Андрей Юрич - Ржа

• Название: Ржа
• Автор: Андрей Юрич
• Жанр: Современная проза

Трое семиклассников решают объединиться в индейское племя. Действие происходит в маленьком городке, построенном на вечной мерзлоте. «Племя» постепенно разрастается. А новые люди приносят новые проблемы. Во время одной из игр дети находят спрятанные ворованные вещи и неосторожно рассказывают родителям и знакомым об этом. Владельцы вещей начинают преследование, и им удаётся перетянуть на свою, взрослую сторону одного из мальчиков. Потрясённый предательством и распадом племени «вождь» Алёшка понимает: детство закончилось.

---

А у Пашки была в зале большая «стенка» цвета мореного дуба, в которой пещерой Аладдина открывался в разноцветном зеркальном блеске бар. Индейцы знали, что бар — это красивое место, где мама хранит косметику. Алешка завидовал Пашкиной маме, потому что у его собственной мамы вместо бара было банальное трюмо в прихожей. На трюмо среди пузырьков с духами обычно спала кошка — та самая, которая точила когти об диван.

В Пашкиной квартире они играли в женщин.

— Давай играть в женщин?

— Давай! Пошли за диван!

Это была очень индейская игра. Гораздо более индейская, чем лежать под стонущей кроватью пьяного капитана и молча двигать банку с водой.

Выглядывая из-за массивного темно-красного Пашкиного дивана, они смотрели с суровым прищуром в даль комнаты, где клубилась пыль над седлающими коней американскими солдатами. Враги в синих шляпах собирались в очередной поход и оставляли свой лагерь почти без охраны. Это был шанс! Тем более что в лагере томилась похищенная Мария…

Давным-давно, на заре воспоминаний, они очень любили бегать в единственный на весь поселок кинотеатр — дом культуры «Металлург». Билет стоил 10 копеек, а показывали обычно вестерны — советские, немецкие, итальянские и даже болгарские. Пашка и Алешка, тогда еще не индейцы, а просто маленькие мальчики, быстро поняли, что к чему в этих фильмах: все захватывающие погони, револьверная пальба, кувыркающиеся в падениях кони были не более чем завлекательной мишурой, скрывающей главное событие — спасение женщины. Женщина — вот единственное, ради чего мужчины убивают.

И тогда они тоже начали спасать женщин. Они представляли себе красавиц из кино — с великолепно наложенным макияжем, аккуратно сбившейся прической, высокой голливудской грудью. Злодеи-ковбои хлестали красавиц по щекам наотмашь, и те падали на земляной пол хижин — изящным изгибом холеного девичьего тела. В этот момент дверь хижины вылетала от выстрела или пинка, и ворвавшиеся, как злые духи прерий, Алешка и Пашка стреляли в ковбоя, хватали красотку, бросали ее поперек седла и мчались, мчались во весь опор по цветастому синтетическом ковру — еще одной гордости Пашкиной мамы. Так происходило спасение. Алешка и Пашка некоторое время отдыхали за диваном у походного костра, а Мария готовила им еду и стирала одежду.

Алешка придумал называть спасенную Марией. Ему очень нравилось это имя, да и надо же было как-то ее называть. Мария ходила по их жилищу абсолютно голой. Это обстоятельство было логическим продолжением того, что они видели в фильмах: в процессе спасения платье героини постоянно рвалось, обнажались стройные бедра, бретельки лифчиков отлетали, расходились по швам целомудренные скорлупы корсетов. Поэтому спаситель в кино получал спасенную всегда в несколько подраздетом виде. Они же решили, что так как игра у них идет всерьез, то во всем нужно идти до конца — особенно в спасении женщин. Ну, а если уж те по ходу спасения оказываются раздетыми — это закон, четко зафиксированный на киноэкране, и спорить с ним бессмысленно. Мария не спорила. Голой она стояла у походной плиты, варя индейцам гуляш из оленины. Им льстило, что такая прекрасная женщина теперь будет всегда с ними — в благодарность за то, что они ее спасли. Но вот доходили слухи от лазутчиков подлых сиу: ковбои опять держат в плену красотку, издеваются над ней, заставляя прислуживать себе — обстирывать их и наливать виски! Пыль, прерия, дробный топот неподкованных копыт, вкус настоящего подвига — соленого, как индейский пот… Для следующих спасенных женщин имена уже не придумывали. Их отдавали под командование Марии, и они принимались готовить оленину и стирать индейские штаны. Если игра затягивалась, то за Пашкиным красным диваном скапливалось несколько десятков обнаженных красоток.

— Слушай, — говорил Алешка, — зачем нам столько?

— Ну, не отпускать же их теперь, — отвечал Пашка. — Их опять захватят ковбои или солдаты. Или сиу, что еще хуже.

— Да, — соглашался Алешка. — Но почему они все время стирают и готовят? Зачем столько еды? Пусть делают что-нибудь другое!

— А для чего еще нужна женщина? — логично рассуждал Пашка.

И Алешка не находил, что ему возразить. Нагие красотки возвращались к походному камельку и корыту с мыльной водой.

Игра в женщин прерывалась только появлением Пашкиного папы. Он работал шофером КрАЗа. (Ах, как Алешка завидовал этому обстоятельству!) Пашкин папа, усатый и пузатый, вваливался в квартиру с клубами холодного воздуха или терпким запахом летней пыли, садился на детский стульчик у двери и принимался, гулко сопя, стягивать с ног толстокожие ботинки. От него пахло бензином и тяжелой мужской усталостью. А под окнами урчал, как прикормленный дракон, настоящий КрАЗ — могучий грузовик оранжевой полярной расцветки. Иногда, едва заслышав это урчание, Пашка вскакивал и бежал к окну, увлекая за собой Алешку.

— Папа приехал с охоты! — кричал он.

Они смотрели сквозь оконное стекло, как, вздрагивая, подползает к подъезду оранжево-ребристая кразья туша. Распахивается дверца, и из проема кабины грузно спрыгивает Пашкин папа — все с теми же усами на лице и настоящим пятизарядным карабином в руках.

Через минуту он входил в квартиру и рассказывал Пашкиной маме, сидя у двери на детском стульчике:

— Никого не убил. Росомаху видел, стрелял два раза — не попал.

Слова его звучали как музыка. Алешка не знал точно, что такое росомаха, и представлял себе жуткую лесную химеру, в которую хищно и мужественно всаживал выстрел за выстрелом Пашкин папа. А Пашкина мама, слушая мужа, в халатике, с кухонным полотенцем через плечо, — радостно улыбалась.

Алешкин папа работал грузчиком.

4

Мальчик Дуди любил возиться в песочнице и плохо разговаривал. Индейцы не знали его настоящего имени и не считали его равным себе. А все потому, что Дуди обладал странной улыбчивой покорностью, которая переводила его из разряда людей куда-то в класс домашних животных. Открылось это обстоятельство давным-давно, наверное, еще весной, когда Дуди впервые появился на детской площадке и пришел в песочницу, где как раз сидели будущие индейцы.

— Ты кто такой? — строго спросил незнакомца Алешка.

Алешка вообще проявлял настороженность по отношению к посторонним.

— Ты чего сюда пришел? — спросил он еще строже, стараясь сделать злое лицо, как у папы, когда тот ругается матерщинными словами на маму.

Перед ними на деревянном бортике песочницы стоял неизвестный смуглый малыш в замызганной курточке и штанишках с оттянутыми коленками.

— Дуди! — сказал малыш и улыбнулся во весь губастенький смуглый рот.

— Пошел вон, — сказал Алешка. — Мы тут играем.

— Дуди! — снова сказал малыш и постарался улыбнуться еще шире, хотя шире уже не получалось, и поэтому он высунул язык.

— Ты дурак? — спросил Алешка.

— Дуди-дуди! — сказал малыш, похлопывая длинными ресницами.

— Ладно, — сказал Алешка. — Раз ты просто дурак, то играй.

Черноглазый человечек тут же опустился на коленки и принялся что-то лепить из сыроватого песка.

Алешка и Пашка переглянулись.

— Перестань играть! — скомандовал Алешка. — Встань! Сядь!

Малыш послушно и быстро выполнил команды, глядя на Алешку с глупой собачьей ухмылкой. Он сидел прямо на песке.

— Ложись на живот! — сказал Алешка.

Мальчик старательно распластался курточкой по песчаной куче. Пашка и Алешка неуверенно заржали. Они наблюдали подобное первый раз в жизни. Каждый из них считал своим долгом не слушать и не выполнять никаких команд, просьб или пожеланий, если только те не подкреплялись угрозами. А это существо в заношенных штанишках, по малолетству или по незнанию, наоборот, слушалось всех.

— А повернись на спину, — попросил Пашка малыша. — Посыпь себе камушков на голову.

Тот все сделал, не отрывая дружелюбного взгляда от их лиц. В его черных растрепанных волосах застряла мелкая галька, которой было много в речном песке из песочницы. Песок прилип к рукам, курточке, коленкам и даже лбу мальчика. Он улыбался.

— Эй, Дуди! — сказал Пашка. — Ешь песок!

Мальчик растерянно покосился по сторонам, а потом заискивающе улыбнулся Алешке.

— Он не будет есть песок, — сказал Алешка. — Он не станет.

— Дуди! — сказал Пашка, проигнорировав возражение и тыкая пяткой в песок у самого лица лежащего. — Каша! Ешь кашу! Ешь!

Малыш обрадованно схватил горсть песка и положил в рот. Стал сосредоточенно жевать. Было слышно, как песчинки влажно хрустят на зубах. Он улыбался. И так же, улыбаясь, взял и положил в рот еще одну горсть, сглотнул. Взял еще.

— Хватит! — крикнули Пашка и Алешка одновременно.

Они посмотрели друг на друга. Им отчего-то было немного страшно.

— Это что за Дуди такой? — спросил Алешка.