Николай Капченко - Политическая биография Сталина. Том 2

• Название: Политическая биография Сталина. Том 2
• Автор: Николай Капченко
• Издательство: ООО «Информационно-издательский центр «СОЮЗ»
• Жанр: История
• Год: 2006
• ISBN: ISBN 5-903-373-02-Х

÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷

Второй том «Политической биографии Сталина» выходит в свет через два года после издания первого тома и посвящен политической и государственной деятельности Сталина в 1924–1939 гг. Этот короткий по меркам истории период стал целой эпохой в жизни нашей страны и в жизни самого Сталина. Эпохой, сотканной из противоречивых событий, спрессованных в единое целое. На основе широкого круга источников и материалов автор детально рассматривает основные перипетии борьбы Сталина против своих политических противников — Троцкого, Зиновьева, Каменева, Бухарина и др. — и раскрывает истоки и причины того, почему именно Сталин оказался победителем в этой жесткой борьбе. В эпицентре внимания находятся такие фундаментальные события тех лет, как индустриализация и коллективизация, вошедшие в историю нашей страны как великий, но слишком крутой перелом в ее судьбах.

Большое внимание уделено теме сталинских репрессий 30-х годов, оставивших неизгладимый след в жизни целых поколений. Автор дает свое объяснение этим репрессиям, освещает наиболее значимые судебные процессы той поры, отвечает на злободневный до сих пор вопрос: почему подсудимые давали признательные показания. В томе освещаются начало и финал «ежовщины» как одной из самых мрачных страниц советской истории. Должное внимание уделено и вопросу о том, в силу каких причин в конце 30-х годов Сталин положил конец масштабным репрессиям и взял курс на консолидацию в обществе. Хотя издавна бытует афоризм, что только у великих людей бывают великие пороки, с его помощью нельзя ни объяснить, ни тем более обелить перед историей и будущим репрессии 30-х годов. Неубедительны и доводы тех, кто находит в истории других стран нечто подобное, полагая, будто исторические аналогии способны быть и историческими индульгенциями. То, что было, нельзя вычеркнуть из летописи истории. Она фиксирует все — и хорошее, и плохое. Важно, однако, чтобы одно не заслоняло другое, поскольку при таком подходе утрачивается истина и панорама исторических событий предстает в искаженном свете.

÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷

---

Безусловно, в корне неверна исходная посылка, будто Сталин видел в Кирове соперника, способного бросить ему перчатку в борьбе за власть. Как было показано выше, по всем параметрам лидер ленинградских большевиков был фигурой отнюдь не того масштаба, чтобы претендовать на обладание высшей властью в партии и стране. Лишь его трагическая смерть послужила предпосылкой для того ореола, которым стали окружать его имя после трагической гибели. И Сталин не был настолько наивен, чтобы не понимать этого. Более того, вождь намеревался еще больше приблизить Кирова к себе, сделав его секретарем ЦК с перспективой перевода на постоянную работу в Москве. Он явно нуждался в людях такого склада, как Киров, и рассчитывал, что с его переходом на работу в Москву удастся усилить общее партийное руководство. Какой же резон был у Сталина устранять своего надежного соратника?

А то, что Киров был таковым, свидетельствуют многочисленные факты, в том числе и приведенные в предшествующих главах. Разговоры о наличии каких-то серьезных разногласий между ними по коренным вопросам политики — не более чем досужий вымысел. Вспомним хотя бы то, что именно Киров предложил принять в качестве резолюции XVII съезда доклад Сталина. Это предложение говорило о многом, по крайней мере о том, что Киров безраздельно стоял на позициях последовательного сторонника и защитника сталинского стратегического курса. Это, разумеется, не исключало возможности каких-то мелких разногласий между ними по отдельным практическим вопросам. Но все это не меняло общей картины.

В контексте сказанного субъективной и малоубедительной представляется аргументация, выдвигаемая Р. Медведевым. В своей книге он писал:

«Киров, хоть и обладал многими чертами, характерными для окружения Сталина, все же как личность во многом отличался от него. Он был прост и доступен, близок рабочим, часто бывал на предприятиях, обладал огромной энергией, ярким ораторским талантом, неплохой теоретической подготовкой. Влияние Кирова в стране росло, и в 1934 г. он был, несомненно, вторым по авторитету человеком в партии. Известно также, что, когда летом 1934 г. Сталин впервые серьезно заболел и возник вопрос о его возможном преемнике на посту генсека, Политбюро единодушно высказалось за кандидатуру С. М. Кирова.

Грубый, властолюбивый, подозрительный и жестокий Сталин плохо переносил возле себя людей ярких и самостоятельных. Растущие популярность и влияние Кирова не могли не вызвать у него зависти и подозрений. Можно с уверенностью сказать, что смерть Кирова не вызвала у Сталина сожаления. Убийство Кирова явилось важным звеном в цепи событий, которые привели в конечном счете к узурпации Сталиным всей власти в стране. Вот почему версия о причастности Сталина к убийству Кирова, которая в 1934–1935 гт. могла показаться невероятной, представляется в настоящее время весьма правдоподобной и с политической, и с логической точек зрения»[824].

Многие из утверждений Р. Медведева выглядят не как объективные аргументы, а скорее как собственные предположения, возводимые в разряд аргументов. Авторитет и популярность Кирова в то время явно преувеличена, он по своему влиянию едва ли был второй после Сталина фигурой. На заседаниях Политбюро, как уже упоминалось, он большей частью отмалчивался (по свидетельству А. Микояна). Вторая после Сталина фигура в руководстве Молотов также, как я писал выше, довольно скептически оценивал политический вес Кирова. Очевидно, в данном случае больше оснований верить Микояну и Молотову, нежели Р. Медведеву. Вызывает серьезные сомнения и утверждение, что Политбюро во время болезни Сталина летом 1934 года высказалось в пользу Кирова как возможного преемника Сталина на посту Генерального секретаря. Сам факт подобного рода мне представляется невероятным — при живом вожде рассматривать вопрос о его преемнике! Все члены ПБ прекрасно знали крутой характер и чрезвычайную подозрительность и мнительность хозяина, чтобы вообще обсуждать данный вопрос. Это явно выходит за горизонты событий той поры. Так что, в целом заключение российского историка (кстати, возможно, одного из наиболее компетентных в данной проблематике) едва ли можно признать убедительным.

В поле зрения имеются и некоторые другие варианты рассматриваемой версии. В частности, теоретически можно предположить, что Сталин дал санкцию на убийство Кирова для того, чтобы создать самый что ни есть благовидный предлог для развертывания всеобщей кампании репрессий в стране. Но, во-первых, Сталин не так уж и нуждался в создании каких-либо предлогов, поскольку сама идея широкомасштабной чистки органически вытекала из его концепции обострения классовой борьбы по мере роста успехов в строительстве социалистического общества. Это, конечно, не противоречит тому, что, коль такой предлог появился, то Сталин не преминул использовать его, что называется, на всю катушку. Во-вторых, сама организация Сталиным убийства члена Политбюро и своего ближайшего соратника — дело отнюдь не такое простое, как пытаются изобразить некоторые биографы вождя. Ведь в реализацию подобного рода «проекта» должно было быть вовлечено определенное число лиц, что создавало угрозу практически неизбежной утечки информации. Идти ради сомнительного дела на потерю своего авторитета Сталин, конечно, не мог. Да и едва ли он рискнул бы положиться на кого-либо в таком грязном деле с непредсказуемыми и неконтролируемыми последствиями.

Но главное состояло в другом. Система власти, в том числе и в отношениях между органами внутренних дел и Сталиным, была такова, что он не мог отдать указание о физической ликвидации члена ПБ. Не только открыто, но и путем намека, как, например, чтобы не чинились препятствия для осуществления террористического акта в отношении намеченного лица. И это, несмотря на то, что Сталин осуществлял не просто строжайший контроль над деятельностью НКВД, но и по существу руководство этим наркоматом. Не случайно Ежов говорил, что органы безопасности непременно улучшат свою работу, «при помощи т. Сталина, который изо дня в день руководит нами (выделено мной — Н.К.)»[825]. Ему же принадлежат слова о том, что: «…нет буквально ни одного мельчайшего вопроса, с которым я не мог бы обратиться к т. Сталину и получить от него совершенно исчерпывающие указания»[826].

О том, что вождь твердо держал все нити управления НКВД в своих руках, говорят многие факты. Это подтвердил в косвенной форме и Ягода, когда впоследствии на февральско-мартовском пленуме возник вопрос о том, могло бы быть предотвращено убийство Кирова. Тогда Ягода заявил: «т. Сталин меня предупредил однажды насчет Молчанова. Он мне прямо сказал, что Молчанов, что-то Медведем от него пахнет, не похож ли он на Медведя? Я ему сказал, что Медведя в нем нет. И к Молчанову трудно было придраться. Человек работал день и ночь. (Сталин. Я сказал: либо он тупица, либо подозрительный человек)…

Если Медведь благодаря плохой охране не смог охранить Кирова, то мы здесь также виноваты. (Голос с места. Какая же охрана, когда вы троцкистов не брали и не арестовывали.) Тем более, что злодей Николаев — убийца Кирова, — заявил, что если бы был один человек при Кирове, он бы не решился стрелять. (Голос с места. А почему у Кирова не было охраны?) Была, но очень плохая, потому что Киров никогда не брал ее, а в этом моя вина, что я не настоял. Но в данном случае аппарат ГПУ безусловно мог бы предотвратить это убийство. Если бы мы не имели Молчанова на секретном отделе, если мы, мы — чекисты, больше бы контролировали, а все эти агентурные данные, которые были у нас в руках, использовали бы вовремя, этого злодейского убийства С.М. Кирова не было бы, и в этом наша самая большая, ничем не поправимая вина. Тов. Ежов говорил о плохом следствии и это правильно. Тов. Сталин беспрерывно в течение всей моей работы указывал на плохое ведение следствия, о порядке допросов. Если бы следствие по делам контрреволюционной троцкистской банды велось так, как нужно было его вести, то даже по одному следствию можно было своевременно вскрыть этот контрреволюционный бандитский заговор»[827].

Приведенные выше выдержки из выступлений руководителей НКВД однозначно говорят о том, что Сталин не только держал под своим личным контролем важнейшие дела, но и непосредственно вмешивался в процедуру ведения допросов и следствия в целом. Делал он это на основе полномочий Генерального секретаря, в прерогативу которого входило осуществление общего надзора и руководства органами внутренних дел. Но все это отнюдь не было равносильно тому, что он был вправе дать указание или же намек на устранение члена Политбюро и секретаря ЦК. Такими полномочиями он не обладал и обладать не мог. Единственное, что он был в состоянии сделать, так это намекнуть Ягоде, чтобы органы НКВД не препятствовали покушению на Кирова. Это было бы равносильно приказу. Однако сделать этого он не мог по той простой причине, что сам в таком случае становился своего рода заложником в руках Ягоды. Возразят: какой, к черту, заложник, если Ягода был у него в руках и во всем следовал указаниям хозяина (как стали называть Сталина в его собственном окружении)? Словом, сам Ягода был заложником в руках у Сталина.