение к нам природы.

Летим на юг, а там погода по всем нашим прикидкам наихудшая. Правда, прикидки эти — средние, это значит, что бывают и вполне сносные условия и для полетов, и для наблюдений.

Тут же при вылете к восточному побережью, где на космоснимках—пятнышко тумана, на местности — стена льда обрывается в море, а на карте — небольшой ледник Арнесен, причем край его на некотором расстоянии от моря. На разгадку всего этого нет времени — мы же в полете... Решаю, что перед нами очередная подвижка. В пользу того, что мы видим именно подвижку, говорят многочисленные трещины на леднике. Моя догадка позднее подтвердилась, тогда же мне пришлось слегка понервничать.

Дальше работа без особых неожиданностей продолжалась до Китового залива, где реальная обстановка весьма отличалась от той, что запечатлена на космоснимке. Причина заключалась в том, что грандиозный ледник Стронг (по площади вдвое превышающий ледник Норденшельда, уже известный читателю по описанию работ 1965 года) здорово отступил, причем притоки Китовый и Персей практически отчленились от главного ствола. Тем не менее фронт ледника Стронг так и не вернулся в положение, в котором он находился накануне подвижки, которая произошла примерно между 1870 и 1900 годами, это очевидно.

Чуть южнее Китового залива — новый сюрприз: еще одни следы подвижки на леднике Емельянова, хотя космоснимок оснований для такого вывода не давал. Зато на местности морена посреди ледника словно разрублена на куски, а снежок засыпал трещины, и теперь изуродованная морена буквально бросилась в глаза...

Как и на северо-западе, повсеместно по маршруту полета граница питания расположена в среднем на сто пятьдесят метров ниже обычного.

Увлекшись наблюдениями, дававшими нам обильную информацию, мы, естественно, забыли о своих опасениях насчет погоды. В последних экспедициях мне уже редко удавалось попасть в новые места, по крайней мере на главном острове архипелага. Поэтому полет, во время которого я то и дело наносил на карту все новые и новые детали, казался мне подарком судьбы.

Новые для нас (для меня особенно) места начались южнее ледника Стронг, над которым мы лишь однажды пролетали в 1966 году. Впечатлений (и результатов наблюдений) хватало. А к леднику Васильева мы подлетали прямо-таки взвинченные ожиданием встречи с ним: подтвердится ли то, что мы предполагали, или нет? Подтвердилось! Мы действительно обнаружили огромное отступание этого ледника, обусловленное, по-видимому, колоссальным фронтальным обрывом до тридцати километров длиной. И до чего же красив был здесь безлюдный арктический пейзаж! Стена фронтального обрыва, за ним на запад уходит полоса ровного льда, словно прислоненная к горному хребту с изломанным гребнем, который украшен пиком с выразительным названием — Хайтанна, в переводе — «Зуб акулы». С каждым годом все ближе к горам отступает ледник, превращаясь в полосу льда, прислоненную к его подножию. По мне, пейзаж здесь даже не шпицбергенский, а скорее, антарктический, граница питания опустилась совсем низко, почти к краю фронтального обрыва, всего метров пятьдесят над уровнем моря.

От ледника Васильева мы полетели на запад и едва пересекли главный водораздел острова, как по горизонту впереди увидали низкие облака, подступавшие с моря вплотную к береговой черте. Все же мы вышли здесь к берегу и строго по долине, заполненной ледниками Олсок и Самарина, пошли на север, к дому. Хотя работа здесь проходила на грани возможного (то и дело за остеклением кабины плыли волны неплотного тумана), мы не теряли поверхность ледников вплоть до залива Хорнсунн. Дальше начинались знакомые места, работа шла без особых осложнений, но уже не доставляла той радости, которую мы только что испытали: не было новизны.

Кстати, у ледника Бьюкенен, где мне еще предстоит работать, много общего в характере поведения с ледником Васильева. Значит, барометрическое нивелирование там можно применять смело — заведомо слишком большое снижение поверхности.

Готовимся к третьему заключительному полету — на северо-восток главного острова. Несмотря на наши работы на ледниковом плато Ломоносова (экспедиция с 1965 года трудилась там трижды), этот район остается наименее исследованным и наиболее сложным для работы и для полетов — метеостанций поблизости нет, в лучшем случае о погоде сообщат геологи. Время вылета, как обычно, до последнего момента неизвестно, но готовность не отменяется. Разрабатываю маршрут, наношу его на полетную карту, обсуждаю варианты с пилотами, затем они переносят его на свои карты, все делается для того, чтобы в полете понимать друг друга с полуслова. Карты с результатами камерального дешифрирования накалываются на фанеру одна за другой в строгой последовательности по маршруту так, чтобы отработанный лист можно было перевернуть словно страницу книги, причем на картах особо отмечены участки, требующие более детального осмотра с воздуха.

В полете резинка и карандаш висят у меня на шнурке на шее. Дополняется полетное снаряжение сумкой с двумя фотоаппаратами и запасом пленки. В комнате, где я живу, все это держится наготове, чтобы при необходимости можно было быстро собраться.

Готовясь к этому полету, мы решили его усложнить: пусть меня со студентом, моим помощником, на обратном пути высадят на водораздельном озере севернее бухты Агард для обследования этого озера, подпруженного пульсирующими ледниками.

В «несчастливое» 13-е число вылетаем в последний большой воздушный маршрут и начинаем работать с Темпль-фьорда, откуда по каменному коридору долины ледника Тьюн выходим на окраину ледникового плато Ломоносова. Как и прежде, никаких отчетливых признаков возможной подвижки ледника не видно. Летим на север, оставляя слева грандиозные нунатаки Терьер и Ферьер, пронзившие ледник Норденшельда. Узнаю места, памятные мне по той — первой — экспедиции 1965 года. Даже коса — снежный надув, по которой мы спускались с ледникового плато на ледник Норденшельда у скал Эккокнаусан,— все там же, ничего ей не сделалось за прошедшие годы.