Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 9 2005)

• Название: Новый Мир ( № 9 2005)
• Автор: Новый Мир Новый Мир
• Жанр: Современная проза

Ежемесячный литературно-художественный журнал http://magazines.russ.ru/novyi_mi/

---

Кажется, и Струве, и Ильин, и многие в русском зарубежье всё надеялись на какого-то харизматика с группой единомышленников внутри страны, для которых жизнь — служение и которые скинут каким-то образом кремлевскую коммунистическую верхушку, и так начнется возрождение великой России. Но где, откуда было взяться такому лидеру в таких обстоятельствах? Ведь и в лучшие времена, после первой революции, Столыпин был одинок, и доныне воспринимается он как удивительный и непонятый “воин”, чье появление едва ли не чудо.

“Революция созрела и может вспыхнуть в любой момент”, недостает “какого-нибудь не то толчка, не то сигнала”, наконец, дело за малым: “недостает кремлевского переворота, чтобы превратить его в массовое выступление уже не против Сталина, а против коммунистического режима как такового”, — цитирует в 1933 году Струве одного из своих “корреспондентов, знающих большевиков не только извне”, и добавляет от себя, что все это “живо и жизненно передает положение дела и состояние умов в Советской России”. Ох, сомневаюсь: в ту пору советская власть скорее матерела, чем разлагалась.

Другое дело — в начале 40-х. Можно гадать, что произошло бы, если б немцы взяли Москву, человеческий и психологический ресурс советской армии исчерпался и сталинистский режим рассыпался. Кто тогда б мог прийти к власти и освободить Россию разом и от коммунизма, и от фашизма? Какой-нибудь генерал? Маршал? (Но вряд ли Жуков.) В эмиграции к этому времени не осталось уже ни одного потенциального пассионарного лидера, погибли и Кутепов, и Врангель...

Так или иначе, но реальная история намного циничнее помыслов и пророчеств политических мыслителей, особенно русских.

В конце концов, спустя много десятилетий коммунизм опрокинула не горстка харизматиков-конспираторов, воодушевленных патриотизмом, а сама технотронная цивилизация образца последних десятилетий прошлого века. Более-менее молодые власть предержащие коммунисты и особенно комсомольцы купились наконец с потрохами на соблазны “общества потребления” и сдали ему — с помощью западных доброхотов — советскую власть без боя, превратив Родину в поле для бесконтрольного бизнеса.

...Что еще особенно любо в Петре Бернгардовиче Струве, так это его общественный органичный нонконформизм. Газету “Возрождение” субсидировал магнат Абрам Гукасов (он стал богатеем еще до революции — и богатеем западным, так что и после революции не лишился своего состояния). Но — как пишет в предисловии к книге Никита Струве — “либеральные (? — Ю. К .) позиции П. Б. Струве” (деда Никиты) не удовлетворили самодура Гукасова. Горек чужбинный хлеб, особенно, повторяю, хлеб публицистическо-политический. Струве пришлось покинуть Париж и перебираться в Югославию, уже тронутую коммунистическим разложением (в Белграде его лекции освистали). Струве — при поддержке Сергея Рахманинова — основывает еженедельник “Россия”, где по-прежнему не устает повторять: “Большевизм должен быть политически сокрушен”.

Петр Струве умер в войну в Париже. Его многолетний друг и единомышленник С. Л. Франк определил личность покойного как “дивное сочетание юношеской чистоты, юношеского горения сердца с великой мудростью”. Каждый, прочитавший “Дневник политика”, не может не солидаризироваться с этой характеристикой.

...Положа руку на сердце согласимся: многие из нас уже не такие антикоммунисты, какими были когда-то. Что-то подзабылось, что-то вспоминается чуть ли не с растроганною улыбкой, что-то используется как постмодернистский кунштюк. Да и горькие разочарования последних лет затянули минувшее плотной ряской. А ведь там — воистину реки крови наших дедов и прадедов, там сокрушенная в своих основах Россия. “Дневник политика” П. Б. Струве еще и одергивает нас в нашей недостойной расслабленности.

Юрий Кублановский.

1 См.: Кублановский Ю. Pro et contra Ивана неистового. — “Новый мир”, 2004, № 8.

КНИЖНАЯ ПОЛКА ДМИТРИЯ ШЕВАРОВА

+10

А. М. Турков. Время и современники. Статьи о современной России и русской литературе. Вступительная статья Лазаря Лазарева. М., “Новый ключ”, 2004, 412 стр.

Турков почти не пишет о модных новинках. Его тихое слово помогает найти в русской литературе созвучия нашей душе, нашим мыслям. И читателю передается эта вдумчивость, это упрямое стояние в том, что чтение в России никогда не будет “развлекухой”. Что книга — высокое отдохновение, сопряженное с трудом понимания и сострадания.

И прежде всего это относится к книгам о Великой Отечественной. Почти полвека Андрей Турков пишет о фронтовой литературе, защищая ее то от советских бюрократов, то от нынешних циников. Старшему поколению помнится, как он вступался за Василия Гроссмана и Александра Твардовского, Александра Яшина и Виктора Некрасова, Григория Бакланова и Вячеслава Кондратьева... При этом мало кто из читателей знает, что Андрей Михайлович Турков — сам рядовой той войны.

В новой книге Турков снова много пишет о военной литературе и снова — почти ничего о своем военном опыте. Лишь скорбный список не вернувшихся одноклассников по 59-й московской школе: “Лева Барам, Володя Богданович, Шура Иноземцев, Володя Лобанов и Федя Пальдяев, слывший отпетым хулиганом…”

Как-то я спросил Андрея Михайловича: что же вы молчите о своей войне? Кто еще из нынешних критиков, кроме вас и Лазарева, может сопоставить военную прозу со своим личным фронтовым опытом?

Андрей Михайлович чуть помолчал, потом сказал с каким-то мальчишеским смущением: “У меня нет интересной военной биографии. К тому же я войну трудно вспоминаю, мне тяжело дался госпиталь, и эту полосу жизни я стараюсь не трогать...”

Такое может понять, наверное, только фронтовик. Астафьев бы понял.

Виктор Астафьев, Александр Макаров. Твердь и посох. Переписка 1962 — 1967 гг. Вступительная статья Л. Аннинского. Иркутск, “Издатель Сапронов”, 2005, 304 стр.

“Смерть всегда застает сердечную дружбу и любовь врасплох, и оттого потрясает она на долгие годы…” Так писал Виктор Петрович Астафьев в самом начале повести “Зрячий посох”, оставшейся в русской литературе единственным повествованием о дружбе писателя и критика. Эта повесть оказалась и самой не прочитанной современниками. В ней не увидели сюжета. Повесть укладывалась в пресную тему наставничества и ученичества; это, очевидно, и отпугнуло даже верных читателей Астафьева. Благородством же отношений тогда трудно было удивить.

И вот сейчас, благодаря публикации переписки Виктора Петровича Астафьева и Александра Николаевича Макарова, “Зрячий посох”, верится, начинает новую жизнь. Письма возвращают к книге, делают ее объемнее и глубже, чем она казалась.

Геннадий Сапронов не первый год собирает астафьевские письма, все ближе подступая к осуществлению своего замысла — издать собрание писем Виктора Петровича как его дневник, в хронологии. Собственно дневника Астафьев не вел, а вот письма писал почти каждый день, и часто не по одному.

В 2002 году Г. К. Сапронов издал переписку Астафьева с Валентином Курбатовым (“Крест бесконечный. Письма из глубины России”, я писал об этой книге в № 6 “Нового мира” за 2003 год). Не такой уж маленький, пятитысячный тираж разошелся стремительно. Сапронов мог бы просто сделать допечатку, но он выпустил “издание второе, дополненное”, ему удалось в Чусовом найти еще 14 астафьевских писем Курбатову (Валентин Яковлевич когда-то передавал их в здешний музей). Если эта переписка относится к 70 — 90-м годам, то переписка с Макаровым отсылает нас в 60-е годы.

Письмо, за ним ответ... О литературе немного, да и о ней ли тут? Вот Астафьев пишет: “Глаз у меня опять разболелся — веко распухло и глядело все в красных жилках, и ровно бы песок в нем… Какая тяжелая, сжигающая, как на огне, нас наша работа! Да мало кто знает об этом — видят лишь, когда шляемся, пьем…”

А вот про бедную Марию Семеновну, которая иногда по пятнадцать раз перепечатывала рукописи мужа: “А Маня… Она у меня злосчастный человек! Поехала в город, что-то занесло ветром в глаз, и вот мукалась, мукалась. Две ночи не спала, и я отправил ее к врачу. Она даже и Блока1 не смогла почитать…”

Так вот о литературе это или о чем? Как их развести аккуратненько — быт, литературу, детей… Все в одном клубке, в одной жизни. Но это, пожалуй, и пробирает. Течение жизни, пусть и минувшей, захватывает, уносит, как щепку, в те годы, когда ты был мал и несведущ даже в букваре. В этой переписке, в разговоре двух взрослых и мудрых людей, слышатся мне и другие голоса, видятся и другие лица. Но об этом можно только с близкими.