Евгений Тарле - Сочинения — Том I

• Название: Сочинения — Том I
• Автор: Евгений Тарле
• Издательство: ИЗДАТЕЛЬСТВО АКАДЕМИИ НАУК СССР
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1957

---

В 1815 г. произошло событие, показавшее, что католики считают О’Коннеля своим вождем, но вместе с тем тяжело повлиявшее на всю его душевную жизнь. Когда одна дублинская корпорация подала парламенту петицию, направленную против о’коннелевских домогательств, то О’Коннель в одной своей речи грубо выбранил эту корпорацию. Один из ее членов (д’Эстерр) счел себя оскорбленным и вызвал О’Коннеля на дуэль. Дуэль состоялась, и О’Коннель убил своего противника. Но когда после дуэли разнесся ложный слух о смерти О’Коннеля, произошла угрожающая демонстрация в Дублине, быстро сменившаяся самыми бурными проявлениями радости, фейерверками, факельными шествиями, как только истина обнаружилась. Но сам О’Коннель был так страшно подавлен невольным убийством, что не мог даже сразу оцепить всего значения этого первого после долгих лет активного проявления народных чувств. Тотчас после этой дуэли сильно обострились отношения между О’Коннелем и Робертом Пилем, который был тогда главным секретарем при ирландском вице-короле. Пиль был в те годы настроен чрезвычайно нетерпимо относительно католиков; его называли даже оранжистом самой чистой воды. Узнав, что Роберт Пиль в английской палате общин с насмешкой о нем отозвался, О’Коннель на одном митинге заявил, что так как тут несомненно присутствуют шпионы, то вот он покорнейше просит этих шпионов передать мистеру Пилю следующее: он, мистер Пиль, не посмеет нигде, ни в одном месте, где он был бы обязан отчетом в своих словах, неуважительно отозваться об О’Коннеле. Шпионы столь корректно и аккуратно исполнили миссию, возложенную на них оратором, что уже на другой день к О’Коннелю явился с объяснениями один из друзей Пиля. После нескольких дней объяснений и препирательств было решено отправиться в Остенде и там стреляться. Но по пути (в Лондоне) О’Коннель был арестован, и дело расстроилось. Он вернулся в Ирландию, снова заставив весьма много о себе говорить.

Трудность положения О’Коннеля основывалась на следующем. Он являлся в эти годы (от начала унии, с 1800-х годов, по 1829 г.) представителем интересов главным образом достаточных классов ирландского народа, католических лендлордов и католической торгово-промышленной буржуазии, тех классов, которые прежде всего должны были воспользоваться отменой тест-акта и занять места в парламенте. Политический идеал — эмансипация католиков — волновал эти достаточные классы без всякого сравнения больше, нежели голодную и несчастную массу крестьян-арендаторов, которых изводили и высокая аренда; и страх изгнания с арендуемой земли, и десятина в пользу господствующей (чуждой им) церкви. Можно без преувеличения сказать, что девять десятых ирландского народа думало не столько об эмансипации католиков, не столько о распространении на них парламентских прав, сколько о спасении от голодной смерти. Но (как это случалось в аналогичных случаях и с другими) своей энергией, организаторским талантом, искренним убеждением, что он действует на пользу всего народа, а не только маленькой его части. О’Коннель превратил в конце концов вопрос об эмансипации католиков в общенациональное дело и объединил вокруг этого дела почти весь ирландский народ. Ему удалось направить всю силу недовольства, снова начавшего проявляться в народных массах, именно в эту сторону и внушить крестьянству, что эмансипация католиков есть огромный шаг к немедленному исправлению всех бед. Было ли это так на самом деле? Нет, огромным шагом вперед в этом смысле эмансипация назваться не может, хотя, конечно, как всякая мера освободительного характера, она являлась несомненным прогрессом, несомненным и крупным завоеванием идеи социальной справедливости. Но лгал ли, хитрил ли О’Коннель с народными массами, упорно привлекая их к борьбе за эту меру, непосредственно нужную лишь зажиточным классам? Тоже нет; здесь только повторялось в маленьком масштабе то, что и в крупных, и в малых масштабах происходило в остальных европейских странах с конца XVIII столетия: представители имущих классов искренно и горячо отстаивали то, что они считали общечеловеческими или общенациональными правами, нисколько не задумываясь над теми экономическими условиями, которые фатально предоставят пользование этими правами исключительно достаточному меньшинству нации. И О’Коннелю, подобно деятелям Франции 1789 г., удалось собрать почти весь свой народ вокруг требования эмансипации католиков. Ему это было не легко и далось не сразу, а после 15 лет упорной агитации. Его роль в эти первые посленаполеоновские годы заключалась в политическом воспитании народа в том духе, как ему это казалось наиболее целесообразным. Он был убежденным противником революционных средств борьбы и считал, как мы уже сказали, деятелей 1798 г. и 1803 г. людьми роковыми для Ирландии. Но как он представлял себе новую тактику, которой надлежит держаться для достижения хотя бы сравнительно скромного идеала — эмансипации католиков? «Будем, мои земляки, сходиться; будем готовить наши петиции; пусть этих петиций будет много; пусть они будут проникнуты единым духом и приурочены к одной цели — к достижению эмансипации», — читаем в одной его речи, сказанной в 1819 г. Эта исключительно законная, конституционная, строго лояльная почва была за всю жизнь О’Коннеля единственной, на которой он хотел стоять и от которой очень многого ожидал. Петиции, митинги, в самом крайнем случае мирные демонстрации — вот были рекомендуемые им средства.

Обстоятельства сложились необычайно благоприятно для О’Коннеля, и после мертвенной реакции 1800–1815 гг., после трудного и медленного национального пробуждения 1815–1820 гг., когда идея эмансипации католиков послужила средством этого пробуждения, наступило время ожесточенной схватки с временно ослабевшим неприятелем. В 1817, 1819, 1821 и следующих годах в Англии происходило бурное народное движение; буржуазия рука об руку с рабочими боролась против аристократии, промышленные города — против привилегий крупного землевладения. Консервативный кабинет лорда Ливерпуля, Эльдона и Кэстльри должен был считаться с систематическими и страшнейшими аграрными поджогами в самой Англии, с кровавыми, яростными демонстрациями на площадях Манчестера, Лондона, Бирмингема, с прямыми угрозами революционного характера. Прерывалось действие habeas corpus act’a, посылались войска, производились усмирения с убийствами и поранениями, и в Англии, и на континенте временами казалось, что великобританское государство находится на пороге революции. В первый период этой эпохи (до начала 1820-х годов) Ирландия очень медленно пробуждалась после долгого оцепенения, и о’коннелевские речи на митингах в пользу эмансипации, о’коннелевские дуэли, о’коннелевская пропаганда в прессе создали теоретическую основу движения (требование эмансипации католиков), указали вождя (О’Коннеля), расшевелили общество, привлекли голодную и полуголодную массу, но ни в малейшей степени не воскресили сами по себе традиций 1798 г. Пока старик Граттан был жив, им как ирландским патриотом, в качество протестанта имевшим возможность попасть в парламент, пользовались католики для попыток законодательным путем провести эмансипацию, но ничего не выходило.

В июне 1820 г. Граттана не стало, и надежды на парламентское проведение эмансипации (и без того очень слабые) еще более потускнели. Но, с другой стороны, тот же год принес смерть Георга III и вступление на престол Георга IV, и О’Коннель всецело подпал под власть столь бурного припадка лоялистических чувств, какой с ним ни раньше, ни позже не повторялся и который увлек в то же время почти всю влиятельную католическую аристократию и буржуазию. Дело в том, что О’Коннелю показалось (а он был человеком большой впечатлительности и сильной импульсивности), будто новый король, в противоположность отцу своему, покажет себя благосклонным к католикам. Король Георг IV был совершенно не повинен в приписанных ему чувствах. Будучи наследным принцем и регентом (во время сумасшествия отца), Георг весьма много кутил, употреблял необычайное (даже для ганноверской династии) количество спиртных напитков, производил ряд скандалов в семейной своей жизни и дружил известное время с вигами, благодаря поддержке которых парламент соглашался платить его долги в некоторую трудную для Георга эпоху. Больше ничем особенным новый король проявить себя не успел.

12 августа 1821 г. король Георг IV прибыл в Ирландию, которую уже давно намерен был почему-то навестить. Дублин был иллюминован, всюду толпы народа выкрикивали приветствия, жгли фейерверки, стреляли из пушек. О’Коннель с демонстративным усердием иллюминовал все окна своего дома. Король Георг был в восхищении, пил за здоровье дублинцев, пил за процветание Ирландии, пил за католиков, пил за протестантов и вообще за прочие вероисповедания, произносил милостивые слова, давал несколько неопределенные, но тоже милостивые обещания, и обе стороны так действовали друг на друга, что О’Коннель плакал от радости, провозглашал новую эру для Ирландии и даже основал общество «Королевско-Георгиевский клуб» с целью споспешествовать дальнейшему взаимному англо-ирландскому дружелюбию и, в частности, возделывать и впредь «чувства благодарности к его величеству королю Георгу IV — да хранит его господь! — которые ныне одушевляют каждую ирландскую грудь».