Александр Дюма - Консьянс блаженный

• Название: Консьянс блаженный
• Автор: Александр Дюма
• Издательство: Арт-Бизнес-Центр
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1999
• ISBN: 5-7287-0051-9

Сюжет романа Дюма «Консьянс блаженный» — трогательная юная любовь, которую чуть было не погубили кровавые события заката империи Наполеона; действие его происходит с января 1810 г. по июль 1815 г. в основном в окрестностях Виллер-Котре, родного города писателя. Отсюда особая, лирическая тональность этого произведения, исполненного человеколюбия, утверждения неизбежности победы добра над злом и верой в высшую справедливость.

_{Иллюстрации Е. Ганешиной}

---

— Да что вы, я пошутил, — успокоил ее Толстый Шарль. — Всё, до встречи, Мартино! Спасибо, благодаря тебе я оказался в приятной компании… Вам удобно, прелестное дитя?

— Да, господин Шарль.

— Вот и хорошо! Н-но, Блюхер, пошел!

Таким именем — Блюхер — окрестил коня его хозяин.

В этом целиком и полностью выразился его политический символ веры, своего рода демонстрация протеста против недавно совершившихся событий.

Слова «Н-но, Блюхер!» сопровождались двумя ударами кнута, нанесенными по бокам коня с такой силой, какую исполненный патриотизма коренастый толстяк мог бы адресовать настоящему Блюхеру, окажись он с прусским генералом наедине в каком-нибудь укромном месте, где свидетелями его избиения были бы только леса, поля и облака.

На выезде из города Толстый Шарль столкнулся с теми же препятствиями, что и Мартино при въезде в Суасон. Но он извлек из своего бумажника чуть пожелтевший документ, где были начертаны несколько строк и поставлена печать, что давало возможность устранять все препятствия; таким образом, уже через десяток минут после отъезда из «Красного шара», когда на кафедральном соборе отзвонили час дня, Мариетта оказалась по другую сторону Суасона и повозка их катилась с такой скоростью, какая делала честь ногам Блюхера и вместе с тем любви Толстого Шарля к своей Жавотте.

IV ТОЛСТЫЙ ШАРЛЬ И ЕГО ЖЕНА

Всю дорогу Толстый Шарль только о том и говорил с Мариеттой, что о своем супружеском счастье.

Еще до Груи, что в трех четвертях льё от Суасона, Мариетта узнала, что он женился на Жавотте два года тому назад, что у них родилось два мальчика и девочка, а это доказывало, что времени он даром не терял.

По сути дела, Мариетта не очень-то понимала, каким это образом за два года можно родить троих детей, но девический инстинкт подсказывал ей, что лучше не вдаваться в расспросы на эту тему.

Мариетта узнала, что Жавотта была небольшого роста пухленькой ревнивой блондинкой, что она драчлива и, будучи не в духе, поколачивала муженька, точно так же, как хозяин в минуты веселости хлестал кнутом по спине Блюхера.

В полульё от Шавиньона Толстый Шарль уже старался помочь Мариетте различить крышу его дома и дымок над ней среди множества деревенских дымков и крыш.

Девушка охотно слушала эти разъяснения, но думала о своем — о том, что Шавиньон отделяют от Лана всего лишь четыре льё и что в один и тот же день, не утомившись и не потратив ни одного су, она проедет больше двенадцати льё, то есть почти два перегона.

Девушка говорила самой себе: подобно тому, как Блюхер, разделяя нетерпение своего хозяина, прошел нужный путь менее чем за два часа, быть может, и она в этот же день пройдет два-три льё, с тем чтобы на следующий день к семи или восьми утра добраться до Лана.

Надо сказать, эта мысль глубоко засела в ее уме и полностью овладела девушкой в ту минуту, когда Толстый Шарль целым концертом, исполненным ударами кнута, объявил о своем прибытии и остановил Блюхера у дверей своего дома.

Услышав удары кнута, на порог вышла Жавотта, держа на руках крошечного мальчугана, в то время как другой уцепился за подол ее юбки. Третья же малышка спала в своей колыбели.

Из всех характеристик Жавотты, данных ее супругом по дороге домой, прежде всего подтвердилась ревность, несомненная для любого постороннего наблюдателя.

— Ух-ты, ух-ты! — воскликнула она, увидев Мариетту. — Где же это мы выудили такую молоденькую, скажите, пожалуйста?

Столь любезной встречи Мариетта не ожидала, и краска смущения залила ее щеки; но толстяк незаметно толкнул ее коленом и подмигнул, чтобы она не обращала внимания:

— Где выудили? Сейчас вам скажут это в двух словах прямо в глаза, госпожа Жавотта; дайте мне только слезть с облучка и поцеловать вас!

— Ах, поцеловать меня! — смягчилась Жавотта. — Это мы еще успеем, черт подери!

— Э, нет! — возразил Толстый Шарль. — Откладывать не будем!

Он прыгнул с повозки и, раскрыв объятия, двинулся к Жавотте, потихоньку подталкивая ее внутрь дома. Мариетта, оставшись в тележке, трепала стоявшего у колеса Бернара, который просунул свою добрую морду сквозь бортовую решетку.

По-видимому, Толстый Шарль сумел урезонить Жавотту, так как через минут десять она вновь появилась на пороге со словами:

— Слезайте, красавица, и милости просим в дом!

Поскольку на сей раз в благожелательности Жавотты не приходилось сомневаться, Мариетта не заставила себя упрашивать и весело спрыгнула на землю.

Затем в дверях показался хозяин дома и подмигнул девушке, словно говоря ей: «Видите, есть только один способ обуздать мою женушку, и я сделал все, чего ей хотелось». Вслух же он произнес иное:

— Ну что ж, главнокомандующего отведем в конюшню, а сами на славу пообедаем: ведь я просто помираю с голода. Пошли, Блюхер! Пошли, приятель, пошли!

Заскрипели, открываясь, ворота, и Шарль завел во двор Блюхера с повозкой, предоставив Мариетте возможность завершить начатое им укрощение Жавотты.

Это не составило труда: хозяйка была по-настоящему доброй женщиной: с двух слов она поняла преданность и возвышенность души Мариетты и, поскольку ее поступок делал честь всему женскому полу, охотно внесла свою лепту в благое дело.

Тем временем Мариетта, со свойственной ей мягкой приветливостью, уже завоевала доверие одного из малышей; она ласкала его и целовала, а Бернар, улегшись у ног второго, позволял мальчугану крутить собачьи уши и залезать ручонкой в огромную пасть — ведь Бернар был псом добродушным и общительным.

Жавотта воспользовалась свободной минутой и спустилась в погреб, откуда поднялась, держа по бутылке в каждой руке, и эта картина привела в восторг Толстого Шарля, появившегося в воротах как раз тогда, когда его супруга вышла из дверей погреба.

Пять минут спустя все уже сидели за столом, и Толстый Шарль доказал, что в сказанных им словах о бешеном голоде, который одолевал его, не было и тени преувеличения.

Столь серьезному недомоганию соответствовало длительное лечение.

Что касается Мариетты, отобедавшей в полдень с Мартино, то она ела мало и напряженно размышляла, как бы ей затронуть вопрос о ее дальнейшем пути в этот же день.

Однако ей, наверно, покровительствовал добрый ангел и внушал желательные для нее побуждения всем, кто ее окружат.

К концу обеда хозяин подмигнул Мариетте, давая понять: то, что он сейчас скажет, не заслуживает никакого внимания.

Жавотта уловила его взгляд.

— Ну и что дальше? — спросила она.

— Дальше? — хмыкнул ее муженек. — Что ж, мать, я хотел спросить у тебя, что за ослицу я увидел сегодня в конюшне? Она облизывалась, доедая в яслях то, что оставил главнокомандующий.

— Как, разве ты не узнал ее, дурачок?

— Именно потому, что я ее узнал, хотел бы услышать от тебя кое-что о ней! Это ведь ослица мамаши Сабо?

— Собственной персоной.

— Не обращайте внимания на имя, прекрасное дитя, — сказал хозяин, наклонившись к Мариетте. — Мы зовем ее мамаша Сабо, потому что она жена Гийома, который делает сабо. Сейчас, правда, речь ни о мамаше Сабо, ни о Гийоме: речь идет об их ослице. Каким это образом она оказалась у нас, Жавотта?

— Черт подери, да потому что ее предоставили кормилице из Парньи, для того чтобы у той молоко не нагревалось от чрезмерной ходьбы. Сегодня она приходила к ребенку, а ослицу оставила здесь, предупредив, что договорилась с мамашей Сабо вернуть животное домой при первом же удобном случае.

— Так что поедем! — заявил Толстый Шарль с лукавым видом. — Я-то отлично знаю!

— Что же ты знаешь, толстое животное?

— Я знаю, что эта юная красотка найдет еще возможность продолжить свой путь, не утомляя своих ножек… Жавотта, ты видела, какие у нее маленькие ножки? И подумать только, с такими-то ножками она пустилась в путь длиной в целых тринадцать льё! Ничего не скажешь, отважная девушка!

— Хорошо, хорошо, — оборвала его Жавотта, не любившая слушать, как ее муж распространяется насчет достоинств других женщин. — Что дальше?

— А дальше выпадает подходящий случай: завтра утром мы посадим это прелестное дитя на ослицу мамаши Сабо, повернем голову ослицы в сторону Шиви и скажем: «Пошла!», и она пойдет себе прямо без остановки до двери своего стойла.

— Смотри-ка, это и вправду мысль, — поддержала супруга Жавотта. — Да ты, муженек, еще не такой глупый, каким кажешься.

Взгляд, которым Жавотта сопроводила свои слова, говорил Толстому Шарлю, что бывают минуты, когда она вовсе не считает его глупым.

Во время этого диалога, слышимого и немого, воображение Мариетты, неизменно устремленное к цели ее странствия, уже отправилось в путь.

— Боже мой, госпожа Шарль, — робко произнесла она, — я думаю об одном деле.