Михаил Каратеев - По следам конквистадоров

• Название: По следам конквистадоров
• Автор: Михаил Каратеев
• Издательство: Мир и культура
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1991

Михаил Каратеев (1904–1978) рассказывает о попытке в 1930-е годы группы русских эмигрантов, в которую входил и он, заняться сельским хозяйством в Парагвае. Впервые книга напечатана в Буэнос-Айресе в 1972 году.

---

— Вы не смотрите, что сейчас все это так неприветливо выглядит, — успокоил генерал, заметивший общее впечатление, — Вы попали сюда после жесточайшей двухлетней засухи, а вот пойдут дожди и сразу все станет иным.

Так оно и оказалось, но все что мы теперь видели, да еще в связи с откровением о случающихся тут двухлетних засухах, никак не располагало к оптимизму.

Через час перед нами показалось одиноко стоявшее на пригорке здание. Передняя часть его была выстроена из кирпича и имела вид довольно приличного дома, а задняя представляла собой обширный дощатый барак, со всех сторон окруженный широким навесом. За бугром начинался густой, низкорослый лес, подковой обступивший место, расчищенное под школьные плантации, которые выглядели довольно плачевно.

Со стороны кампы владения школы были огорожены проволочной изгородью. Автомобиль въехал в ворота, и через минуту мы, мокрые от пота и покрытые толстым слоем пыли, высадились на широком дворе и принялись знакомиться со встретившими нас людьми и с обстановкой.

Занятия в школе сейчас не велись и она фактически пустовала, так как почти весь ее персонал и студенты находились на фронте. Налицо были только директор, — средних лет инженер-агроном — и три преподавателя, один совсем старик, а два других — молодые лейтенанты, возвратившиеся с войны вследствие полученных ранений. Все они оказались милейшими людьми, особенно лейтенанты, которые быстро с нами сдружились, почти все время проводили в нашей компании и охотно предоставляли нам своих верховых лошадей, пока мы не обзавелись собственными.

Что касается студентов, то их было человек пятнадцать, в своем большинстве тоже раненых или по иным причинам отпущенных из действующей армии. К нашему приезду их всех выселили под навес по левую сторону здания, а нам предоставили всю внутренность барака и навес с правой стороны.

За исключением двух больших столов и нескольких скамеек, стоявших на балконе, никакой мебели не было. Пол барака был выложен кирпичом, а стены сделаны из какого-то красно-коричневого дерева такой невероятной твердости, что при попытке вбить в него гвоздь он гнулся как оловянный, не оставляя на доске даже царапины.

Занавесью, сделанной из одеял, барак разгородили на холостую и семейную половины, а спать вначале пришлось на багажных ящиках или просто на самодельных тюфяках, набитых травой и положенных на пол. Но уже на следующий день нас посетил приехавший из города католический священник, который, увидя это, немедленно прислал нам штук двадцать железных кроватей, взятых из какого-то монастыря. Ими снабдили семейных и пожилых, а остальные вскоре обзавелись парагвайскими койками, плетенными из сыромятных ремней. Впрочем большинство сельского населения здесь предпочитает спать в гамаках.

На европейскую оценку это наше временное жилище было более чем примитивно и убого. Но по сравнению с теми «хоромами», в которых нам суждено было жить потом, оно являлось верхом роскоши и комфорта.

Первые впечатления

Выгрузив свой багаж и сложив его под навесом, мы прежде всего устремились к колодцу, который заметили на другом конце двора. Всех томила жажда, не говоря уж о том, что каждому хотелось поскорее освежиться умыванием и привести себя в порядок. Заглянув в колодец, мы увидели, что он очень глубок, но все же на дне приятно поблескивала вода.

Пока мой друг и однокашник Анатолий Флейшер опускал ведро, все посбрасывали рубахи, достали полотенца, мыло и приготовились к купанию.

— Что-то больно легко идет, — сообщил Флейшер, накручивая веревку на скрипучий ворот. — Впрочем, может быть у меня силы удвоились от парагвайского воздуха.

Через несколько секунд ведро показалось у края колодца. В нем было не больше литра мутной, красноватой воды.

— Дьявольщина! Не может быть! — посыпались восклицания. — Ты вероятно плохо утопил ведро. А ну, тащи еще раз!

Опыт был повторен с тем же печальным результатом. Дно колодца едва покрывала грязная, неприятно пахнувшая вода, в Европе такой не стала бы пить и лошадь. Не зная что делать, мы разразились руганью. В это время к нам подошел какой-то парагваец и с гордостью заявил:

— Прекрасная вода! Это лучший колодец в окрестности.

Мы думали, что человек шутит, но он приложился к ведру, с явным наслаждением напился и пошел своей дорогой, Скрепя сердце, мы последовали его примеру и принялись утолять жажду. Вода была противно теплая и сильно отдавала землей. Потом, вытаскивая каждый раз все меньше этой драгоценной влаги и экономя ее как бедуины в центре Сахары, кое-как смыли с себя дорожную пыль.

Надо сказать, что по утрам воды бывало больше и выглядела она чище. Но к полудню колодец иссякал и в нем едва можно было зачерпнуть ведром немного грязной жижи. Чтобы помочь беде, директор школы предоставил в наше распоряжение повозку с бочкой и пару волов, на которых мы стали привозить воду с кампы[2], из родника, находившегося километра за полтора от школы. Вода в нем разила болотом и имела неприятный привкус, как, впрочем, и всякая другая в этом районе, за исключением речной.

— Что, не нравится здешняя вода? — спросил генерал, подходя к колодцу. — Ничего, со временем привыкнете, она тут всюду такая. Чтобы отбить привкус, добавляйте в нее лимонный сок, а еще лучшей пейте терере.

— А что это за штука? — спросил я.

— О, это замечательный напиток, который здешним индейцам был известен с глубокой древности. Он прекрасно утоляет жажду, благотворно действует на желудок, а главное — возбуждает энергию, что особенно важно в сильную жару, когда человеком овладевает апатия. Сейчас я вас угощу!

Подозвав солдата вестового, который его всюду сопровождал, Беляев на языке гуарани отдал ему какое то распоряжение. Парагваец извлек из сумки небольшую, выдолбленную внутри и полированную снаружи тыквочку, из полотняного мешочка насыпал в нее чего-то похожего на махорку или на мелко искрошенное сено, долил колодезной водой, вставил внутрь металлическую трубочку с сетчатым наконечником и протянул это приспособление генералу. Последний высосал жидкость, снова налил в тыквочку воды и принялся угощать нас. Напиток был горьковат и поначалу никому не понравился. Но позже мы все к нему пристрастились, ибо он отбивал вкус отвратительной воды и в самом деле слегка подбадривал. Это был знаменитый парагвайский чай «мате», который, следует отметить, не имеет с настоящим чаем ничего общего ни по вкусу, ни по природе[3], но содержит в себе алкалоид, почти идентичный кофеину, чем и объясняется его бодрящее действие.

Пьют его решительно все, как здесь, так и в соседних странах, или в виде только что описанного «терере», или заваривая горячей водой, но всегда по тому же способу. Трубочки для этой цели часто делаются из серебра и золота, а тыквочки художественно расписываются или инкрустируются, некоторые представляют собой подлинные произведения искусства и стоят больших денег.

В какой бы парагвайский дом вы не зашли, вам прежде всего предложат терере, причем все сосут поочередно из того же сосуда и через ту же трубочку. Отказаться — значит кровно обидеть хозяев, и нам вначале стоило большого труда пересиливать свою брезгливость. Однако привыкли и ни с кем ничего плохого не случилось.

Вообще в парагвайской провинции весьма развито питье из одной посуды. Если вы зашли, например, в какой-нибудь деревенский кабачок и заказали себе стакан вина или местного рома — каньи, то считается очень плохим тоном выпить его, не пустив предварительно вкруговую, хотя бы вы никого их присутствующих не знали. Очень часто заказанный стаканчик кабатчик подает не вам, а прямо старшему по возрасту, который отхлебнет немного или просто пригубит и, поблагодарив вас, передаст стакан следующему. Обойдя всех, он доходит до заказчика и тогда можно его допить. После этого, если у кого-либо из участников круга есть деньги, он сейчас же закажет второй стакан и тоже пустит его вкруговую, но уже начиная с вас. В силу такой постановки дела, в редком из этих захолустных кабачков в мое время бывало больше одного стакана и одной рюмки, которыми и обслуживалась вся клиентура. Обычай этот в наших краях держался очень крепко, и не нарушая его мы в значительной степени расположили к себе соседей-парагвайцев.

Однако возвращаюсь к событиям дня. Время до темноты было посвящено разборке вещей и беглому осмотру ближайших окрестностей. Как я уже отметил, привлекательного в них было мало и настроение публики падало с каждой минутой, Думаю, что если бы в эти мгновения какой-либо чародей предложил возвратить желающих в Европу, большинство без колебаний воспользовалось бы его любезностью. Но все понимали, что возврата нам нет и что ни задним умом, ни проявлениями запоздалых эмоций положения не изменишь.

Вечером под навесом зажгли тускло горящий керосиновый фонарь, все расселись вокруг и начался обмен мнениями. Общий их фон был довольно мрачный. Одни неискренне бодрились и силились укрепить павших духом, другие старались отыскать в нашей авантюре комические стороны и натянуто острили, третьи были откровенно подавлены и угрюмо молчали. Всем было ясно, что делать окончательные выводы еще не время, но вместе с тем каждый понимал, что обступившая нас действительность очень далека от всего того, что обещала дутая реклама колонизаторов, которая создала у всех совершенно ложное представление и о Парагвае, и о том, что нас ожидает в новой жизни.