Михаил Каратеев - По следам конквистадоров

• Название: По следам конквистадоров
• Автор: Михаил Каратеев
• Издательство: Мир и культура
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1991

Михаил Каратеев (1904–1978) рассказывает о попытке в 1930-е годы группы русских эмигрантов, в которую входил и он, заняться сельским хозяйством в Парагвае. Впервые книга напечатана в Буэнос-Айресе в 1972 году.

---

На следующий день, пополудни, наш пароход бросил якорь посреди реки: ввиду обмеления Парагвая, вызванного сильной засухой, он дальше идти не мог. К счастью до Асунсиона отсюда оставалось не более десяти километров. Нас перегрузили на подошедший колесный пароходик, а багаж на баржу, которую он вел на буксире.

Не проехали мы и двух верст после этой пересадки, как к нам приблизился быстроходный военный катер. На его баке стоял невысокий человек с бородой, в форме парагвайского дивизионного генерала. Это был столь прошумевший в те годы И.Т.Беляев. Кроме него, на катере находилось еще четыре парагвайских офицера, все они тоже оказались русскими.

Как только генерал поднялся на борт, Керманов отрапортовал ему о благополучном прибытии группы, затем принялся представлять всех нас. Беляев был добродушен, приветлив и держался просто, без всяких потуг на сановное величие. Едва закончились рукопожатия, он отвел Керманова в сторону и под нашими пытливыми взорами они минут пять о чем-то вполголоса совещались. Затем Керманов, обращаясь к нам, объявил:

— Господа! Его превосходительство предлагает нас, как образцовую группу, на которую возлагаются особые надежды, отправить не в станицу его имени, а на север страны, в район города Концепсиона, где все условия будут несравненно лучше. Я считаю, что нам остается только поблагодарить генерала и принять это великодушное предложение, что я от имени группы и сделал. Пароход на Концепсион отправляется сегодня вечером.

Некоторые приняли это известие безучастно, но у многих физиономии вытянулись. Энкарнасион, возле которого до сих пор селили колонистов, был расположен в субтропической и сравнительно обжитой местности, где достаточно было переплыть на пароме реку, чтобы попасть в большой аргентинский город Посадос, тогда как Концепсион находился в другом конце страны, в тропической зоне и на сотни верст вокруг не было ни одного мало-мальски культурного центра. Условия жизни в этом районе были нам совершенно неизвестны и едва ли могли сулить что-либо хорошее. Но мы были связаны воинской дисциплиной и добровольно данным обязательством безоговорочно подчиняться директивам Керманова, который теперь и решил самостоятельно нашу общую судьбу.

Заметив на некоторых лицах явно выраженное неудовольствие, генерал Беляев поспешил добавить:

— Вам, господа, будет там во всех отношениях лучше! Прежде всего, вам нужен один общий участок земли, не меньше тысячи гектаров, кроме того, полковник говорит, что за вами последуют другие группы из Люксембурга — им, конечно, тоже надо дать землю рядом. Возле Энкарнасиона вы не поместитесь, а в Концепсионском округе казенной и бесплатной земли непочатый край, там можно посадить десятки тысяч колонистов, и то тесно не будет! Очень важно и то, что земля там гораздо плодороднее, воды больше и жизнь значительно дешевле. Но самое главное — вы будете там первыми и, естественно, явитесь господами положения и ядром будущей колонизации, тогда как в Энкарнасион понаехал всякий сброд и с первых же дней вам бы там пришлось дышать атмосферой интриг и разложения. Вот почему я и выбрал для вас это новое, великолепное место, куда мы поедем вместе, и я вас оставлю только тогда, когда все будет налажено и устроено.

Воспользовавшись тем, что Керманов на минутку отделился от группы, обступившей генерала, я подошел к нему и сказал:

— Николай Петрович, а не слишком ли рискованно наобум тащить туда женщин и детей? Ведь судя по карте, этот Концепсион находится у черта на куличиках, на границе необитаемого Чако и совсем близко от Мато Гросо — самого дикого и неразведанного угла Бразилии.

— Пустяки! Мы не в Чако едем и не в Мато Гросо, а в Концепсион, а это, говорят, второй по величине город Парагвая. Генерал Беляев знает страну получше нас и если он говорит, что там нам будет хорошо, значит туда и надо ехать без всяких разговоров.

Спорить было бесполезно и побуждения Керманова я хорошо понимал: в Концепсионском районе, в случае расширения колонизации, ему было обеспечено первенство и главенство, а в Энкарнасионе уже не было недостатка во всяких начальниках и атаманах.

— …ждут вас с нетерпением, как будущий культурный оплот края, — ручейками журчал между тем голос Беляева. — Город вам устроит торжественную встречу. Там есть образцовая агрономическая школа, ее директор мой большой друг, он вам во всем поможет и будет руководить вашими первыми шагами. В этой же школе вы получите прекрасное и бесплатное помещение, где будете жить, пока не ознакомитесь с районом и не выберете подходящего для вашей колонии участка. Верьте мне, господа, вам там будет отлично! Через два-три года все вы станете богатыми людьми, а я буду продолжать заселение этого края русскими и посылать к вам только отборную публику, а не такую рвань, которая в корне погубила колонизацию возле Энкарнасиона…

Все слушали генерала развесив уши и на разочарованные и хмурые лица постепенно возвращалось выражение безмятежного спокойствия.

Тем временем наш пароход вошел в асунсионский порт и начал пришвартовываться к пристани, которая, благодаря обмелению реки, казалась нелепо высокой, как бы взгромоздившейся на ходули обросших зеленью свай.

В столице Парагвая

До отплытия парохода на Концепсион у нас оставалось часов семь времени и публика предполагала отправиться в город, чтобы в его лице надолго проститься с цивилизованным миром. Но в Асунсион нас не пустили, что Беляев объяснил какими-то новыми установлениями правительства. Позже мы узнали, что правительство тут было совершенно ни при чем и что генерал сам распорядился не выпускать нас из порта, опасаясь того, что получив от русских старожилов более объективную информацию о концепсионском районе, многие откажутся туда следовать.

По местным законам, каждый из нас имел полное право остаться в Асунсионе и ни в какие тартарары не ехать, но это обстоятельство генерал Беляев и все его помощники от нас скрывали особо тщательно.

Керманова, в связи с нашими делами, генерал повел в какое-то министерство, а мне и еще двоим все же «достал» разрешение на выход в город, т. е. просто приказал страже нас пропустить, приставив к нам одного из сопровождавших его офицеров, Последний несколько часов водил нас по столице и любезно показывал все ее немногочисленные достопримечательности, старательно избегая таких мест, где мы могли бы повстречаться с кем-либо из русских.

Говорят, что за истекшие сорок лет Асунсион значительно благоустроился и обратился в приличный город, но тогда он поразил нас своей запущенностью и неуютностью. Раскаленные зноем каменные мостовые, неприглядные одноэтажные дома, из которых, может быть, один на десять не нуждался в солидном ремонте, пыльные, выгоревшие скверики, более чем скромные магазины и рестораны, из коих только два или три можно было назвать приличными, да четыре кинематографа полусарайного типа — таков был в те годы основной контур парагвайской столицы. Более отрадно выглядели только две загородные улицы, «авеницы» Испания и Колумбия, где среди обильной зелени ютились иностранные посольства и резиденции местной знати.

В самом центре, на берегу реки, окруженный облупленными домишками, высился президентский дворец — желтое двухэтажное здание с колоннадой, в мечтах о ремонте задумчиво глядевшее на рейд. Перед ним покачивались на якорях десятка два барж, груженых дровами, углем, апельсинами, да и просто пустых, украшенных только вывешенными для просушки бельем.

В городе не было ни одной асфальтированной улицы и центральная его часть, занимавшая кварталов пятнадцать по берегу реки, да столько же в глубину, была вымощена горбатыми булыжниками, величиной с человеческую голову. По ним, раскачиваясь и подпрыгивая, тряслись старенькие, в большинстве случаев, автомобили, с грохотом проезжали конные ломовики, да изредка проносился до отказа набитый публикой «автобус». Я взял это слово в кавычки потому, что автобусами в Асунсионе служили военные грузовики-трехтонки, отбитые у боливийцев. Над ними были натянуты полотняные тенты, вдоль бортов поставлены скамейки, а сзади приделана лестничка для входа. Красовалась надпись: «Для 18-и пассажиров», но ехало их обычно втрое больше, до предела набиваясь внутрь, сидя на радиаторе, на кабинке шофера и целыми гроздьями повисая снаружи. К счастью, парагвайцы народ чрезвычайно опрятный и самый последний бедняк, зачастую не имеющий денег даже на мыло (в этом случае его заменяет кусок кирпича), всегда тщательно следит за чистотой своего тела и одежды. И, потому, внедряясь при сорокаградусной жаре в человеческое месиво такого автобуса, вы не чувствуете запахов, присущих толпе. Не слышно также никакого галдежа, парагвайцы говорят тихо, особенно в общественных местах и никогда не унижаются до крикливости.