Анатолий Галкин - Стратегия риска

• Название: Стратегия риска
• Автор: Анатолий Галкин
• Жанр: Криминальный детектив

Как трудно жить, если ты богатый и честный! Вокруг одни жулики. Просто жулик на жулике сидит и жуликом погоняет! Тебя могут подставить в два счета. И что тогда делать? Бежать, затаиться у самого синего моря и ждать. Кого ждать? Что может помочь? Только неожиданная любовь. Да еще сыщики из агентства «Сова», которые и тебя из капкана вызволят, и так красиво, мимоходом, еще десяток преступлений раскроют.

---

Но Дон только на словах был скуп. Первый аванс он выдал Ракитскому сразу же. Такие деньги актер не получил бы и за год съемок при полной загрузке.

Это обстоятельство сразу разрешило все сомнения Ракитского, включая и моральные. Он решил, что не собирается никого убивать. И грабить не будет. А как творческая личность имеет право приобщать к искусству любой контингент. Для врага все люди делятся на больных и здоровых. А для режиссера – на актеров и зрителей. И никаких бандитов!

На этой логике и под бутылку «Белой лошади» Ракитский уговорил работать и Сизова. Пиротехник сопротивлялся только до второго стаканчика и до первого аванса: «Давай взорвем всю эту шушеру!». После третьей порции он промямлил: «Почему бы и нет. Возможно ты и прав, Ракитский». А пятый тост бравый пиротехник провозгласил сам: «За Дона! Хороший он человек…»

Первый сюжет, который предстояло поставить Ракитскому был по-шекспировски прост. Встречаются две группы людей на пустыре. Представители их ведут переговоры. Долго обсуждают. Нарастает напряжение. Кульминация. Взрыв. Стрельба. И тот единственный зритель, для кого весь этот спектакль, стреляет и убивает, якобы, сразу троих.

Сложность была в том, что в пьесе совершенно не было текста. Есть роли без слов, а это была бессловесная пьеса.

Текст для переговоров писать было бессмысленно, ибо единственный зритель их все равно не слышал бы.

Ракитский предложил переговорщикам старый сценический прием. Они должны были поочередно с разной интонацией произносить фразу: «Что говорить, когда говорить нечего». Так можно было беседовать не один час. Но хмурые братки выдерживали два-три цикла и впадали в безудержный хохот.

Тогда Ракитский предложил им поочередно материть друг друга. Да позаковыристей.

Пошло! Со зрительского места и Станиславский сказал бы: «Верю!» И как не поверить? Стоят вдалеке два нахохлившихся бугая и беседуют. Один выскажет свою мысль, а глаза другого наливаются кровью, он напряженно думает и выдает нечто, заставляющее первого вздрогнуть и искать свой аргумент, свое слово в переговорном процессе. Полная правда жизни!

Все остальное было делом техники – расставить людей по местам, научить их падать и красиво умирать, когда на их груди, повинуясь пульту пиротехника, взрывается таблетка с пакетиком вишневого компота.

И вот – премьера!

Главную роль Ракитский взял себе. Именно он под занавес спектакля побежал на Глеба Славина. Именно он получил в грудь сноп холостых зарядов и, взмахнув руками, упал почти у самых ног своего единственного зрителя.

* * *

После посещения адвокатской конторы «Брест» Славин успокоился. Это было странно. Ничего не изменилось. Роман Поспелов после первой встречи ограничился общими фразами: «Будем Вас активно защищать. Проверим, изучим…»

Все так, но Глеб Васильевич успокоился. Он был деловой человек и привык за хорошие деньги получать хороший товар. А то, что Поспелов не просто адвокат, не юрист-казуист, а мастер по нестандартным ситуациям, он знал точно. Романа именно в этом ключе Славину рекомендовали двое надежных людей. Друг друга они не знали и не очень распространялись о деталях своих дел, но оба произнесли почти одну и туже фразу и с одинаковой интонацией: «Ты не поверишь, Глеб. Но этот Поспелов из такой заморочки меня вытащил… Вспомнить страшно!»

Именно поэтому Славин и перестал нервничать. Договор у него с «Брестом» есть. Деньги он заплатил. Поспелов – отличный товар. Тех двоих из их заварушек вытащил, теперь пусть его спасает.

Каждый должен заниматься своим делом. И Глеб Славин опять окунулся в свои дела, в свои бензоколонки.

Единственное, что он еще сделал для своей безопасности – вызвал к себе в Москву своего брата.

Подполковник запаса Игорь Славин уже несколько месяцев маялся без дела в маленьком уральском поселке. Службу свою он закончил бесславно, так и не дождавшись желанного «полковника». Энергии у него было еще много, но раньше он с утра до вечера наводил порядок в своем подразделении, с азартом наставлял подчиненных на путь истинный. Теперь же под его началом остались лишь квартира и жена. И в семье начались постоянные «разборки полетов».

Стало быть, поездка в Москву была для Игоря Славина благом, а для его жены счастьем.

Кроме того, братья не виделись почти пятнадцать лет и подполковник не очень внятно представлял как это Глеб «в капиталисты заделался».

Игорь быстро вошел в роль родственника – охранника. Из дома почти не выходил – там брата опекали другие. А в квартире он был полным хозяином. Входную дверь открывал только сам с молотком в правой руке.

Через неделю после визита в «Брест» Глеб Славин начал уже и забывать свои неприятности. Наглецы, наехавшие на него несколько месяцев назад, затихли. Молчал и Дон. Может быть и правда – постреляли друг в друга и успокоились все. А возможно и Поспелов что-то уже предпринял, но и он молчал.

Славин уже начал размышлять о возвращении семьи в Москву, но он явно спешил…

В четверг уже в конце рабочего дня Славин инспектировал строительство своего нового шедевра. Рядом с Московской окружной дорогой строилась бензозаправка. Да не простая, а в комплекте с мойкой, супермаркетом, маленькой гостиницей, стоянкой для дальнобойщиков, ресторанчиком, банькой и прочими завлекательными вещами.

Звонок мобильного телефона не испугал Славина. Обычно он трезвонил не меньше тридцати раз в день. Но когда в трубке раздался голос…

Говорил Дон заикаясь, чего раньше не замечалось. Текст был простой: «Все в порядке, но надо, чтобы Славин срочно к нему приехал». И больше ничего, никакой информации.

Дон, он же Виктор Кошевой, не зря любил театр и с удовольствием вспоминал свои успехи в самодеятельности. В этот день он доказал, что в нем действительно умер великий актер.

Телефонный звонок был только увертюрой. Сам спектакль начался в кабинете Дона. По полной программе – три действия с завязкой, кульминацией и финалом. Были также два антракта и театральный буфет с коньяком и бутербродами.

Смутило только начало – Дон не распахнул занавес, а плотно задернул шторы на всех окнах.

Действие, как у модных режиссеров, началось с видеозаставки. Хмурый суетливый хозяин кабинета, нагнетая тревожную атмосферу, взмахнул видеокассетой и увлек Славина к телевизору. И все эти действия без слов. Только жесты и невнятные, но красноречивые междометия.

С первых кадров Славин узнал и время, и место действия документального фильма. Снимали в тот злополучный день на не менее злополучном пустыре.

Оператор на первых порах снимал общие планы с едва различимыми силуэтами. Крупно и четко камера выхватывала только его, Славина.

Вот он под звуки выстрелов лежит, врастая в землю. Вот вскакивает и палит из автомата длинными очередями… Камера перемещается вправо и выхватывает троих, бегущих прямо на Славина. В их руках нет оружия. И вид их не очень страшный. Бегут себе и бегут.

Сначала падают на землю крайние участники забега. Правый! Потом левый! И оба в легких черных куртках.

Средний парень в светлой футболке подбегает ближе. Вот он во весь экран. Молодое приветливое лицо.

И вдруг на его груди одна за одной три пули разрывают ткань футболки. Фонтанчики крови и расплывающиеся на их месте красные пятна… Парень замирает. Улыбка переходит в гримасу боли. Несколько лебединых взмахов руками и он падает. Замертво!

Камера делает левый поворот – в десяти метрах от свеженького трупа стоит ошалевший Славин. Он продолжает давить на спусковой крючок автомата, но патроны уже кончились. Видно, как дымится усталый перегретый ствол.

Через пару секунд Славин бросает ненавистное орудие убийства и бежит к машинам.

Крупным планом – лежащий на траве автомат. Это финальный кадр…

Дон нажал кнопку на пульте и экран погас.

Славин сидел и не шевелился. Не слушались не только ноги – руки, но и язык. Очень о многом хотелось спросить. Хотелось, но не моглось.

В театре труднее всего играть длинную паузу. Это могут только гениальные актеры. Дон это знал и именно сейчас очень пожалел, что бросил сцену… Он молчал две минуты и заговорил лишь почувствовав, что Славин способен слушать, отвечать и кое-как соображать.

– Беда, Глеб Васильевич. Беда! До сих пор не могу опомниться. Три часа назад они мне эту пленку прислали.

– Кто? Откуда прислали?

– Не с «Мосфильма» же! Ребята Хруща очень грамотно нас сделали. И где это они камеру спрятали? Красиво сработали… А ты, Глеб, ну прямо как герой-любовник. Все время в камеру лез. Никого больше из наших нет, а ты везде крупным планом.

– Я не хотел.

– Не хотел… А стрелять зачем начал?

– Ты же сам мне крикнул: «Стреляй! Кроши их!» Это я точно помню, Дон.

– Крикнуть-то я крикнул. Но не в том смысле. Пугнуть их надо было. В воздух пальнуть. А ты прямо по грудям… И оружие бросил. Это тоже для них козырь. Все козыри у них на руках! И автомат с твоими отпечатками у них.