Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 12 2010)

• Название: Новый Мир ( № 12 2010)
• Автор: Новый Мир Новый Мир
• Жанр: Современная проза

Ежемесячный литературно-художественный журнал http://magazines.russ.ru/novyi_mi/

---

Миг — и распластался в сумеречном небе крылатый дракон, чья чешуя переливалась всеми цветами радуги. Взмыл он вверх, а оттуда уже ринулся вниз, налево. Из пасти его вылетело багровое пламя, охватило разбойника Худгару, вспыхнуло ярчайшим, невозможным для глаз светом — и исчез душегуб, и петля его крови, зашипев мерзостно, тоже исчезла. Дорога звала меня, и я беспрепятственно шагнула вперед.

А огромный дракон облетел вокруг меня, потом снизился, опустился на дорогу, сложил крылья — и вдруг разом уменьшился. Удар сердца — и вот он, ящерок мой Гхири, вскарабкался ко мне на плечо. И не стала

я удивляться, как такое может быть. Просто взяла его на руки, погладила плоскую головку, почесала шею. Лизнул он меня неожиданно теплым язычком, соскользнул с моих рук, пробежал слегка по дороге — и молнией полетел вниз, в степь, над которой перекатывались волны зноя и едва ощутимый ветер шевелил верхушки сухих трав. Шли они, Алан с Гармаем, сквозь горячий воздух как сквозь плотную воду, и не осталось у них уже ни одного бурдюка, и давно пал конь, но вставали на горизонте далекие еще хребты Анорлайи.

— Правильно, — кивнула я. — Ступай, дружок, им ты нужнее.

И дальше я пошла, нисколько не удивляясь тому, что вижу и это поделенное дорогой надвое пространство, и рыночную площадь, где среди пламени воет и бьется в корчах мое живое тело, и степь внизу, где медленно-медленно ползут вперед две усталые фигурки и думают обо мне, — я знала это совершенно точно, ведь два теплых белых луча, проткнув небо, поднимались ко мне.

— Ты наша! Ты все равно достанешься нам! — доносилось слева, и точно жужжание трупных мух были эти слова. Но искорки справа приблизились к дороге, и как только кто-то из левых тварей тянул когти или щупальца к тропе — сейчас же из какой-нибудь искорки вылетал язык ослепительно-синего пламени и, проносясь над моей головой, впивался в мерзкое создание. Треск, шипение, запах горелой плоти — и отступала темная волна, отползала от тропы.

Долго ли мне идти? — подумала я. А главное, куда, к кому я иду? Неужели так и буду я шагать сквозь сумрак и никого не встречу?

А кого я хочу встретить?

Синяя искорка справа подплыла к краю дороги, засветилась ярко-ярко, точно звездная птица, если б та опустилась на землю.

— Мама! — Миухири стоял передо мной, маленький, черноглазый, в холщовой рубашонке до пят. Не такой, каким был в последний свой год, — сейчас ему было лет семь. — Мама! Я знал, что ты придешь! Мне сказали, ты скоро заберешь меня!

Я метнулась к нему — но он, вновь обратившись в искорку, уже уплыл от дороги.

И вспыхнула передо мной оранжевая искорка, раскрылась, точно цветок на утренней заре. Вышел на дорогу наставник Гирхан, седой, сутулый, закутанный в шерстяной плащ, точно зябко ему в этой духоте. Он был похож — и в то же время не похож! — на себя из последнего моего земного сна.

— Саумари, девочка моя, ну вот видишь, как оно на деле-то вышло. Ошибались мы… в главном ошибались. А только все теперь изменилось, открывается нам дорога. Пробили наконец стены темницы нашей...

И, вновь вспыхнув, он свернулся искоркой, улетел в бескрайнюю даль. Точно старый мудрый шмель…

Вот, значит, как. Неужели я всю жизнь брела вдалеке от правды...

от истины? И лишь в старости путь мой пересекся с иным, настоящим путем? Который ведет из смерти в Жизнь, ведет к Истине? Который и есть Истина? Вот ведь интересно получается...

И тут вспыхнул такой невообразимый свет, что я в ужасе повалилась вниз лицом на дорогу. Но и дорога исчезла, и левое пространство вместе со всеми тварями провалилось куда-то в раскрывшийся провал, в вязкую, дымящуюся тьму, а то, что было справа, расцвело вдруг утренним садом, и надо мной раздался тихий голос:

— Ну, здравствуй, Саумари! Ты уже пришла!

И я почему-то сразу поняла, Чей это голос.

 

А там, внизу, из тяжелых облаков хлынул ливень, разогнал толпу, погасил догоравший костер. Сверкающий Огоной-ри, Первая Опора Трона, изволил укрыться в паланкине, и дюжие рабы из Ги-Даорингу поспешно направились к государеву дворцу. Но светлый держатель Аргминди-ри остался у помоста, неподвижно замер в седле, и ветер трепал его мокрые волосы, кидал черные пряди в глаза — чего он совершенно не замечал.

Так бывает, если слишком глубоко задуматься.

Водопад

 

Горбунова Алла Глебовна родилась и живет в Санкт-Петербурге. Окончила философский факультет Санкт-Петербургского университета. Лауреат премии “Дебют” (2005). В 8-м номере “Нового мира” за 2006 год выходила подборка ее стихов “Тонущий город” с предисловием Юрия Кублановского. Автор двух поэтических книг.

 

*     *

 *

И, в Рай восходя, он обернулся вслед

миру, где пахнет потом озимый хлеб,

девятьсот тридцать лет,

как восходит Солнце живых,

и с молодой Луной

восстаёт темноликая красота.

И роженица в муках рожает дитя,

            а морской прибой

раковины моллюсков приносит ему, шутя,

и мама целует сына в сахарные уста.

И, в Рай восходя, он обернулся вслед.

И, в Рай восходя, он обернулся вслед

миру, где агнец ранен и старец слеп.

Девятьсот тридцать лет,

как зверь, прободённый стрелой,

бежит от охотника, и расступается лес.

Брызжет на кухне жир и исходит чад,

и рабыня — жена его, и блудница — дочь,

братоубийца — сын, и тать — его зять,

и вины его несмываемую печать

перепевает даже собачий лай.

И, в Рай восходя, он обернулся вслед.

И, в Рай восходя, он обернулся вслед

миру, где вера, как мамонт, вмерзает в лёд.

Девятьсот тридцать лет,

как отеческих яблонь дым

            за плечами стоит стеной,

и невеста бела-белым, но вдова седа,

и народы земли встают друг на друга войной

под знамёна корон, которые смоет вода.

Всё беда — от свадьбы до похорон.

Но мир всё же хорош,

раз, в Рай восходя, он обернулся вслед.

 

Венера

Когда я был младенцем в пеленах,

ты много лет уже была мертва,

теперь я в старости и на пороге гроба,

а ты на свет ещё не рождена, —

так мы друг друга потеряли оба,

на середине встретившись едва.

Поёт старый рыцарь, глядя на статую Венеры.

Вот — прошлое. Стоит перед ним в угловой нише в зале музея. Вылизанный паркет, белые с золотом двери, кровати с балдахинами и зеркала в тяжёлых рамах, картины Ван Дейка, доспехи, — и она. Стоит, обмерев, словно Белоснежка, поперхнувшаяся яблоком.

— Близко, далеко, почти, едва… — шепчет он ей. — Когда я впервые тебя увидел, я сразу тебя узнал. Мы говорили с тобой на нездешнем языке без аз и без язв — говорили белым светом в маковом поле, говорили поцелуями без уст… А потом я испугался потеряться в твоём мире, в твоей сельской обители, в твоих предгрозовых руинах, и змея выползла и, извиваясь, бросилась вниз.

Она — утрата, предчувствие и узнаванье. Туристы, проходящие мимо, считают его старым алкоголиком, непонятно зачем простаивающим часы перед мраморной статуей. Они не знают катастрофы, сломившей его: ведь девушка, которую он любил, была мертва, когда он был ещё младенцем, но теперь, когда он стал стариком, девушка, которую он любил, ещё не родилась.

— Как твоё имя? — спрашивает он её снова и снова. — Скажи мне, чтобы твоей красоте не грозило забвение!

И статуя разжимает белые губы и отвечает:

— В земле есть только молчание.

 

*     *

 *

Гусенка с ликом девы

        смотрит слепыми глазами,

дети Адама и Евы

        уничтожили себя сами.

Больше не будет идеи розы?

Гусенка из бабл-гама делает пузыри,

в них голливудские грёзы

            сияют изнутри:

рок-звёзды и президенты,