Николай Капченко - Политическая биография Сталина. Том 2

• Название: Политическая биография Сталина. Том 2
• Автор: Николай Капченко
• Издательство: ООО «Информационно-издательский центр «СОЮЗ»
• Жанр: История
• Год: 2006
• ISBN: ISBN 5-903-373-02-Х

÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷

Второй том «Политической биографии Сталина» выходит в свет через два года после издания первого тома и посвящен политической и государственной деятельности Сталина в 1924–1939 гг. Этот короткий по меркам истории период стал целой эпохой в жизни нашей страны и в жизни самого Сталина. Эпохой, сотканной из противоречивых событий, спрессованных в единое целое. На основе широкого круга источников и материалов автор детально рассматривает основные перипетии борьбы Сталина против своих политических противников — Троцкого, Зиновьева, Каменева, Бухарина и др. — и раскрывает истоки и причины того, почему именно Сталин оказался победителем в этой жесткой борьбе. В эпицентре внимания находятся такие фундаментальные события тех лет, как индустриализация и коллективизация, вошедшие в историю нашей страны как великий, но слишком крутой перелом в ее судьбах.

Большое внимание уделено теме сталинских репрессий 30-х годов, оставивших неизгладимый след в жизни целых поколений. Автор дает свое объяснение этим репрессиям, освещает наиболее значимые судебные процессы той поры, отвечает на злободневный до сих пор вопрос: почему подсудимые давали признательные показания. В томе освещаются начало и финал «ежовщины» как одной из самых мрачных страниц советской истории. Должное внимание уделено и вопросу о том, в силу каких причин в конце 30-х годов Сталин положил конец масштабным репрессиям и взял курс на консолидацию в обществе. Хотя издавна бытует афоризм, что только у великих людей бывают великие пороки, с его помощью нельзя ни объяснить, ни тем более обелить перед историей и будущим репрессии 30-х годов. Неубедительны и доводы тех, кто находит в истории других стран нечто подобное, полагая, будто исторические аналогии способны быть и историческими индульгенциями. То, что было, нельзя вычеркнуть из летописи истории. Она фиксирует все — и хорошее, и плохое. Важно, однако, чтобы одно не заслоняло другое, поскольку при таком подходе утрачивается истина и панорама исторических событий предстает в искаженном свете.

÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷

---

Сам Рютин — сравнительно второстепенный партийный функционер — за резкие выступления против Генерального секретаря и его политического курса был решением ЦКК в октябре 1930 года исключен из партии. Сталин, внимательно следивший за его делом, пишет Молотову письмо, в котором подчеркивает: «Мне кажется, что в отношении Рютина нельзя будет ограничиться исключением. Его придется, спустя некоторое время после исключения, выслать куда-нибудь подальше от Москвы. Эту контрреволюционную нечисть надо разоружить до конца»[608]. Вскоре Рютин был арестован за «контрреволюционную пропаганду и агитацию». Однако он не прекратил своей борьбы против Сталина. Более того, он ее всячески активизировал, создав группу единомышленников. В 1932 году ими была написана довольно объемистая платформа и обращение к членам партии, в сжатом виде излагавшее основные положения платформы. Среди участников группы, естественно, оказался провокатор, внедренный ОГПУ. И все, разумеется, стало известно Сталину и партийному руководству в целом. Рютин и другие члены его группы подверглись аресту. Через короткий промежуток времени до двух десятков человек были исключены из партии как члены «контрреволюционной группы Рютина». Среди них были Зиновьев и Каменев, у которых нашли текст рютинского обращения, а также некоторые другие деятели партии рангом пониже, но все же довольно известные в партии.

Комментируя этот эпизод биограф Сталина Р. Такер, ссылаясь на книгу Д. Волкогонова, пишет: «Сталин, конечно, прочел обращение и пришел в такую ярость, что никак не мог удовлетвориться арестом Рютина и исключением рютинцев из партии. На заседании Политбюро он потребовал вынести Рютину смертный приговор как террористу. Члены Политбюро молчали, наконец заговорил Киров: «Нельзя этого делать. Рютин не пропащий человек, а заблуждающийся… черт его разберет, кто только не приложил руку к этому письму… не поймут нас люди…» Сталин, вероятно чувствуя, что большинство его не поддерживает, настаивать не стал. Рютин получил десять лет, но этим, конечно дело не кончилось… Позже Рютина привезли в Москву, где давлением и пытками его пытались заставить выступить в роли одного из обвиняемых на открытом процессе по делу о государственной измене. Рютин отказался и был казнен в 1937 г. по личному распоряжению Сталина»[609].

Д. Волкогонов, из книги которого Р. Такер почерпнул приведенную выше версию рассмотрения вопроса о Рютине на заседании Политбюро, излагает обстоятельства дела в несколько ином ключе. Он пишет: «Сталин почему-то быстро согласился… (имеется в виду — согласился с Кировым — Н.К.). Мужественный Рютин получил десять лет и погиб в 1938 году. Но Сталин не забыл: Киров может смело высказывать свое мнение, не считаясь даже, если нужно, с ним»[610]. Здесь приведены, собственно, два несколько различающихся в деталях варианта одной и той же версии. Но суть проблемы не в каких-то разночтениях или мелких деталях, а в том, насколько вообще достоверна эта версия.

Утверждения о том, что в Политбюро произошел чуть ли не раскол и генсек оказался в меньшинстве на протяжении многих лет усиленно муссируются в книгах и статьях, освещающих данный сюжет. Компетентный знаток этого периода советской истории О. Хлевнюк в своей книге убедительно опровергает подобные умозаключения. Он пишет, что они в основном опираются в качестве документального источника на знаменитое «Письмо старого большевика», написанное Б. Николаевским якобы на основе бесед последнего с Бухариным в 1936 году. В этом письме, в частности, утверждалось: «Это было в конце 1932 г., когда положение в стране было похоже на положение времен кронштадтского восстания… Добрая половина страны была поражена жестоким голодом… В самых широких слоях партии только и разговоров было о том, что Сталин своей политикой завел страну в тупик «поссорил партию с мужиком», — и что спасти положение теперь можно только устранив Сталина. В этом духе высказывались многие из влиятельных членов ЦК; передавали, что даже в Политбюро уже готово противосталинское большинство… Неудивительно, что по рукам ходил целый ряд всевозможных платформ и деклараций. Среди них особенно обращала на себя внимание платформа Рютина… Из ряда других платформу Рютина выделяла ее личная заостренность против Сталина… Вопрос о его судьбе решался в Политбюро, так как ГПУ (конечно, по указанию Сталина) высказалось за смертную казнь, а Рютин принадлежал к старым и заслуженным партийным деятелям, в отношении которых завет Ленина применение казней не разрешал.

Передают, что дебаты носили весьма напряженный характер. Сталин поддерживал предложение ГПУ. Самым сильным его аргументом было указание на рост террористических настроений среди молодежи, в том числе и среди молодежи комсомольской… Сталин доказывал, что политически неправильно и нелогично, карая так сурово исполнителей, щадить того, чья политическая проповедь является прямым обоснованием подобной практики…

Как именно разделились тогда голоса в Политбюро, я уже не помню. Помню лишь, что определенно против казни говорил Киров, которому и удалось увлечь за собою большинство членов Политбюро. Сталин был достаточно осторожен, чтобы не доводить дело до острого конфликта. Жизнь Рютина тогда была спасена: он пошел на много лет в какой-то из наиболее строгих изоляторов…»[611].

Аргументы О. Хлевнюка весьма убедительны и сводятся к следующему: «Пока ни один архивный документ не обнаруживает хоть какую-то реальную основу свидетельств Николаевского. Детальное изучение обстоятельств дела в связи с реабилитацией Рютина в 1988 г. также не выявило фактов разногласий в Политбюро… Президиум ЦКК принял постановление об исключении 24 человек как «членов и пособников контрреволюционной группы Рютина — Иванова — Галкина… как предателей партии и рабочего класса, пытавшихся создать подпольным путем… буржуазную кулацкую организацию по восстановлению в СССР капитализма и, в частности, кулачества». ОГПУ поручалось принять против организаторов и участников этой «контрреволюционной группы» судебно-административные меры, «отнесясь к ним со всей строгостью революционного закона». Это постановление Президиума ЦКК от 9 октября было утверждено опросом членов Политбюро 10 октября 1932 г. Сталин сделал в тексте решения Президиума ЦКК лишь незначительные поправки и поставил резолюцию: «Согласен». Ниже в знак согласия расписались Молотов, Каганович, Микоян, Ворошилов и Куйбышев. Отсутствие подписи Кирова в данном случае — не исключение. Киров крайне редко появлялся в Москве и почти не участвовал в работе Политбюро. Можно, конечно, предположить, что судьба Рютина решалась на строго секретном заседании Политбюро. Но упоминаний о таком обсуждении нет и в особых протоколах Политбюро («особая папка»)…»[612].

Полагаю, что здесь излишни какие-либо комментарии: ведь одно дело реальные документы, а совсем другое — досужие вымыслы и тенденциозные предположения. Тем более, что О. Хлевнюка в каких-либо симпатиях к Сталину заподозрить нельзя. Можно сказать — даже наоборот!

Теперь несколько подробнее остановимся на обвинениях, а точнее сказать, на обличениях, содержавшихся в платформе Рютина в адрес главной фигуры нашего повествования. Это, помимо всего прочего, необходимо потому, что в анналах антисталинизма указанный документ занимает отнюдь не второстепенное место.

Прежде всего характеристика Сталина как личности и исторической фигуры, содержавшаяся в платформе Рютина. В ней говорилось: «Сталин, несомненно, войдет в историю, но его «знаменитость» будет знаменитостью Герострата. Ограниченный и хитрый, властолюбивый и мстительный, вероломный и завистливый, лицемерный и наглый, хвастливый и упрямый, — Хлестаков и Аракчеев, Нерон и граф Калиостро — такова идейно-политическая и духовная физиономия Сталина»[613]. Характеристика, что и говорить, более чем хлесткая. Но она пока касается преимущественно черт характера и особенностей личности. Рютин концентрирует главный удар по Сталину как вождю: «Сталин никогда не был настоящим, подлинным вождем, но ему тем легче было в ходе событий превратиться в настоящего диктатора. Свою сегодняшнюю роль он занял не благодаря поддержке масс. Он пришел к своему теперешнему безраздельному господству путем хитрых комбинаций, опираясь на кучку верных ему людей и аппарат, и с помощью одурачивания масс. Он оторван от масс, он не связан с ними, он держится не на доверии масс, а на терроризировании их. Словом, черты современного Сталина — это черты диктатора, а не вождя.

«Работа» по канонизированию Сталина приняла грандиозные размеры. Люди всех рангов взапуски стараются перещеголять друг друга в области «соцсоревнования» на поприще услужения «вождю». Теоретические статьи в журналах превратились просто в ходатайства о повышении по службе и мотивированные подписки о политической благонадежности по отношению к Сталину. Партийная машина «заказ» выполняет аккуратно. Но затея канонизирования все же обречена на явный провал»[614].