Павел Михайлов - 10000 часов в воздухе

• Название: 10000 часов в воздухе
• Автор: Павел Михайлов
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1964

Книга воспоминаний лётчика, Героя Советского Союза Павла Михайловича Михайлова.

---

Аккуратно, два раза в неделю, зимними вечерами я отправлялся к своим подопечным. Занятия мне, мальчишке, вести было нелегко: на уроке мои великовозрастные ученики ещё кое-как соблюдали порядок, слушались, но только кончались занятия — начинались пляски под гармонь, сыпались шутки, песни. Особенно озорничали девушки: затолкают в снежный сугроб, еле выберешься! Но я не обижался: знал, что делаю полезное дело. Чувство долга, ответственности за общественное поручение всё больше крепло во мне.

В конце 1931 года меня приняли в комсомол. Комсомольская организация часто отправляла молодёжь на помощь вновь возникшим колхозам. Чаще всего нас посылали теребить лён. Мы не чурались никакого задания — деревенская работа была нам хорошо знакома с детства, наша бригада всегда выполняла задание первой. И школа наша была прочно связана с деревней, с её людьми. Может быть, поэтому мы научились уважать труд других и сами работали охотно.

По окончании семилетки я решил год поработать в своём колхозе: хотелось и родному колхозу подсобить и денег заработать для семьи. В эту пору мне было всего шестнадцать лет, но в работе я не отставал от взрослых. Правление колхоза направило меня работать лесорубом. Машин в те годы деревня не имела, лесозаготовки велись вручную — пилой да топориком. По колено в снегу, в ветхой одежонке работали мы в лесу: валили деревья, распиливали, укладывали в штабеля. Нам бы современные электропилы да тракторы с мощными лебедками, какими пользуются нынешние лесорубы! За день, бывало, так наломаешься — ни рук, ни ног не чувствуешь.

В колхозе мне довелось работать и плотником, и на известковых карьерах. К началу следующей осени дела нашей семьи поправились. Смог и я купить себе первый, пусть скромный, но вполне добротный костюм. В нём-то я и направился в районный город Вязьму, поступать в педагогическое училище.

Провожая меня в дорогу, дед сказал на прощание:

— А дом свой все же не забывай. Ничего роднее дома у человека не бывает… О матери не тревожься — в случае чего, подсоблю ей. — Поцеловал меня и прослезился.

С попутным обозом впервые в жизни уезжал я далеко от родных.

Путёвка в небо

Вязьма после Гришкова и Холм-Жирковского показалась мне большим, шумным городом. Педагогическое училище помещалось в красивом белом трёхэтажном доме, окружённом садом. Здесь же находилось и общежитие. Но, чтобы получить право на бесплатное жильё, питание и небольшую стипендию, нужно было хорошо учиться. Понадобилось не одну ночь провести за книгой, чтобы сравняться с однокурсниками.

Не стану подробно рассказывать о нелёгких годах, проведённых в Вяземском педагогическом училище, о том, как я наконец приобрёл звание учителя. Однако и эта профессия не пришлась мне по душе. Ещё за год до окончания училища у меня закралось сомнение: в педагогике ли моё истинное призвание? Как раз в это время многие из моих новых товарищей по училищу уходили в военные школы. Соблазнили они и меня. Перед тем как ехать к себе в деревню на каникулы, я зашел в райком комсомола и попросил направить меня в Ленинградское военно-морское училище имени Фрунзе. Из всех военных специальностей профессия моряка казалась мне наиболее заманчивой. Море, морская служба, плавание в дальние страны… Что может быть интереснее?

В Ленинград я поехал, но в военно-морское училище не попал: не приняли без законченного среднего образования. Пришлось возвращаться в Вязьму, заканчивать педучилище.

Прошёл год. Ещё не улеглось желание стать моряком, как я загорелся новой мечтой. Я твердо решил стать полярником, зимовщиком… Увы, вместо Арктики по окончании училища меня ждало назначение в родной Холм-Жирковский район, в деревню Маскино.

Но мечта объездить весь мир, повидать дальние края, о которых приходилось читать только в книжках, по-прежнему не давала мне покоя.

Весной 1938 года меня перевели на инспекторскую работу, а затем вызвали в Смоленск на курсы усовершенствования учителей. Здесь, в областном отделе народного образования, я встретился с девушкой — инструктором областного комитета комсомола. Она незадолго до того приезжала к нам в район проверять работу школы и знала меня. Эта встреча сыграла решающую роль в моей жизни.

Инструктор рассказала, что идёт набор комсомольцев в школы Гражданского воздушного флота. Она так интересно описала профессию лётчика, что я бесповоротно решил стать пилотом. Правда, в глубине души я сомневался, окажусь ли пригодным для такого дела. Но медицинская комиссия нашла меня вполне здоровым, и я вместе с другими земляками-комсомольцами получил путевку в Тамбовскую лётную школу Гражданского воздушного флота.

В те годы комсомол шефствовал над Военно-Морским и Воздушным Флотами. В авиационную школу мы ехали организованно, по комсомольским путевкам. В Тамбове нас встретили тепло.

Занятия на первых порах были только теоретические. С первых же дней и администрация школы, и комсомольская организация были вынуждены уделять особое внимание дисциплине. У многих из нас сложилось ложное представление об образе и поведении лётчика. Некоторые рассуждали: раз профессия авиатора связана с постоянным риском для жизни, то и на земле лётчику положено быть бесшабашным ухарем.

Получив увольнительную записку, многие курсанты шли в город и там напивались. При этом держали себя вызывающе, по принципу «знай наших», мы, мол, не кто-нибудь — лётчики!..

Пришлось крепко взяться за этих «героев алкогольного приземления». Каждый курсант должен был понять, что настоящему советскому лётчику больше чем кому бы то ни было не к лицу лихачество.

Соседом по койке был мой земляк Володя Павлов. С самых первых дней Володя показался нам чудесным парнем: открытым, смелым, честным. И вдруг неожиданно для всех нас загрустил, стал груб с товарищами, дерзок с начальством, невнимателен на занятиях. Последнее обстоятельство особенно поразило нас: занятия нам, курсантам, казались очень увлекательными. Мы изучали основы теории полёта, материальную часть самолёта и в первую очередь мотор. Аттестат зрелости был у каждого. Для тех, кто хорошо усвоил курс физики, особенно раздел механики, первые теоретические занятия в школе давались легко, вместе с тем всё было ново и интересно. А вот Володя Павлов неожиданно задурил. Как-то раз не поднялся вместе со всеми утром, не явился на занятия. Мы, несколько человек, пошли к нему в общежитие. Смотрим — лежит, укрывшись с головой одеялом.

— Ты что, болен? — спрашиваем Володю.

Он молчит, делает вид, что спит. Снова тормошим его.

— Уйдите от меня! — огрызнулся угрюмо Володя.

На правах соседа и ближайшего товарища я попытался было сорвать с него одеяло. Куда там: Володя сунул руку под кровать и схватил тяжёлый армейский ботинок.

Я крепко сжал ему руку:

— Ты что, очумел, Володя, на своих кидаешься!

А он снова:

— Лучше уйдите все отсюда. А то я за себя не ручаюсь!..

Когда все, кроме меня, ушли, Павлов вынырнул из-под одеяла и говорит мне, да так жалобно:

— Тоска!

— Что с тобой, Володя?

— Ты извозчиков в Москве видел?

— В Москве не видел, а вот в Вязьме видел. Двое их там было, на таких рыдванах старых… И клячи под стать экипажу.

Володя сел на кровать и заговорил с жаром:

— Неважно, что в Вязьме, а не в Тамбове. Неважно, что там клячи, а здесь самолёт… Не хочу я быть рейсовым пилотом. Воздушных извозчиков из нас здесь готовят. Не хочу, и всё! Сбегу из вашей школы!

Я опешил:

— Школа эта и наша и твоя, Володя! Не хочешь быть рейсовым пилотом, так чего же ты хочешь?

— Не стану я учиться в вашей школе, — повторял он упрямо, — не моя это школа! Не воздушным извозчиком я буду, а боевым лётчиком, истребителем!

Я внимательно слушал. Так вот, оказывается, в чём загвоздка!

— Ты меня не поймёшь, — продолжал Павлов, — ты ещё не пробовал воздуха!

— А ты разве пробовал? — удивился я.

— То-то и оно! Я ещё в Смоленске закончил школу аэроклуба. Летал… Как же!

Это было для меня новостью. Володя никогда нам не говорил об этом. Скромный, неразговорчивый, он никогда ничем не хвастался. Не в пример юношам, которые пришли к нам из авиационных техникумов: те высоко задирали нос перед нами, новичками авиационного дела.

— Я не могу жить без неба! — твердил Павлов упрямо. — Я на всё пойду, лишь бы уйти от вас!

Почувствовав, что тут дело неладно, я ушёл, твердо решив посоветоваться с товарищами. Между тем Володя свою угрозу не замедлил выполнить: как только через несколько минут в комнате снова появился помощник командира эскадрильи, Павлов нагрубил ему.

В тот же вечер мы собрались поговорить с Володей. Спорили долго: одни считали, что Володя совершил грубый поступок и его следует исключить за это из школы; другие говорили, что не надо исключать, а наложить на него строгое взыскание. В конце концов решили просить начальника школы проверить, умеет ли действительно Володя летать.