Аркадий Столыпин - Записки драгунского офицера. Дневники 1919-1920 годов

• Название: Записки драгунского офицера. Дневники 1919-1920 годов
• Автор: Аркадий Столыпин
• Издательство: Conference Sainte Trinity du Patriarcate de Moscou ASBL; Свято-Екатерининский мужской монастырь, 2011.
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011

Аркадий Александрович Столыпин (1894-1990), племянник премьер-министра Российской империи П.А. Столыпина, ротмистр, участник 1-й мировой войны и Белого движения, в эмиграции жил в Югославии и Швейцарии, работал в посольстве США.

На основе своих уцелевших дневников и воспоминаний написал «Записки драгунского офицера», опубликованные в России в 1992 году. Автор считал часть своих дневников безвозвратно утерянной, однако две тетради сохранил служивший в 1919-1924 годах в Польше И.Н. Янцен, внук которого доктор А.Б. Янцен передал их Архиву Русской Эмиграции (Бельгия).

Эти дневники были опубликованы АРЭ в 2011 году в книге:

Столыпин А.А. Дневники 1919-1920 годов. Романовский И.П. Письма 1917-1920 годов. – Москва - Брюссель: Conference Sainte Trinity du Patriarcate de Moscou ASBL; Свято-Екатерининский мужской монастырь, 2011.

www.proza.ru/avtor/stolypinaa

---

Постепенно стрельба утихла, и наши начали приводить “пленных” на площадь. Набралось их человек 75 — 80, среди них три прапорщика. Окруженные казаками, драгунами и пулеметчиками, они казались перепуганным стадом баранов. Те же растерянные лица, дрожащие губы и бегающие глаза, как недавно у солдат 12-й роты Дубненского полка. А четверть часа тому назад эти же самые люди орали на меня — “корниловца”. (Эти события происходили около 7 часов вечера, когда в бывшем губернаторском доме, называемом теперь “Домом свободы”, должно было собраться экстренное заседание всех трех секций Совета. В обращении Брандта “К гражданскому населению города Калуги” это описывалось так: “Совет ответил, что добровольно он не сдастся, и письменно об этом сообщил комиссару. Военный комиссар, исчерпав все способы морального воздействия, передал тогда задачу роспуска Совета командующему войсками. Совет был оцеплен войсками. Был вызван председатель Совета, через которого, под угрозой применения вооруженной силы, было предъявлено требование в течение пяти минут выйти всем из здания Совета и уведомить об этом требовании Совет рабочих и крестьянских депутатов, находившийся в том же здании. Об этом было объявлено также по телефону”. — А. С.)

Броневики куда-то исчезли, мы же остались еще на всякий случай. Вернулся и князь Гагарин, приведя еще пленных. Но нам не суждено было долго почить на лаврах. Прискакал ординарец к полковнику Брандту и доложил, что против нас выступает 301-й полк. Во все стороны выслали разъезды казаков и драгун для наблюдения. В тылу снова стрельба. В 6-м эскадроне скверно ранен в руку драгун, убиты драгунская и казачья лошади. Меня с разъездом выслали против “вооруженной толпы, которую я, впрочем, не нашел — очередное вранье.

Докладывают, что пулеметчики действительной службы (среди восставших) согласны выдать пулеметы, но боятся своих и просят кавалерии для защиты. Поэтому меня посылают к ним со взводом.

Приняли два “максима” и один кольт. Ко мне присоединяются пехотинцы учебной команды, что перешли на нашу сторону. Молодцы как на подбор: идут в ногу и отдают честь, что как-то неожиданно в 1917 году. Под утро пехота успокаивается.

Холод делается невыносимым, греемся в железнодорожном управлении, коридоры заняты спящими драгунами и казаками. Сон их тяжелый и нездоровый, тела скрючены, как трупы, рты открыты и слышен храп и хрип.

Под утро пехоте дают время на размышление до 4 часов дня. Удивительно, что нас так мало, а их так много и что это мы, а не они, ставим условия!

В 4 часа узнаем, что пехота сдалась, и мы расходимся, чувствуя себя героями. Оружие свое пехота стала сама свозить под стражей броневиков. Винтовки привозят на возах. Назначена следственная комиссия. (Раненым драгуном оказался Семен Бессмертный. Первыми сдались 1-я учебная и 1-я пулеметная роты, а к 4 часам дня 20 октября сложили оружие остальные сопротивлявшиеся. В течение 10 дней части Калужского гарнизона должны были быть выведены на фронт. — А. С.).

Мы почти ничего не ели и почти не спали двое суток, щеки обросли щетиной и ввалились, глаза болят от усталости. Все же вечером ужинали с хозяевами. Мы живем в большом и богатом доме купцов Раковых. Трое дочерей, совсем еще молоденьких и довольно хорошеньких, которые просят нас рассказать, “как мы стреляли”. Среди зала большой аквариум с внутренним освещением в гротах из туфа. После всей этой суматохи и усталости приятно отдохнуть.

г. Калуга.

24 октября 1917 года

Настроение драгун, так ревностно усмирявших большевиков, портится под влиянием агитации. Настолько, что когда полк вызвали по тревоге, то первым явился наш “славный первый”, а затем, постепенно, и остальные эскадроны.

Печальным исключением явилась пулеметная команда. Сначала драгуны этой команды наотрез отказались выступать, мотивируя свой отказ тем, что их, мол, ведут против своих же братьев, что натравливают “шинель на шинель” и т. д. После долгих пререканий 1-й взвод поручика Тургиева пошел, 2-й же взвод барона Фиркса[4] отказался, требуя подробного разъяснения обстановки.

Прибыл комиссар Галин, эскадронные делегаты и пристыдили их. Они согласились идти. Тогда Брандт поступил весьма умно, сказав, что теперь поздно, и запретил команде выступать. Пристыженные пулеметчики не знали, куда деваться.

Но этим дело не кончилось. Калужские события передали в Москву в совершенно искаженном виде, и в Москве нас считают контрреволюционерами. Во главе травли Совет солдатских и рабочих депутатов — совершенно большевистский. (К примеру, орган Московской организации РСДРП (б) в статье “Громят Советы” писал в связи с происшедшими событиями:

“Контрреволюция начала наступление. Товарищи рабочие, солдаты и крестьяне! Не верьте успокаивающим речам, усыпляющим вашу тревогу за революцию, за Советы. Помните: сегодня Калуга, а завтра — Москва. Сплотитесь вокруг Советов! Отзовите из Советов тех, кто не умеет, не хочет бороться с планами буржуазии, кто поддерживает правительство Керенских и Коноваловых!” (Социал-демократ. 1917. 22 окт.).

Вскоре была организована Московским Советом следственная комиссия, которой вменялось в обязанность освобождение арестованных, восстановление солдатской секции, суд над военными в прекращении ее деятельности (Социал-демократ. 1917. 25 окт. — А. С).

На драгун это произвело сильнейшее впечатление. Думается, что еще одно-два “усмирения” — и нас самих придется усмирять. Мне кажется, зная человеческую природу, что драгуны все же предпочтут роль усмирителей со стоянкой в городе, чем в зимнюю стужу садиться в окопы!

Прибыло несколько молодых офицеров: Василий Гоппер[5] и граф Борис Шамборант-младший[6] из Николаевского училища и Кульгачев — паж выпуска недавно прибывших Дейши[7] и Дурасова[8].

Меня только что пригласили в эскадронную канцелярию. Впрочем, все обошлось гладко, пустил в ход дипломатию, удалось смягчить настроение, сгладить разногласия и добиться того, что эскадрон без колебаний выполнит приказы Гашимбекова и не подведет нас, как пулеметная команда подвела Фиркса.

На завтра назначено заседание комитетов в присутствии командного состава. Афако Кусов должен выступить с докладом.

г. Калуга.

26 октября 1917 года

Вчера вечером было общее собрание офицеров полка у Брандта; что-то подходящее для военного фильма времен “Войны и мира”. Помещение Брандта в доме предводителя дворянства, много больших картин в золоченых рамах, тяжелые занавеси, канделябры, огромная люстра...

Вошел командир полка, все вытянулись со звоном шпор, затем сели обсуждать положение и наше к нему отношение. По-видимому, Петроград уже в руках большевиков, и сообщение с ним прервано. Днем было пленарное заседание полкового комитета и офицеров полка. Была вынесена резолюция — во всем поддерживать Временное правительство, “идущее в контакте с Центральным Комитетом Советов солдатских и рабочих депутатов”. С трудом удалось избежать родной солдатскому сердцу (благодаря своей непонятности?) редакции “всецело поддерживать Временное правительство, постольку поскольку оно идет в контакте” и т. д. Драгунам нашим невдомек, что выражение “постольку поскольку” уместно в наши времена разве что на страницах юмористических журналов, а уж никак не рядом с выражением “всецело поддерживать”. Затем разбирался вопрос о взаимоотношениях драгун и офицеров. Выяснилось, что соглашение возможно. Разногласия могут, правда, быть в области “классовой борьбы”, но в полковой жизни будем друзьями. Проводилась мысль о необходимости борьбы с растущей анархией, могущей лишь затянуть войну и сорвать Учредительное собрание, которому мы все подчинимся. Говорилось и о необходимости победы над врагом “внешним” или, по крайней мере, о почетном мире “при условии активной обороны”. Выходит, что победа над врагом, о которой только что говорилось, уже оставлена? Словом, сплошная керенщина.

Во время заседания пришли представители 2-го Кубанского казачьего полка и выразили готовность “головы сложить” (без “постольку поскольку”) за правительство. Казаки вызывающе спросили драгун: “А вы... пойдете с нами, да или нет?” Наши уцепились за Центральный Комитет солдатских и рабочих депутатов. Поднялись буря и гвалт. Сошлись на том, что у нас, мол, Комитет, а у казаков, мол, их Союз, а у тех и других Временное правительство, и потому будем друзьями.

Конечно, без вмешательства офицеров никакого соглашения не было бы.

Под конец кто-то решил сорвать народившуюся между драгунами и офицерами своего рода дружбу и предложил весьма провокационный вопрос: “Какого мнения настоящее собрание о генерале Корнилове?” Спасено было положение решением, что об этом должно быть вынесено постановление “высших инстанций”. Хотел бы знать, что это значит? Судебное решение, что ли?