Георгий Федотов - Стихи духовные

• Название: Стихи духовные
• Автор: Георгий Федотов
• Жанр: Религия

Книга выдающегося русского историка и мыслителя Георгия Петровича Федотова (1886-1951) «Стихи духовные» занимает особое положение в научной литературе о русских духовных стихах - своеобразном жанре устного творчества, возникшем в результате народной переработки текстов высокой христианской культуры. Предмет книги много шире, чем тот материал, на котором она основана. Это исключительное по тщательности исследование содержательной, мировоззренческой стороны духовных стихов дает полную картину русской версии православия.

Г. П. Федотов Стихи духовные

(Русская народная вера по духовным стихам)

/ Вступ. ст. Н.И. Толстого; Послесл. С.Е. Никитиной; Подготовка текста и коммент. А.Л. Топоркова. - М.: Прогресс, Гнозис, 1991. - (Традиционная духовная культура славян / Из истории изучения). - 192 с.

http://philologos.narod.ru/fedotov/stihi.htm

OCR - Анна Богданович, Светлана Белякова, Web-редакция - Альбина Максимова, 2005

---

184

Tertium comparationis(лат.) - третье в сравнении, то есть то общее двух сравниваемых предметов, которое служит основанием для сравнения.

185

Согласно христианскому преданию, Мария Египетская (V в.) 17 лет была блудницей в Александрии, однако после раскаялась и удалилась в пустыню, где вела аскетический образ жизни. В западной традиции отдельные мотивы этой легенды были перенесены на Марию Магдалину, евангельскую последовательницу Христа, которая тоже начала изображаться как кающаяся блудница.

186

Прегнантный(франц. pregnant) - богатый, содержательный.

187

По-видимому, имеется в виду пословица «терпенье и труд все перетрут»

188

Здесь можно видеть внутреннюю полемику с Н.К. Никольским (см.:Никольский Н.К.О древнерусском христианстве // Русская мысль, 1913, кн. 4, 2-я паг., с. 1-23).

189

Об автобиографической подоплеке этих наблюдений свидетельствует дневниковая запись Федотова от 3 июля 1935 г.: «Сегодня кончил корректуру „Духовных стихов”. У народа тот же Христос, которого я знал в детстве. Я не выдумал Его. Он дан мне всей православной средой, в которой я жил (не матерью): иконой, лубочными картинками Страшного Суда, литургикой, сыростью и холодом воронежских церквей (страшный Онуфрий). Из Евангелия доходило только то, что шло в согласии с этим церковным миром (Страшный Суд, горе всем) » (приведено во вступительной статье Е. Федотовой в кн.: Фед. ЛР, с. I-II).

190

См. об этом статью Федотова «Эсхатология и культура» (1938). Ср.: «Русская религиозность всегда отличалась особой эсхатологической напряженностью — как в народной стихии, так и в новой православной мысли. Богословие и философия Вл. Соловьева, Н. Федорова, Н.А. Бердяева и о. Булгакова эсхатологичны — хотя и в разном смысле... Нельзя отрицать, что греческая мысль и благочестие рано отвлекли христианство от эсхатологических путей Израиля. Великая эсхатология подменялась малой: судьбой личной души. В аскетике и мистике проблема личного спасения получила свой эсхатологический фокус в факте смерти и в вере в бессмертие. Настоящая жизнь начинается за порогом гроба. История теряет всякий интерес для мистика. Для него и конец истории — Страшный Суд — мыслится лишь как окончательное завершение личной судьбы: в спасении или погибели. Практически он может забывать о нем, ибо его личный суд, его спасение определяются его жизнью и, особенно, его смертью... Теперь уже ясно, какие две концепции эсхатологии и культуры отвергаются христианским опытом Откровения и истории. Первая концепция — бесконечного, никогда не завершенного прогресса, которой жила секуляризованная Европа двух последних столетий. Вторая концепция — насильственной, внечеловеческой и внекультурной эсхатологии, — которой жило первохристианство и народная русская религиозность» (Фед. НГ, с. 319, 321, 322).

191

Проблема религиозного отношения к смерти рассматривается Федотовым в статье «О смерти, культуре и „Числах”» (1930—1931) (ЛР, с. 324—326).

192

Об этих апокрифах см.: Словарь книжников и книжности Древней Руси. XI — первая половина XIV в. Л., 1987, с. 59—61, 463—465.

193

Откровение Мефодия Патарского — переводное византийское сочинение (IV или VII в.), приписываемое в средневековой рукописной традиции епископу г. Патар в Малой Азии (жил в III—IV вв.). Федотов имеет в виду следующий фрагмент так называемой интерполированной редакции Откровения Мефодия Патарского (рукопись XVI—XVII вв.): «...якоже нецыи глаголют, яко от Ильины крови загорится земля, не есть такс, но аггел Господень повелением Божиим снесет с небесе и зажжет землю...» (Истрин В.Откровение Мефодия Патарского и апокрифические Видения Даниила в византийской и славяно-русской литературах. М., 1987. Тексты, с. 130).

194

См.: 2 Пет. 3, 7—13; 2 Фес. 1, 8; Отк. 21, 1. Ср.: Ис. 65, 17; 66, 22.

195

1 ноября по ст. ст. церковь празднует память святых бессребреников и чудотворцев Космы и Дамиана, а 8 ноября — Собор Архистратига Михаила и прочих небесных сил бесплотных.

196

Источник цитаты у Федотова указан неверно. Обнаружить его нам не удалось.

197

По объяснению Бессонова,неподсудливаяозначает «непосульная, неподкупная» (Бес. КП, II, 5, с. 222).

198

К этой мысли блаженного Августина (354—430) Федотов обращался также в статьях «Эсхатология и культура» (1938) и «Христианская трагедия» (1950) (см.: Фед. ИГ, с. 229—230, 330). Ср. в статье «Христианская трагедия»: «Если правда торжествует всегда, хотя, быть может, не на этом свете, где тут место трагедии? „Праведный радуется справедливости”, — говорил бл. Августин, а за ним повторял Фома Аквинский. Правда, в этой предустановленной гармонии есть одно уязвимое место — гибель грешников, и притом вечная гибель... Но в богословских системах, где любовь Божия отступила на задний план перед правосудием и всемогуществом, легко забывают о жертвах мировой гармонии. Какова теология, таково и благочестие... Но даже и Данте, лишь слегка затронутый францисканской духовностью, в основе чужд трагического мироощущения. Он, способный презрительно оттолкнуть ногой осужденного, цепляющегося за него из своей огненной реки, не чувствует сострадания к низким обитателям своего ада. Лишь при встрече с Паоло и Франческой и в немногих других местах, где светский кодекс морали слишком резко сталкивается с церковным, сострадание проникает сквозь кольчугу теологического разума и систематика возмездия окрашивается трагически» (Фед. НГ, с. 229—230).

199

В источнике стих читается: «Помилуй нас, Господи, помилуй нас!»

200

В источнике: «...А я воевода небесных сил...».

201

В источнике: «...Таковыя злыя муки, всё ради меня!»

202

Сходные наблюдения ранее сделал Ф.И. Буслаев: «...по роковому убеждению наших духовных стихов, будущего на земле уже нет; а есть только одно гнетущее, тоскливое настоящее, из которого один, и уже решительный выход — безапелляционный суд, без малейших проволочек и без всяких исправительных мер. Русская фантазия, создавшая духовные стихи, не знает милосердной, исправительной тюрьмы; она не хочет на время отложить казнь и сострадательно позаботиться об исправлении грешников, потому что разумных и гуманных средств для того не указала ей действительность» (Буслаев Ф.И.Народная поэзия..., с. 481).

203

По мнению Федотова, образ матери-земли в народной религиозности лишен эротических черт, характерных для культа славянского языческого божества Ярилы (см. подробнее: Fed. RR I, р. 14-15). В слове «панический» Федотов актуализирует его внутреннюю форму. («Пан как божество стихийных сил природы наводит на людей беспричинный, так называемый панический, страх...» - Мифы народов мира..., т. 2, с. 279.)

204

К этой мысли Федотов неоднократно возвращается в своих сочинениях. Например, в статье «Социальное значение христианства» (1933) он пишет: «Главное то, что, вероятно, благодаря славянской литургии и славянскому Евангелию, образ Христа и заповеди Его любви глубоко врезались в память и в сердце русского народа. Греша и падая, в своей жестокой и кровавой истории, русский народ не мог расстаться с этим Божественным образом. Он согревал его жизнь, смягчая человеческие отношения жалостью и прощением, уча видеть в бедном и страдающем не только брата, но и самого Христа, томя сердце жаждой иной, светлой жизни, в полноте осуществляющей заветы братской любви» (Фед. ТР, с. 41-42). Ср. в рецензии на книгу В.В. Розанова «Опавшие листья» (1930): «Любовь для Розанова - жалость и боль о человеке... Лишь погружаясь в жалость, Розанов встречается со Христом. Все еще отвращаясь от Евангелия (как аскезы), он ставит вопрос о смысле Христовой жертвы. Не Искупителя, не Победителя смерти, а страдальца и, притом, побежденного, готов принять Розанов» (Фед. ЛР, с. 303).

205

Комментарием к этому месту может служить следующий фрагмент из статьи Федотова «Христианская трагедия» (1950): «Фракийский Дионис, растерзанный титанами, сделался богом афинского театра... До наших дней не сохранились первоначальные формы дионисовой драмы, где являлся сам бог со своей свитой сатиров и вакхантов. дошедший до нас греческий театр выводит на сцену героев-людей, в своей жестокой судьбе повторяющих пассии Диониса. Это его маски или личины. Такова, по крайней мере, господствующая теория происхождения греческой трагедии...» (Фед. НГ, с. 224).