Неизвестно - Попов

• Название: Попов
• Автор: Неизвестно
• Жанр: Прочая старинная литература

---

Я сказал, что волков бояться — в лес не ходить. Да и выступаете вы не как критик, выносящий приговор, а как писатель, высказывающий свое личное мнение. «Так и в предисловии же об этом говорится, то есть о том, что заметки субъективны!» — подхватил Брыль. Решили ничего не убирать и не менять — оставить до корректуры, — там видно будет,

27 ноября 1977 г.

Звонил Виктор Козько. В издательстве «Мастацкая лiтаратура» дали резко отрицательную рецензию на его новую повесть. Автор рецензии, некто Шупенька, пишет следующее: «Неманская школа нашей прозы с ее раскованной манерой повествования не дает возможности раскрыться во всю силу и некоторым по-настоящему талантливым людям...» К числу последних — талантливых — причислен, разумеется, и Козько. Вот тебе раз и два — скованность, зажатость дает, а раскованность не дает... Ничего себе логика!

9 декабря 1977 г.

Пришла Светлана Евсеева, радостная, сияющая, почти счастливая, какой я никогда ее не видел.

— Двадцать четыре дня сидела в Королищевичах и написала поэму. О любви, но не только о любви. Представьте себе, пустыня... Впрочем, этого не передашь, это надо прочитать. Через неделю я принесу ее Татьяне Семеновне (машинистке), а когда она перепечатает, дам прочитать вам. В Королищевичах читал Велюгин, он, кстати, талантливый поэт, и ему поэма очень понравилась. Он даже сказал, что ее надо печатать не здесь, а в «Новом мире»... Но я хочу, чтобы вы прочитали. И сказали мне всю правду, как поэма, по-вашему, получилась или не получилась. Я сказал, что прочитаю с удовольствием. Светлана заговорила о пользе чтения рукописей друг друга. По ее словам, когда она жила в Москве, то часто давала читать свои стихи другим поэтам, и их не только похвалы, но и критика ее как-то воодушевляли, толкали писать. А здесь она одинока, оторвана, и часто бывает, что ей просто-напросто не пишется.

13 декабря 1977 г.

Вот новость — Макаенок наконец и взаправду уходит! Аксенов, секретарь ЦК КПБ, уже подписал соответствующее решение. Главным редактором «Немана» назначен Анатолий Кудравец...

4 января 1978 г.

Состоялась передача власти. От ЦК присутствовал Петрашкевич, от Союза писателей — Шамякин. Петрашкевич произнес краткую речь, полагая, что на этом все и кончится. Но тут встал я.

— Нам приятно, что ЦК дал высокую оценку деятельности Макаенка на посту главного редактора. Со своей стороны, мне хотелось бы сказать несколько слов от имени неманцев...

Упор я делал на человеческие и партийные качества Макаенка. Не секрет, сказал я, что в Белоруссии сильны антирусские тенденции. Пусть только в руководстве Союза писателей, но они, эти тенденции, безусловно есть. В этих условиях требуется мужество, чтобы, будучи белорусским писателем, в то же время проводить правильную политику по отношению к русским, живущим в республике. Макаенок обладал таким мужеством. Для нас, неманцев, он был не просто талантливым драматургом и чутким редактором, — он был нашим ходатаем, защитником, что, быть может, еще важнее.

— Спасибо тебе, Андрей!

После меня выступил Шамякин, за ним Макаенок, наконец, и сам Кудравец. Потом мы вчетвером — Петрашкевич, Шамякин, Кудравец и я — отправились к Макаенку «отметить» это дело. Я не хотел идти, но Макаенок рассердился: «Не валяй дурака!» И пришлось смириться. Не хотелось обижать Макаенка. Здесь, после второй рюмки, Петрашкевич принялся читать монолог из своей новой пьесы. Я слушал и молчал. Остальные хвалили: «Здорово! Молодец!» Обиднее всего, что хвалил... Макаенок!

Итак, факт совершился. (...) Перед началом церемонии Тамара Алексеевна, наш корректор, сказала: «Георгий Леонтьевич, а можно Петрашкевичу задать вопрос?» Какой, спрашиваю. «Почему?» Да, этот вопрос сейчас у всех на устах. К нам приходят, нам сочувствуют. Жалеют журнал. Боятся, что он начнет линять, сползать и наконец превратится в бледное, заурядное издание, каких миллион.

27 января 1978 г.

Год «Неман» завершил хорошо. Прибыль составила 308,1 тысячи рублей.

Заказ на 1978 г. достиг 160 000 экз. Это успех — и большой успех. Но... издательство снизило план со 148 000 до 145 000 экз. и распорядилось печатать, начиная со второго номера, только 148 000 экземпляров.

Нежирно!

4 февраля 1978 г.

Сегодня утром в Несвиже умер Аркадий Кулешов.

3 марта 1978 г.

Пришел Дмитрий Павлович Мороз, известный книголюб, и положил на стол газету:

— Читайте!

Это была «Пионерская правда» за вторник 16 ноября 1943 года. В газете, на первой странице, было сказано следующее: «Орден «Победа» — высший военный орден. Им будут награждаться лица высшего командного состава за успешное проведение таких боевых операций одного или нескольких фронтов, в результате которых в корне меняется обстановка в пользу Красной Армии».

Вот так-то!

Анекдот... Его рассказал Саша Приходько, помощник и т. д., в присутствии Михаила Шибалиса. Приходит Жуков к Сталину и подает план разгрома немцев под Сталинградом. Сталин молча берет план и кладет его в стол. «Что вы, товарищ Сталин?»— «Надо сначала согласовать с полковником Брежневым, товарищ Жуков!»

21 марта 1978 г.

Все возвращается на круги своя. Вот и мы дожили до времен, когда «Литературная газета» превратилась в «Северную пчелу», а Александр Чаковский — в Фаддея Булгарина.

Александра Борисовича, видите ли, задели резкие слова Янки Брыля в его адрес. Он, разумеется, обиделся, и сильно обиделся. Как так, у него-то, у Александра Борисовича, нет глубины и талантливости? Это он-то пишет не с

чистыми руками и не с чистым сердцем? И — сразу с жалобой в ЦК КПСС: «Обижают! А я выдвинут на Ленинскую премию!» Ну, а из ЦК КПСС позвонили в ЦК КПБ, здесь вызвали на «ковер» (к Александру Леонтьевичу) новогоглавного, сделали ему серьезное внушение, сказали, что, возможно, придется делать оргвыводы.

Что ж, оргвыводы так оргвыводы. Я спокоен. Какую-нибудь пенсию дадут, не пропадем. Как писал Твардовский, «еще мне в жизни будет трудно, но чтобы страшно — никогда!» Больно и обидно только, что подобные вещи — литературное фискальство — возможны в наше время и в нашей стране. Чаковский может замалчивать или поносить кого угодно — «Литературная газета» в этом смысле не стесняется, — а его не трожь! А сам же, наверно, болтает, что перед критикой, как перед богом, все равны.

С грустью думаешь и о Ленинской премии. Иногда кажется, что она превратилась уже не в ленинскую премию, а в перстень с бриллиантами. Константин Симонов, Александр Чаковский... Кто следующий?

23 марта 1978 г.

Ну и заварилась каша.

Звоню Янке Брылю:

— Пришло письмо из Подмосковья. Переслать или придете сами?

Брыль попросил переслать.

— Что слышно? — спрашивает.

Объясняю, что публикация кое-кому не нравится. «Кому именно?» Да Александру Чаковскому, говорю. «Вот каста неприкасаемых!» Я сказал, что и я эти слова употребил вчера в разговоре с Анатолием Козловичем. Задетые в блокнотных записях и есть каста. Каста неприкасаемых.

А вчера — собрание партгруппы. Кроме наших товарищей присутствовали Козько, Козлович и Круговых. Короткий доклад Кудравца. Прения... Все выступавшие отмечали, что сама по себе публикация замечательная. Жаль, проскочили резкие выражения, которые и задели кое-кого. И все, в том числе и Круговых, говорили о романе «Блокада» — слабый, настолько слабый, что о нем всерьез и говорить нельзя.

Только воротился с работы — звонок от Макаенка: «Приди, я завтра иду к АТК, надо поговорить». Прихожу. Пока толковали о том о сем, явился Шамякин. Разговор продолжили уже за столом. У Макаенка отношение к публикации двойственное. Что-то ему нравится, что-то не нравится. Шамякину больше не нравится, чем нравится. И оба они, кажется, недолюбливают Брыля.

Завтра они пойдут к АТК, то есть к Кузьмину, хотят посоветовать ему не раздувать это дело, во всяком случае, не выносить его на бюро ЦК КПБ. «Обсудим на совместном заседании бюро и президиума Союза писателей, вкатим Попову выговор или строгий выговор, и хватит!» Но из верхов звонили самому Машерову, и это серьезно осложняет дело. А если вынесут вопрос на бюро ЦК, тогда что, спрашиваю.

— Тогда, братка, придется расстаться с работой и персональной пенсией, — сказал Шамякин.

Я ушел в половине девятого. Шамякин еще остался.

24 марта 1978 г.

Звонил Брылю.

— Как настроение, Иван Антонович?

— За вас переживаю. Жалко, что пострадаете вы и журнал.

— Ну вот! А меня больше беспокоит, что пострадаете вы и Евгений Иванович!

— А Евгений Иванович что?

— Как же, он выдвинут на Ленинскую премию, могут и не дать. Чаковский, говорят, страшен в гневе.

— Дадут! Положение у Танка прочное! Вы скажите, что вам грозит, что слышно?

— По слухам, меня собираются уволить с работы и лишить персональной пенсии, вот и все.

А через час пришел Макаенок с Любовью Ивановной, своей женой. Взял у меня тринадцатую зарплату, уплатил членские взносы. Пока он платил, мы с Любовью Ивановной сидели и толковали о всякой всячине. Между прочим